Петька долго ворочался на своём поющем диване, а когда уснул, то увидел во сне Антипу Пророкова, который варил в расписном горшке какую-то траву и кормил белого жеребёнка.
Глава двенадцатаяКакой же Новый год без ёлки?
Ночью Петька несколько раз просыпался. Ему всё чудилась печка на полянке и плач, похожий на музыку. Никогда и ни к кому Столбов не испытывал никакой жалости. Случая не было. Если бы Петьку спросили, какой он, добрый или злой, он не ответил бы.
А сейчас он мучился от нового чувства. Будь он постарше, он бы знал, что это чувство называется состраданием.
Наутро в избе никого не было. Но светило весёлое солнце. Лазер возился, пытаясь поймать пылинки, плясавшие в солнечном луче.
Петька выпутался из одеяла. Встал. В комнате было тепло и весело. Петька впервые заметил, как красиво убрана горница, в которой он спал: белые кружевные занавески на окнах, пёстрые половики, ослепительно белый бок печки, резная лавка, расписной сундук. А на полках старинные синие тарелки, на них диковинные леса, охотники в заморских шляпах, олени с человеческими глазами…
— Лазер! — сказал Петька, глянув в окно. — Это же можно на лыжах побегать.
Он быстро оделся. На столе на листочке в клеточку было написано: «Ушёл. Ешь. Клавдий». Петька быстро выпил молоко. Хлеб спрятал в карман и, схватив в сенях лыжи, вылетел на улицу. Снег сверкал так ослепительно, что Петька даже скривился.
Петька ещё издали заметил оранжевый Катин полушубок. Вокруг неё, как медвежата, копошились закутанные малыши. Визг и смех доносились оттуда.
— Привет!
— Здрасти… — сказала Катя, но голос у неё был совсем невесёлый.
— Ты чего? — спросил Петька.
— Катайтеся! Катайтеся! — сказала девочка насторожившимся малышам. Они покорно влезли в большие санки и покатили с горы.
— Сегодня же тридцать первое, — сказала Катя, — а ёлки нет! И папа уехал в район, там дорогу замело, он разгребает, и когда приедет — неизвестно. А эти, — она кивнула на малышей, — уже пыхтят: «Где ёлка?» Еле уговорила их, что Новый год послезавтра… Без ёлки какой Новый год?
— Это точно! — сказал Петька. — Так в чём дело? В лесу живёте. Пошли — срубим!
— У нас тут близко ёлок нет. Это надо за шесть километров в Касьяновский лес идти.
— Ерунда! На лыжах — два часа езды! — сказал Петька. — Знаешь, я как на лыжах бегаю? Момент — и там!
— Вы дорогу не найдёте! Это далеко и через лес.
— Найду, — загорячился Петька. — По азимуту. Компас есть?
— Нет уж, — вздохнула Катя, — надо вместе идти. Вот малышню домой загоню — и пойдём. Без ёлки им никак невозможно…
— Катя за ёлкой идёт! — закричал её братишка, и они все пропищали «ура». Только тот, кто больше, всё волокся сзади и ныл:
— И я с вами! Меня возьмите!
— Идите по тропинке! — наказала Катина мать. — От леса не отходите, а то так и в болото попадёте!
— А на вас волки не нападут? — со страхом спросил один малыш.
— Да тут волков отродясь не было, — сказала Катя, хотя немножко побледнела.
Они взяли хлеба. Молока в бутылке. Нашёлся и компас. Петька тихонечко скрал с печи спички: «Мало ли придётся костёр разводить».
Катя в тёплых вязаных чулках, в пуховом платке крест-накрест стала совсем круглой и похожей на тех матрёшек, что они разрисовали вчера. Лыжи у неё были старенькие, плохонькие и надевались прямо на валенки. Петька рядом с ней выглядел чемпионом.
— Слушай! — сказал он. — Уж коли мы за ёлкой идём, давай и в каждый дом по ёлке срубим! Всем старикам! А? Пусть у всех будет праздник.
Катя пошевелила губами.
— Не дотащим! — сказала она. — Надо двенадцать штук.
Но не так-то легко было Петьке отказаться от своей идеи. Ему уже виделась деревня, вся убранная ёлками, и сияющие огни ёлок в каждой избе, и как они с Катей ходят из дома в дом и всех поздравляют. И старики смеются, и всем хорошо.
— Слушай! — вспомнил он. — А Орлик? Давай Орлика возьмём!
— Нельзя! Дедушка Клавдий не разрешит.
— Да его нету, деда-то! Он поле своё смотреть ушёл. Когда вернётся он, Орлик уж на месте стоять будет.
— Старенький он, не надо его мучить…
— А кто его мучить будет? Наоборот, пусть старичок свежим воздухом подышит!
Они вывели коня. И задами, чтобы никто не видел, пошли к лесу. Орлик плёлся, понурив голову, и передёргивал шкурой. Они вышли за деревню. Здесь была неширокая, но укатанная дорожка. Петька соорудил петлю, прикрепил к оголовью коня. Орлик, действительно, словно ожил от свежего морозного воздуха. Он вскидывал голову и старался пойти резвее.
— Но! Но, лошадка! — закричал Столбов.
Орлик пошёл тяжёлой стариковской рысью. А Петька и Катя, уцепившись за верёвку, покатились за ним.
Глава тринадцатая«Пропадём!»
Выбрать хорошие, красивые ёлочки оказалось не так просто, всё попадались какие-то однобокие, да кривые, да тощие. «Надо рубить на открытых местах, там они равномерно ветвями обрастают», — решил Петька.
Ненадолго выглянуло солнце. Осветило розовым светом старую берёзу.
— Смотрите! — прошептала Катя. — Глухари!
На дереве сидели огромные иссиня-чёрные птицы с раздвоенными хвостами и красными бровями. Петька глухарей видел только по телевизору, и у него дух захватило от этой картины. Глухари сидели молча, неподвижно.
Вдруг Орлик остановился. Поднял голову и запрядал ушами.
— Что это он? — удивился Петька и потянул коня дальше в лес. Но старик стоял как вкопанный и только недовольно мотал головой и всхрапывал.
— Устал, наверное, — сказала Катя, почему-то опасливо озираясь. Петьке тоже стало не по себе.
— Ничего! Ничего! — сказал он преувеличенно громким голосом. — Ленится просто! Не хочет по снегу идти.
— Не надо его тащить! Он старенький! — заступилась за коня Катя.
— Не надо так не надо! — согласился Петька. — Пусть тут постоит.
Он привязал коня к дереву, но Орлик всё переступал, всё прижимал уши и тряс заиндевевшей шкурой.
Красивые ёлочки попадались реже. Лес как-то заметно стал ниже. Деревья были более корявыми. Между их чёрными стволами по насту стала заметать позёмка.
— Ну, вот и всё! — сказал, разгибаясь, Петька, когда увязал последнюю ёлку в тюк. — Пошли обратно!
Но это оказалось совсем не просто. Петька рассчитывал выйти по следам к тому месту, где стоял Орлик. Но на насте следы были неглубокими, и теперь их начисто замело позёмкой.
Куда ни глянь, меж деревьями струились, шурша, белые снежные флаги.
Петька заметался, пытаясь разглядеть следы, но следов не было.
Уже стемнело. И теперь на снегу вообще ничего не было видно. Катя покорно шла за Петькой, то проваливаясь в снег, то взбираясь на сугробы.
«Заблудились! Заблудились! — смятенно подумал мальчишка. — Нужно как можно дольше не говорить этого Кате». Он совсем задохнулся. Огромный тюк с ёлками мешал ему идти. Но как только они сели отдохнуть, Петьку сразу потянуло в сон.
«Беда! — подумал Петька. — Замерзаем! Ах я болван! — ругал он себя. — Нужно было зарубки на деревьях оставлять, а на следы не надеяться. Нельзя сидеть! Нельзя, — говорил он себе. Но тёплая усталость заставляла его давать себе отсрочку. — Ну вот ещё минуточку посидим, ещё чуть-чуть…»
И вдруг из темноты на них двинулось что-то тёмное, мохнатое.
— Орлик! — вскрикнула Катя. — Нашёл! Нашёл нас! Милый ты мой!
Старый конь тяжело дышал и фыркал. Оборванная верёвка волочилась за ним.
Катя целовала его в покрытые сосульками ноздри, а Петька мигом разделил свой тюк с ёлками на два вьюка, перекинул их Орлику через спину, а чтобы поклажа не свалилась, прихватил её верёвкой на манер подпруги. Где-то он видел такую картинку — то ли у Купера, то ли у Майн Рида…
Неожиданно он вспомнил школу, и ребят из класса, и учителя литературы Бориса Степановича, который говорил когда-то: «Большое твоё достоинство, Столбов, что ты читать любишь! Настанет день — и всё, что ты прочитал, тебе пригодится! Книги — это чужой опыт… И не только жизненный опыт, но и нравственный…»
Последних слов Петька, конечно, не понял, но сейчас подумал, что учитель был прав.
Вот и пригодилось! Не читал бы книжек — вообще бы пропал. Он вспомнил, как пытался растопить печку и подоить корову, и засмеялся: теперь это приключение казалось ему совсем не страшным и даже милым.
Действительно, как дедушка говорит, оставь горожанина в деревне, так он и с голоду помрёт… Ну, не совсем так…
— Многому можно по книжкам выучиться! — сказал Петька.
И ему ужасно захотелось домой. В город. Забраться на диван, включить торшер и читать, читать, читать…
Орлик вдруг храпанул и попятился. Петька удержал его за оголовье, а Катя стала гладить старого коня по дрожавшей шкуре.
— Орлюшко, милый, чего ты сбаламутился, пойдём, а то темно уже.
Но старый конь всё прядал ушами, нервно переступал и всё ловил ноздрями что-то одному ему понятное в морозном ветре. Неожиданно порыв донёс дальний замирающий вой. И в ту же минуту конь скакнул и поволок уцепившуюся за вьюки девочку по сугробам.
— Куда ты, куда?
«Волки, — подумал Петька. — Вот беда». Он чувствовал, как у него холодеет спина.
Орлик рвался и храпел. Катя гладила коня, приговаривая что-то ласковое, но голос у неё был такой, что вот-вот быть слезам.
— Вот что, — сказал Петька. — Давай залезай на коня! Быстрее дело пойдёт!
Катя покорно полезла на вьюки.
«Так, — лихорадочно думал Петька. — Вперёд идти нельзя: там волки. А может, не волки, а ветер воет? Чего тогда конь бесится?»
Орлик опять скакнул и пошёл через поляну тяжёлым стариковским галопом. Катя уцепилась за гриву и моталась из стороны в сторону.
— Петя! Петя! — кричала она.
Петька догнал коня. Успокоил. «А вообще, все великие путешественники в таких случаях доверялись коням. Надо попробовать!»
— Катя! — сказал он. — Держись крепче и ничего не бойся! Орлик вывезет. Иди! Иди! Но! — крикнул Петька коню. Орлик развернулся и быстро пошёл в сторону, противоположную той, откуда они пришли. Он шёл уверенно, словно дорога была ему давно известна. Петька еле поспевал за ним на лыжах. Катя тихонько плакала, и оттого, что она не упрекала, не ругала Петьку, ему было ещё хуже.