— А за что же вас уволили?
— Для вашего колхоза я оказался очень дорогим.
Точно такой же вопрос и почти такой же ответ прозвучали в кабинете председателя.
— За что же вы его уволили? — спросил Климова Захар Найденков, смуглый расторопный кладовщик колхоза, которого председатель метил на место сбытчика.
— Слишком уж он дорог для нас, — ответил Климов. — Я думаю, вы согласитесь то же самое делать рублей за сто, не считая командировочных?
— Смешно вы говорите, Иван Дмитриевич. Ведь тут надо понимать, а я что? Михаил-то Семеныч опытный. У него все на мази. А я как голый.
— И у вас будет все как на мази. Новых договоров мы не будем заключать, так что вам и заказчиков новых искать не надо. Будете только продлевать старые. Адреса этих шарашкиных артелей есть. Ничего мудреного.
— Не знаю, прямо не знаю...
— И знать нечего. А сейчас идите к сбытчику и все адреса, договора, куда, чего разузнайте и действуйте.
— Как-то неудобно... — Захар Найденков поскреб небритую щеку. — Да и зачем это мне?
— Ну вот, опять двадцать пять! Надо! Понимаете — надо! Что же будет, вы откажетесь, другой откажется, куда это годится! И построже с ним, потому что с вас будет спрос.
— Да ни к чему мне, честное слово! Ну его к ляху! — неожиданно вскричал кладовщик. — Какой я, к черту, сбытчик!
Но председатель не стал его слушать, углубился в чтение какой-то бумаги. Потом зазвонил телефон, и он стал с кем-то разговаривать. Захар Найденков постоял, поскреб еще раз небритую щеку, подумал, что надо бы побриться, тем более теперь, когда назначен заведующим производством подсобного цеха, и, понимая, что дело с ним уже решенное, побрел из кабинета.
— У меня договоров нет, они в бухгалтерии, — сказал ему Михаил Семенович, как только он заикнулся о сдаче дел. — И адреса там. У меня ничего нет.
— Ну, может, что присоветуете мне... Вы уж простите меня. Я и сном-духом не ведал. Вызывает сегодня прямо из кладовой Иван Дмитриевич, я думал, по какому такому делу, а оно вот какое дело...
— Какая мне разница. Не вы, Захар Афанасьевич, так был бы другой. Но я не знаю, чем могу быть вам полезен. Я все документы сдаю в бухгалтерию, Продукция в цеху. Но там ответственный за все бригадир.
— Тогда чего же мне от вас принимать? Чего-то принять должен я.
— Мне сдавать нечего. И советовать нечего. А вообще-то я еще некоторое время побуду здесь, так что приходите, спрашивайте.
— За это спасибо. Непременно, ежели что... — Захар Найденков неумело поклонился и заспешил в цех, толком еще не понимая, хорошо или плохо, что приключилось с ним в это утро. Жил себе, жил человек, выдавал стекло, фанеру, гвозди, олифу, клей, краски и прочую москатель — и во сне не чуял, что станет на место сбытчика. Найденков удивлялся, но удивляться, собственно, было нечему — такова уж была заведенная в районе практика. Так направили Климова на новую работу, так Климов направил на новую работу Захара Найденкова. И ничего тут удивительного не было. Для Климова. Но не для заклиновцев. Как только они узнали, что сбытчик снят и на его место поставлен Найденков, так сразу же остановили свои станки и обступили нового зава.
— Тебе чего в этом деле? — спросил Найденкова Николай Васин. — Зачем вскочил на место Михаила Семеновича?
— А чего я мог, ежели председатель приказал, — поеживаясь под суровыми взглядами токарей, ответил Захар Найденков.
— Смотри какой исполнительный. Ты брось, давай начистоту! С какой такой стати тебя к нам кинули?
— Да ты что? Я и сном-духом не ведал, вызвал меня Иван Дмитрич и говорит, что сбытчик уволен, и велел мне тут же от него дела принимать. Я ж отказывался, да разве он слушает. А по мне, провались ты и работа такая!
— За что уволен Михайла Семеныч?
— Денег много получал. Одних отпускных ему причитается около восьмисот рублей, — словно оправдываясь, сказал Захар Найденков.
— Ни хрена! — воскликнул Сеня Кудимов, в прошлом тракторист. — Это мне надо четыре месяца вкалывать за такие-то деньги.
— За какие такие, за малые, что ли? По двести рублей когда ты, где получал? Ежели б не Михаил Семенович, никто б из нас не видал таких заработков, а теперь добро! Чего ж нам пялиться на его деньги!
— А тебе сколь положено? — спросил Найденкова высокий костлявый старик Самсонов, тот самый, который в молодости играл на сцене. Он спросил и тут же закашлял и согнулся до земли.
— Сто!
— И то много! — махнул рукой Самсонов. — Кладовщиком-то сколь получал?
— Да провались ты и с делом таким! Больно мне надо! Председатель велел, а я что? — вскричал Найденков.
— Председатель. Он наприказывает! — наскочил на него Самсонов и тут же согнулся до земли от нового приступа кашля. Откашлявшись и отхаркавщись, добавил: — И черт приносит их на нашу шею. Не спросют, не посоветуются, а шлют. Примай, и никаких веревок. Жизня!
Николай Васин вытер руки ветошкой, снял передник и пошагал из цеха. Ему непременно надо было узнать все досконально. Почему и за что уволен Михаил Семенович? Что за чертова жизнь на самом деле! Увольняют, принимают какие-то решения и ни с кем не обсудят, словом не перекинутся. Прав Петька Самсонов, ей-ей прав! Вертят как хотят, только успевай поворачиваться. Карусель, а не линия!
Михаила Семеновича он застал дома, тот читал какую-то толстую книгу.
— Почему вы спрашиваете меня? Спрашивайте вашего председателя, — сказал он Васину, присевшему на порожек. — Получаю много денег? Но я не позже как на прошлой неделе поднял с земли две тысячи и отдал колхозу. Только нагнулся — и все, нате! Пусть будет, как хочет товарищ Климов.
— Что Климов? Он наломает дров и умотает. Не первый такой, а нам жить. Ой, худо это! Только-только начали жить по-людски, и вот на тебе. Но я этого дела так не оставлю. Я пойду к парторгу. Чего она думает? Чего она попустительствует! Это мы тоже можем. Знаем не только свои обязанности, но и права, хотя с нами и не считаются. Знаем!
Михаил Семенович довольно спокойно выслушал всю эту речь, не очень-то веря в боевую настроенность оратора, а точнее, зная, что весь его боевой дух только до дверей кабинета председателя, если не до калитки. Но на всякий случай подбодрил Николая Петровича:
— Конечно, кто же, как не вы, может замолвить за меня слово. А что касается денег, так ведь сколько я договоров заключал, столько и премиальных. Разве я знал, что надо меньше? Я о таком не думал. Исходил из интересов колхоза. Если б не было столько договоров, разве так бы вы жили..
— Какой разговор! И долдонить нечего. Добро, ой добро стали жить, и опять на́ вот тебе, все летит. Но это мы еще посмотрим. Еще поглядим!
Он стукнул кепкой о колено, лихо накинул ее на затылок и зашагал к парторгу. Конечно, в контору он вошел не таким боевитым, каким был у Михаила Семеновича, но все же не уронил своего достоинства, когда распахнул дверь в канцелярию, где сидела Зоя Филипповна.
— Здравствуйте, Зоя Филипповна! — громко сказал он еще у порога и приложил руку к кепке. И, только уже после этого снизив громкость, спросил: — Это что же делается? Как-то вроде и нехорошо, товарищ парторг.
— А что такое? — спросила Зоя Филипповна и оглядела все лицо Васина, словно что отыскивая на нем. — Да вы садитесь.
Васин сел на краешек стула.
— Интересуюсь не только я, но и ребята из цеха, это за какие такие дела сбытчика уволили? Почему по такому?
— Распоряжение председателя.
— Понятно, не мое. А вы что, согласные? — уловив в тоне Зои Филипповны намек на усмешливость, спросил Николай Петрович.
— Конечно, зарплата у Михаила Семеновича страшно завышенная.
— Ну так, а вы потолковали — может, он согласный на меньшую? Зачем увольнять-то сразу?
— Это вы правы... Действительно, может, он согласился бы и на меньшую зарплату. Идемте к председателю. — Она живо собрала бумаги, сунула их в ящик стола и, поправив волосы, пошла впереди Николая Васина. Он поспешил за ней, стараясь подладиться под ее мелкий шаг.
— Очень хорошо, Иван Дмитриевич, что мы вас застали, — сразу же начала Зоя Филипповна, как только вошла к Климову.
— Что такое? — недовольным голосом спросил Климов, глядя на оживленное лицо Зои Филипповны.
— Говорите, товарищ Васин.
— Так я же вам все обсказал, теперь вы это самое... не ожидая, что ему придется докладывать председателю, в замешательстве сказал Николай Петрович.
— Говорите, говорите...
— Ну, тогда вот, хотелось бы узнать, товарищ председатель, почему же вот это такое, увольняете людей и ни с кем не советуетесь...
— Каких людей?
— Да вот Михаила Семеновича.
— А зачем он нам такой дорогой? Я полагаю, Найденков прекрасно справится с работой и в колхозной кассе останется порядка трех тысяч экономии в год. Это что, вас не устраивает?
— Не об этом речь. Но только и Михаил Семенович мог бы за такие деньги, как и Найденков, работать бы.
— Он отказался. Я говорил с ним.
— А-а... Я этого не знал. Он не сказал мне.
— Так о чем мне советоваться?
— Да нет, тогда все ясно... чего уж... Извините, — неловко отступил к дверям Николай Петрович.
— А вы что хотели сказать? — спросил Климов Зою Филипповну.
— Товарищ пожаловался мне. Вернее, обратился, вот я и хотела все сразу же выяснить. И пришла к вам. Тем более что и для меня было совершенно неизвестно, что Михаил Семенович не согласился на ваши условия. Если бы я знала, то, естественно, сама бы все объяснила товарищу, но я не знала, поэтому и пришла.
— Вот что, чтобы по мелочам мне вас не информировать, давайте ваш стол сюда, ко мне в кабинет. Будете здесь работать. Заодно и ко мне лучше присмотритесь, а я к вам. Товарищ, помогите перенести стол, — сказал Климов Николаю Васину.
— Есть! — с готовностью ответил тот и поспешил из кабинета за столом парторга, в душе ругая себя за то, что сунулся не в свое дело. Будто не знает, что начальство всегда объяснит так, что и крыть нечем. Если б был в курсе, тогда другой резон, а то, вишь, и парторг-то не знает, так куда ж тут такому, как он, который торчит целыми днями в цеху да дома. Откуда ему знать все тонкости-то! А и сбытчик тоже хорош. Нет чтобы все досконально передать, что, мол, отказался от меньшей зарплаты, — так нет, молчит, будто огурец в рот сунул, Только человека ставит в неловкое положение, черт толстый! Ну, хрен с ним...