К тому времени части Цзо Цзунтана насчитывали 141 батальон-«ин», порядка 70 тысяч солдат, в том числе около 9 тысяч кавалерии. Направлявшиеся в Синьцзян солдаты «комиссара» Цзо получили высокое, по меркам Китая, жалование. Если рядовые гвардейских «восьмизнамённых» частей получали ежемесячно 4 ляна серебра, а рядовые провинциальных войск «зелёного знамени» по 1,5 ляна, то рядовой пехотинец у Цзо Цзунтана получал 4,2 ляна, а кавалерист и того больше – 7,2 ляна. То есть по курсу тех лет рядовой пехотинец у «комиссара» Цзо получал в месяц около 11 рублей ассигнациями, а кавалерист – около 19 рублей.
Перед началом похода Цзо Цзунтан сумел увеличить численность своих войск до 95 тысяч. По меркам Китая, войска «императорского комиссара по военным делам в Синьцзяне» были очень неплохо вооружены – согласно данным российских агентов около 60% имели европейские винтовки, а кавалеристы из «циньбин», личной гвардии Цзо Цзунтана, как и гвардейцы Якуб-бека, также были вооружены многозарядными карабинами Спенсера.
«Императорский уполномоченный комиссар по военным делам в Синьцзяне» Цзо Цзунтан. Портрет сделан русским фотографом Адольфом Боярским в 1875 году
Среди 570 пушек Цзо Цзунтана имелись не только гладкоствольные, но и несколько десятков стальных 4-дюймовых орудий, заряжавшихся с казны. Для оснащения направлявшихся в Синьцзян войск в городе Ланьчжоу на северо-западе Китая был даже построен большой арсенал. Деньги на его оборудование (почти 113 тонн серебра) пришлось занять у англичан под высокий процент.
Вообще, империя Цин в то время, после двух десятилетий гражданской войны с тайпинами и непрерывных мятежей, испытывала жесточайший дефицит финансовых средств. Поэтому значительная часть финансирования похода в Синьцзян шла при помощи займов у британского Гонконг-Шанхайского банка, который предоставил империи Цин на эти цели внушительную для тех лет сумму в 1 608 274 фунта стерлингов.
При этом, пока длилась подготовка к походу в Синьцзян – «Западному походу», или «Сичжен», как его официально именовали в документах империи Цин, – китайские дипломаты расчётливо вели неофициальные, но постоянные переговоры с представителями Якуб-бека, поддерживая в нём надежду, что Пекин вот-вот согласится на признание формального вассалитета и реальной независимости мятежного «Семиградья». Поэтому армия Якуб-бека начиная с 1873 года несколько лет фактически не вела боевых действий против маньчжуро-китайских войск, которые удерживали «стратегический плацдарм» оазиса Хами, надёжно закрепившись в цитаделях Комула и Баркуля.
К весне 1876 года империя Цин была готова начать поход за возвращения Синьцзяна. Более того, к этому времени негласно поддержать «Западный поход» цинских войск согласилась и Российская империя.
«Содействовать китайцам в нанесении ему хорошего удара…»
К весне 1876 года маньчжуро-китайские войска под командованием «имперского комиссара» Цзо Цзунтана были готовы к генеральному наступлению против мятежного Синьцзяна. Начав «Западный поход» в последние дни февраля, к апрелю передовые части империи Цин, преодолев 400 вёрст пустыни, вошли в стратегический «оазис Хами».
Якуб-бек, узнав о походе противника, выступил ему навстречу из столичного Кашгара во главе 13-тысячного отборного войска. В мае 1876 года эта гвардия «Счастливчика», к которой присоединилось ещё 10 тысяч бойцов провинциальных отрядов, сосредоточилась в городке Токсун, в 400 километрах к западу от «оазиса Хами». Городок располагался на главной караванной тропе, ведущей в глубь Восточного Туркестана. Якуб-бек рассчитывал здесь, на удобных и хорошо подготовленных позициях, отразить удар войск империи Цин…
В эти же дни в пяти тысячах вёрст к северо-западу от разгоравшейся схватки за Синьцзян, в Санкт-Петербурге, в здании Главного штаба напротив Зимнего дворца, проходило совещание высших чинов Российской империи. Обсуждали именно судьбу Восточного Туркестана. Архивные документы содержат точную формулировку повестки дня: «Сохранение в Кашгаре господства нынешнего владетеля или, напротив, ниспровержение его и восстановление власти китайского правительства».
О том, какое значение придавалось далёким событиям в центре Азии, свидетельствует состав собравшихся: военный министр Дмитрий Милютин, товарищ (заместитель) министра иностранных дел тайный советник Николай Гирс, туркестанский генерал-губернатор Константин фон Кауфман, генерал-губернатор Западной Сибири Николай Казнаков, начальник Главного штаба генерал-адъютант граф Фёдор Гейден, его помощник генерал-лейтенант Григорий Мещеринов, вице-директор Азиатского департамента МИД, действительный статский советник Александр Мельников и заведующий Азиатскими делами Главного штаба полковник Александр Проценко.
Среди собравшихся были лица, прекрасно знавшие обстановку в центре Азии. Именно генерал-адъютант Кауфман всего несколько лет назад присоединял к Российской империи Бухару, Хиву и Коканд. Полковник Проценко ранее неоднократно бывал в экспедициях на окраинах Синьцзяна и к тому времени уже 15 лет занимался организацией военной и политической разведки в Центральной Азии. В качестве эксперта по Китаю к работе заседания привлекли генерал-майора Михаила Венюкова – в прошлом сыгравшего немалую роль в присоединении к России бывших владений империи Цин на Амуре и в Приморье, не раз бывавшего в Китае именно с целью изучения его армии и политики.
Вопрос о судьбе огромного пространства в центре Азии не был простым. Якуб-бек изначально был противником России, до воцарения в Синьцзяне он, как военачальник Кокандского хана, не раз воевал с русскими. Более того, в 1868 году «Счастливчик» заключил официальное соглашение с эмиром Бухары о совместной войне против России и даже собрал в Турфане 9 тысяч воинов для вторжения в новые российские владения на территории Киргизии. Открытую войну Якуб-бека против России предотвратил быстрый разгром русскими войсками Бухары и временное прекращение русско-кокандского конфликта.
У туркестанского генерал-губернатора Кауфмана тогда возникла мысль завоевать отколовшийся от Цинской империи Восточный Туркестан русскими отрядами, но под знаменем кокандского хана. Монарх Коканда Худояр-хан в то время как раз стремился упрочить свою шаткую власть при помощи союза с Россией. По замыслу Кауфмана переход Синьцзяна под номинальную власть Кокандского ханства должен был не только свергнуть враждебного Якуб-бека, но и стать промежуточным этапом на пути поглощения Российской империей всего гигантского Туркестана, Восточного и Западного. Этому способствовали и экономические факторы – караванная торговля Синьцзяна в то время была завязана не на Китай, а на становившуюся российской Среднюю Азию.
В 1871 году двухтысячный русский отряд под началом генерала Герасима Колпаковского занял немалый кусок земель на северо-западе Синьцзяна, в долине реки Или, где восставшие против империи Цин уйгуры и дунгане сначала вырезали несколько десятков тысяч китайцев, маньчжуров и калмыков, а затем начали резать друг друга. Благодаря всеобщей междоусобице туркестанский генерал-губернатор Кауфман малыми силами легко упразднил возникший здесь «Таранчинский султанат» и образовал так называемый «Илийский край» под протекторатом России.
Царь Александр II поспешил успокоить империю Цин, направив русскому послу в Пекине предписание разъяснять эту политику следующим образом: «Вмешательство наше в дела Западного Китая имеет единственной целью оказать содействие китайцам к восстановлению их власти в отторгнутых западных провинциях…» В реальности Петербург выжидал, как будут развиваться события в Китае и Синьцзяне, – станет ли Пекин возвращать утерянные владения в центре Азии либо откажется от них. Напомним, что в то время верхи империи Цин вели жаркую дискуссию именно об этом, немало влиятельных лиц в Пекине, учитывая страшный кризис в государстве после восстания тайпинов и «опиумных» войн, предлагали отказаться от Синьцзяна, ограничившись формальным признанием вассалитета со стороны Якуб-бека.
Но к весне 1876 года стало понятно, что империя Цин от Синьцзяна не отказалась и готова к борьбе за него. Изменились и некоторые приоритеты во внешней политике России – после начавшихся годом ранее антитурецких восстаний на Балканах в Петербурге почти не сомневались в скорой войне против Османской империи. Берега Чёрного и Средиземного морей интересовали правительство Александра II куда больше, чем далёкие пустыни Синьцзяна. Это и решило судьбу Восточного Туркестана, который стали рассматривать исключительно в свете надвигающейся войны с турками и постоянного «холодного» конфликта с Британской империей.
Якуб-бек к тому времени официально считался вассалом Османского султана, признав его «халифом» и получив из Стамбула титул «эмира». Исламистские и антирусские вкусы владыки Синьцзяна, равно как и его амбиции в отношении мусульман Средней Азии, секретом не были. Это означало, что в случае войны с Турцией Россия получит на своих ещё не освоенных среднеазиатских границах 45-тысячное враждебное войско с приличным количеством английских винтовок.
Ситуацию эмоционально обрисовал генерал Михаил Венюков: «Только Россия является препоной честолюбивому эмиру в его стремлении основать большое мусульманское государство в Средней Азии… С нашей стороны, конечно, нет никакого резона содействовать осуществлению его планов и, напротив, должно желать, чтобы усилению Еттишара был положен, наконец, предел. Всего бы лучше, по-видимому, было содействовать китайцам в нанесении ему хорошего удара с востока, для чего достаточно упрочить их положение в Чжунгарии и Хами и снабдить их оружием и другими военными запасами. Китайцы – соседи испытанного миролюбия и притом имеют одинаковый с нами интерес в Средней Азии: сдерживать волнения номадов, столь вредных для их оседлых соседей. Их соседство в Кашгаре было бы выгодно для нас уже потому, что заслонило бы нас от британской Северной Индии, откуда идут не только неприязненные нам внушения Якуб-беку, но и оружие, далеко превосходящее луки со стрелами и фитильные ружья среднеазиатцев…»