Изначально китайское командование не планировало атаковать Урумчи, будучи уверенным, что за его стенами укрепился серьёзный гарнизон. Поэтому, согласно разработанным Цзо Цзунтаном планам кампании 1876 года от Гумуди главные силы империи Цин должны были двинуться прямо на запад, вдоль северной границы Синьцзяна с азиатскими владениями России. Целью этого удара должен был стать лежащий в трёх дневных перехода город Манас, в районе которого с весны действовали «туаньлянь» (партизанские отряды из китайских и маньчжурских колонистов, недорезанных мятежными дунганами и уйгурами).
Но занявшие 18 августа крепость Гумуди маньчжурские генералы Лю Цзиньтан и Цзинь Шунь проявили необходимую инициативу – узнав об отсутствии в Урумчи войск Якуб-бека, они не стали терять время на согласование с высшим командованием и бросили свои батальоны форсированным маршем к стенам города. Утром 19 августа 1876 года 15 тысяч солдат империи Цин атаковали Урумчи и быстро захватили его.
Этот удар фактически выводил китайские войска в тыл основным силам Якуб-бека, сосредоточившимся в «Турфанском оазисе», прямо к западу от «Оазиса Хами», из которого владыка Синьцзяна всё ещё ждал лобовой удар армии «комиссара» Цзо. К счастью для Якуб-бека, захваченный Урумчи отделял от Турфанской низменности горный хребет Тянь-Шаня с единственным удобным перевалом, который контролировала крепость Дабаньчэн. «Счастливчик» успел до появления китайских авангардов занять её своим гарнизоном, отправив на перевал 800 бойцов с современными винтовками и двумя нарезными пушками. Но всё, что лежало к северу от перевала, становилось для Якуб-бека потерянным.
Войска Цзо Цзунтана, оставив 6-тысячный заслон на перевале у крепости Дабаньчэн, двинулись далее на запад, к городу Манасу. Оставшись без поддержки хорошо вооружённых «сарбазов» и «джигитов» Якуб-бека, повстанческие отряды уйгуров и дунган сопротивлялись отчаянно. Битва за Манас растянулась на месяцы.
Только в первой половине октября 1876 года маньчжуро-китайская артиллерия сумела пробить две бреши в крепостной стене по 5–6 метров. Но несколько попыток лучших частей Цзо Цзунтана ворваться через проломы на улицы Манаса были отбиты. И тогда «Императорский уполномоченный комиссар по военным делам в Синьцзяне» Цзо Цзунтан предложил запершимся в городе дунганам амнистию в обмен на капитуляцию.
Осаждённые к тому времени уже не надеялись на какую-либо помощь от Якуб-бека и предпочли поверить китайцам. 6 ноября 1876 года повстанцы с семьями вышли из Манаса. Генерал Цзинь Шунь, ранее удачно взявший Урумчи, докладывал главнокомандующему Цзо о последовавших событиях так: «Утром 21-го числа 9 месяца (6 ноября в китайском исчислении) около трёх тысяч дунган разного пола и возраста вышли из крепости через западные ворота под охраной вооружённых воров… Наши войска, обрушившись со всех сторон, убивали их. Не давали бежать ни одному. Спрятавшиеся в городе воры были найдены и умертвлены».
Сам Цзо Цзунтан следующим образом донёс в Пекин о случившимся в Манасе: «После 60-дневной осады воры были доведены до крайности. 21-го числа 9-го месяца из крепости вдруг вышла толпа якобы для того, чтобы сдаться. После восхода солнца они стали пробивать кольцо окружения и собирались бежать…»
Помимо уничтожения живых повстанцев, солдаты Цзо Цзунтана в захваченном Манасе выкопали из могилы останки «Давут-Халифа», умершего за 5 лет до описываемых событий. Этот бывший чиновник империи Цин и китайский мусульманин по имени То Дэлинь был главой одного из религиозных братств исламистов. Именно он возглавил первый антицинский мятеж в Урумчи в июле 1864 года и считался китайскими властями едва ли не главным зачинщиком всех потрясений в Синьцзяне. Выкопанный труп по приказу Цзо Цзунтана демонстративно изрубили на мелкие куски.
«Зима не принесла с собой усиления войск Якуб-бека…»
К исходу 1876 года войска империи Цин заняли почти всю Джунгарию, т. е. северо-западную часть Синьцзяна. Находившиеся непосредственно в подчинении Якуб-бека почти 40 тысяч бойцов так и остались в странном бездействии. К удивлению даже ближайших соратников, глава непризнанного государства «Йеттишар» так и не предпринял никаких активных действий. Хотя Якуб-беку предлагали сулившие успех планы – например, провести демонстративную атаку на «оазис Хами» и тем временем попытаться перерезать коммуникации китайских отрядов, несколько месяцев осаждавших Манас.
Хорошо вооружённые современными винтовками регулярные «сарбазы» (пехотинцы) и «джигиты» (кавалеристы) Якуб-бека могли бы существенно потрепать наступающие отряды Цзо Цзунтана. Но «Счастливчик» оставался в бездействии, странном для всех, кроме узкого круга дипломатов и разведчиков.
Дело в том, что один из самых доверенных лиц владыки Синьцзяна, Саид Якуб Хан, отправился через Стамбул в Лондон, рассчитывая на посредничество могущественной Британской империи. Сам Якуб-бек всё ещё чувствовал себя уверенно, ведь китайские войска разгромили лишь отряды дунган и уйгуров, ставшие его союзниками только перед лицом общего врага, а до этого не раз воевавшие против самозваного главы Синьцзяна. Захват Урумчи и Манаса вызвал массовое бегство местного населения в районы, контролируемые Якуб-беком. Этих беглецов «Счастливчик» без труда вербовал в своё войско, к концу года увеличив его на 10 тысяч новых солдат.
С наступлением зимы прекратили активные действия и войска Цзо Цзунтана. Во-первых, штурмовать в холода высокогорные перевалы было безумием. Во-вторых, недавно переживший разгром «опиумных» войн Пекин был вынужден прислушаться к недвусмысленным сигналам из Лондона. В столицу Британии на переговоры с представителем Якуб-бека отправился цинский дипломат Го Сун-Тао. Кстати, это было первое посольство маньчжурского Китая в Западную Европу, а сам «цзиньши» (профессор) Го был по совместительству известным в Поднебесной историком.
Пекин откровенно побаивался Лондона, кроме того, верхи империи Цин всё ещё не были уверены и в победном исходе столкновения с основными силами Якуб-бека. Переговоры в столице Британии решили вести на всякий случай – чтобы не обострять отношения с англичанами и, одновременно, чтобы и далее не провоцировать Якуб-бека на активные действия. Цзо Цзунтан даже направил из Урумчи к «Счастливчику» парламентёров с предложением в обмен на перемирие выдать цинским властям всех повстанцев-дунган, бежавших в Синьцзян после разгрома мусульманских восстаний в китайских провинциях Шэнси и Ганьсу.
Якуб-бек, естественно, не пошёл на выдачу «язычникам» своих собратьев по вере, но ещё более убедился в правильности своей выжидательной стратегии. Однако холодная зима с 1876 на 1877 год показала, что «Счастливчик» обманывает сам себя. Зима была тяжёлой для обеих сторон, но регулярные войска империи Цин могли опираться на ресурсы далёкого Китая и поставки продовольствия из российских владений в Средней Азии. Тогда как огромная, по местным меркам, армия Якуб-бека, сосредоточенная в Турфанской долине и окрестностях, зимой столкнулась с проблемами снабжения.
Как писал полковник Алексей Куропаткин (будущий главнокомандующий в Русско-японской войне), в 1876–1877 годах не раз побывавший в Синьцзяне: «Зима не принесла с собой усиления войск Якуб-бека… Положение войск на передовой линии было бедственное, большая часть стояла в палатках при морозах до 20 градусов, не имела достаточно тёплой одежды и почти не имела топлива».
К трудностям снабжения добавился и упадок духа. Рядовые бойцы и офицеры и даже высшие военачальники Якуб-бека не понимали, отчего «Счастливчик» не предпринял никаких действий, чтобы помешать китайцам захватить почти всю Джунгарию. Большая политика в виде переговоров в Лондоне оставалась глубокой тайной. Да мусульманские повстанцы, жившие ещё средневековыми понятиями, и не приняли бы такие «геополитические» манёвры.
Полковник Куропаткин так описывал состояние армии Якуб-бека к весне 1877 года: «Что же касается нравственного духа, то он ухудшался. Дезертирство всё усиливалось и стало захватывать в свои ряды личности, в верности которых Якуб-бек всего менее был способен сомневаться…»
На фоне военных трудностей сказалось внутреннее напряжение в «государстве» Якуб-бека, где все местные уроженцы были недовольны деспотичной властью «Счастливчика», опиравшегося преимущественно на своих соплеменников, узбеков-«андижанцев». Первыми к китайцам стали перебегать те, кто ранее служил на чиновничьих должностях в цинском Синьцзяне. Таким перебежчикам «императорский комиссар» Цзо Цзунтан возвращал прежние чиновничьи звания и даже раздавал высокие должности во всё ещё подконтрольных Якуб-беку районах.
В самом начале 1877 года к китайцам перебежал отряд в четыре десятка «отборных джигитов», сопровождавших полевую казну Якуб-бека. Естественно, дезертиры ушли вместе с казной. К весне к китайцам бежал даже родной брат того человека, которого Якуб-бек послал на секретные переговоры в Лондон. Этого перебежчика по имени Хамиль-хан китайцы наградили деньгами и отпустили жить на нейтральную территорию, в Ташкент, ставший к тому времени русским.
«Всего с 1876-го по февраль 1877 года, – пишет Куропаткин, – дезертировало до 400 человек. Кроме потери казны, кроме бегства нужных ему людей, Бадаулета (Счастливчика) зимою постигло новое несчастие. Устроенный им по дороге из Токсуна в укрепление Даванчи (Дабаньчэн) в урочище Сиапур склад продовольственных запасов и пороха сгорел дотла. В складе было собрано до 80.000 чариков (свыше 147 тонн) муки и до 17.000 чариков (свыше 32 тонн) крупы. Причина пожара неизвестна. Подозревали умышленный поджог».
«Их желание отхватить кусок от нашей страны…»
В начале 1877 года в Урумчи располагалось всего шесть тысяч китайских солдат. Якуб-бек усилил до двух тысяч гарнизон крепости Дабаньчэн, запиравший горный перевал, ведущий из Урумчи в тыл его основных сил в Турфанской долине, и считал себя в полной безопасности на этом направлении. «Счастливчик» всё ещё ждал со стороны китайцев удара в лоб от «оазиса Хами» и надеялся на переговоры в Лондоне.