— Выбрось это, — посоветовал, не подымая головы, Аканэ.
— Вот уж нет, — возразил Кенет, и Аканэ резко взметнул голову; глаза его вновь полыхнули сухим черным огнем.
— Я ее лучше закопаю, — пояснил Кенет. — Не ровен час, наткнется кто-нибудь на эту гадость.
Аканэ обмяк, веки его примкнулись.
— Прости, малыш, — одними губами произнес он.
— За что? — обалдел Кенет.
— За то, что мне случалось усомниться в тебе. Ты настоящий воин.
— Но, учитель... у меня же ничего не получается...
— У тебя получается главное, — свирепо отрезал Аканэ. — Ты не принимаешь врага за друга и ничего не делаешь, не подумав: а что из этого выйдет?
— А разве можно по-другому? — удивился Кенет.
— Я Инсанну знаю в лицо, хотя он меня — нет. Как ты думаешь, откуда? — ответил Аканэ вопросом на вопрос.
Кенет не стал догадываться, ни даже пожимать плечами. Он был убежден, что ответ последует из уст самого Аканэ.
— Я уже видел Инсанну, — медленно произнес Аканэ. — При схожих обстоятельствах. У меня был один ученик...
Аканэ стиснул зубы, словно чтобы сдержать рыдание. Внезапно он схватил Кенета за руки, притянул к себе и порывисто обнял.
— Я очень за тебя испугался, — сдавленно повторил он.
Если бы Кенет и Аканэ еще немного помедлили в «Весеннем рассвете», то непременно столкнулись бы с Кенро. Предсказанная ему поездка удалась, более того: он получил награду. По его мнению, большую, нежели заслужил: изрядная сумма денег, округливших его кошелек, не могла быть сообразна легкой приятной поездке, за которую ему и было уплачено. К тому же возвращался он в компании мудрого и приятного собеседника. Словом, отдохнул Кенро в полное свое удовольствие, а наградили его, словно он совершил невесть какой подвиг. Но уж если князю Юкайгину так угодно, спорить с ним не приходится. Самое разумное — взять награду и отправиться восвояси, что Кенро и сделал. И пока Кенет и Аканэ беседовали в лесу, Кенро отмечал свое возвращение в «Весеннем рассвете».
А человек, за которым он ездил по княжескому приказу, даже не пожелал отдохнуть с дороги. Едва успев ответить поклоном на поклон князя Юкайгина, старый волшебник перешел к делу.
— К сожалению, я не смогу остаться в городе надолго, — предупредил он князя.
— Я на это и не рассчитывал, — смиренно признался князь. — К тому же я не знаю, стоило ли мне вас беспокоить. Наместник Акейро говорил, что, пока Инсанна жив, никто и ничто не вернет ему здоровья.
— В общем, он прав, — кивнул маг. — Разве что нашелся бы волшебник, равный Инсанне по силе или даже сильнее. Если бы он согласился находиться при господине наместнике неотлучно, болезнь могла бы отступить. Во всяком случае, на время.
— Но ведь равных Инсанне нет! — почти выкрикнул Юкайгин. — Что уж говорить о более сильных. Неужели больше ничего нельзя сделать?
— Отчего вы так беспокоитесь? — мягко спросил маг. — Ведь его здоровье остается неизменным?
— А надолго ли? — возразил Юкайгин. — Мне так все и кажется, что его ветром сдует. Даже и сейчас. С больницей у него все получилось на редкость удачно... да вы, наверное, слышали?
— Слышал, — утвердительно произнес старый маг.
— Ну вот. Задуманное получилось, все прекрасно, он счастлив, он просто в восторге — о чем тут беспокоиться? А мне страшно. Веселый, глаза блестят, щеки румяные — а как дотронусь до его горячей руки, так сердце сожмется.
Юкайгин замолчал: с лица мага исчезло всякое подобие улыбки.
— Очень горячие руки? — отрывисто спросил волшебник.
— Очень. Я думал сначала, что у него лихорадка, но что-то не похоже: ни слабости, ни усталости. Веселый, шутит, улыбается...
— И часто вы его видели в таком хорошем настроении? — поинтересовался волшебник.
— Да пожалуй, никогда, — подумав, ответил князь Юкайгин. — Не знай я, что он почти не пьет вина, решил бы, что он постоянно немного навеселе. У него никогда еще все так хорошо не складывалось.
— Лучше некуда, — проворчал волшебник. — Когда он должен к вам прийти?
— Да уже должен был быть, — недоуменно ответил князь. — Странно, что он опаздывает. Это не в его привычках.
Старый маг вскочил так стремительно, что князь Юкайгин не успел даже заметить его движения: только что волшебник сидел, и вот он уже на ногах.
— Идем! — повелительно крикнул маг. — Может быть, еще успеем!
Князь Юкайгин был слишком потрясен, чтобы отдавать приказания, но этого и не потребовалось. Едва взглянув на его лицо, распорядитель позвал три команды носильщиков. Обычно паланкин князя несли по городу с неторопливой важностью. На сей раз жители Сада Мостов могли видеть, как носильщики с княжеским паланкином стремглав несутся по направлению к дворцу наместника, а следом бегут еще две команды, готовые сменить собратьев по ремеслу, едва те начнут выказывать малейшие признаки усталости. Княжеский паланкин проделал дорогу вчетверо быстрее обычного, и как бы ни был встревожен старый князь, как ни спешил, он не преминул бросить носильщикам кошелек с серебром в награду за небывалое усердие. Носильщики еще не успели возблагодарить господина за щедрость, а князь уже вбежал во дворец. Никто не пытался чинить ему препятствий вроде: «Одну минуточку, ваша светлость, я сейчас доложу, что вы изволили прибыть». Давно миновали те времена, когда юный наместник заставил бы не в меру властного князя потомиться в ожидании с полчаса, да и выражение лица старого князя вряд ли располагало к попыткам остановить его. Однако у дверей в личные покои наместника князя все же попытались остановить.
— Никак нельзя, ваша светлость, — в ужасе лепетал слуга, пытаясь поклониться ниже пола. — Его светлость не велели. Если я кого пущу, он меня... да вы его знаете, ваша светлость! Смилуйтесь!
Юкайгин слегка растерялся: он действительно знал Акейро. Слуги, в общем, любили господина наместника и считали его человеком хотя и суровым, но справедливым и склонным к милосердию. Наказания в доме наместника никогда не превышали меры проступка, а зачастую наместник прощал виновного. При его предшественнике слуги тряслись от страха день и ночь, гадая, кого изберет на сей раз жертвой гневный каприз вечно пьяного господина. Неудивительно, что они повиновались Акейро охотно и с любовью. Единственное, чего Акейро не прощал никогда, так это ослушания, и виновный мог быть уверен, что будет сурово наказан, а то и уволен. Если Акейро действительно распорядился никого к себе не пускать, то слуге, не сумевшему выполнить приказа, не позавидуешь. Но отчего бы Акейро, вместо того чтобы нанести князю обычный визит, внезапно затворился в своих покоях? Что могло случиться?
Покуда князь пребывал в растерянности и тревоге, старый волшебник бесстрастно взялся за дверь, не обращая внимания на вопли слуги. Дверь не поддавалась.
— Ломайте дверь, — велел маг.
— Смилуйтесь, — простонал слуга. — Господин меня прибьет.
— Твой господин умирает, — отрезал волшебник.
Слуга испуганно замолчал и посторонился. Князь Юкайгин чуть отошел, примерился и с размаху высадил дверь плечом. В другое время ему бы это не удалось: уж где-где, а во дворце наместника хлипких дверей не было, ибо каждый наместник имел все основания дрожать за свою жизнь. Но слово «умирает» и вызванное им отчаяние придали князю такую неимоверную силу, что он весь дворец снес бы одним ударом, а не только дверь.
За дверью их встретило молчание. Акейро лежал посреди комнаты лицом вниз, его длинные волосы шевелил сквозняк. От распахнутой настежь балконной двери и до лежащего ничком тела тянулся ярко-алый кровавый след, совсем еще свежий: кровь не успела не только высохнуть, но даже заветриться.
Юкайгин бросился к Акейро, перевернул, взглянул в лицо. Ресницы Акейро дрогнули, веки приоткрылись.
— Он здесь, — неразборчиво простонал Акейро. — Я его чувствую... он здесь...
Тело его сотряслось кашлем, и изо рта его вытолкнулась алая кровь.
Немой вопль застрял в глотке Юкайгина: он боялся потревожить умирающего, иначе закричал бы. Но голова его запрокинулась, словно у волка, собирающегося завыть, и из раскрытого рта исходил неслышный хриплый звериный вой.
Маг просунул руку под одежды Акейро и провел ладонью по его груди. Кровь перестала течь. Глаза Акейро не открылись, но он продолжал дышать.
— Отнесите его на постель, — распорядился маг.
Юкайгин легко поднял бесчувственного Акейро и донес его до кровати, но положить его медлил. Ему казалось, что в ту минуту, когда он выпустит Акейро из рук, жизнь покинет его хрупкое тело.
— Положите его, — велел маг. — Он не умрет сейчас.
Юкайгин нехотя опустил Акейро на кровать, внезапно ставшую огромной, как городская площадь, и вновь склонился над ним.
— Льда велите принести, — приказал маг, и князь Юкайгин опрометью бросился выполнять распоряжение. Когда он вернулся, держа в руках холщовый мешок со льдом, слуги уже вытерли кровь с пола. Старый волшебник сидел возле Акейро и держал его руку.
— Положите лед ему на грудь. Осторожнее! — вновь отдал распоряжение волшебник. И вновь князь выполнил распоряжение.
— Что это было? — хриплым шепотом спросил он.
— Легочное кровотечение, — пожал плечами маг. — Я это понял еще там, в вашем замке. Вы очень точно все описали. Пьянящая радость, лихорадочный подъем сил — и в то же самое время страшный жар, который вы ощущаете, а сам он — нет. Вы недаром беспокоились, ваша светлость, хоть и не знали почему.
— Я не об этом, — покачал головой старый князь. — Я понять хочу, отчего это случилось. Он был так счастлив здесь, ему становилось лучше... во всяком случае, не хуже. И вдруг — такое. Отчего?
— Вашей вины в этом нет, — нехотя ответил маг.
— Но почему? — настаивал Юкайгин. — Что я мог сделать?
Лицо волшебника помрачнело.
— Ничего, — ответил он. — Вы ничем не могли ему помочь. Он же сам сказал, что случилось.
— Инсанна? — понял князь Юкайгин.
— Сомневаться не приходится. Он действительно еще совсем недавно был в вашем городе.