Заметив куст, усыпанный спелыми орехами, Кенет и огорчился, и обрадовался. Огорчился, потому что спелые орехи самым недвусмысленным образом напомнили ему, что лето уже кончается, а значит, дорога отняла у него слишком много времени. А обрадовался, поскольку даже самые вкусные ягоды у него уже колом в горле торчали. Конечно, он запекал в золе грибы и всякие съедобные коренья всякий раз, когда ему удавалось их найти и выкопать. Конечно, он ловил руками рыбу во всех ручьях, где она только водилась, и к собственному удивлению, ему иногда даже удавалось ее поймать. Всякий раз, поедая жаренную на углях рыбу, он добрым словом вспоминал выучку у Аканэ, а заодно ругал себя за глупость: ишь, разнежился от городской жизни, поглупел, размяк. При себе надо рыболовную снасть держать, а не в дорожной сумке — особенно человеку, который не может пустить в ход нож, чтобы срезать то или иное растение, смастерить снасть и тем самым исправить свою оплошность. Но по большей части Кенету все же приходилось питаться ягодами. Спелые сладкие орехи могут наполнить и его желудок, и котомку.
Кенет, не раздумывая долго, сошел с тропинки и зашагал к орешнику. Он не замечал, что таится меж его ветвей — никто бы не заметил, — и обнаружил это, лишь когда вошел в него.
В первое мгновение Кенету показалось, что он вновь стоит у берега моря и видит его водяной стеной, как впервые, только на сей раз стена воды обрушилась на него, и он закричал от невыносимого ужаса. Он не просто видел — он был частью того, что видел, — а найти слов для того, что видел, он не мог. Никаким определениям оно не поддавалось, ибо все определения, сколько их есть на свете, были частью этого и его порождением, и ни одно не могло объять увиденное полностью. Если бы Кенету примерещилась в кустах целая вселенная, ему и то стало бы не по себе. Но он увидел то, мгновенным всплеском чего является вселенная — многие вселенные, — и долгие тысячелетия он был этим, теряя рассудок и вновь обретая его бессчетное количество раз. Его тело яростно боролось с самим собой, пытаясь справиться с ощущениями, с которыми справиться неспособно, и Кенет уже не мог сказать, какие из его ощущений были правдой, а какие — изумленным воплем разума; что ему кажется, а что — нет. Его правый глаз мягко высвободился из глазницы, запрыгал по плечу, скатился по руке и убежал в кусты ощупывать, обнюхивать и облизывать дрожащий на листьях солнечный свет — очевидно, всегда мечтал. Ребра вывернулись наружу и заиграли на невесть откуда взявшейся флейте. Третий глаз проклюнулся, но не на голове, а на совсем другой части тела, где он не мог увидеть ничего, кроме изнанки штанов. Желудок разразился вдохновенными стихами. Но в наибольший ужас Кенет пришел, когда ощутил и услышал, что его левый локоть явственно хихикает. Вероятно, его насмешила вселенная, родившаяся в пятке.
А потом все эти странности попросту бесследно исчезли. Настал — что настало? — покой? — гармония? — единство? И блаженно растворяясь в том, чего он не умел назвать, Кенет услышал внутри и вовне себя недовольное ворчание.
— Ты утомил меня, Видящий Суть.
Под кустом орешника сидел богато одетый юноша самой что ни на есть вельможной наружности. Его ладонь покоилась на каком-то предмете, несомненно, знакомом Кенету, — вот только вспомнить бы еще, как эта штука называется?
— Ты... кто? — задыхаясь, вымолвил Кенет.
— А разве ты не знаешь? — усмехнулся юноша. Странное дело: Кенет знал, он чувствовал, что знает... но и не знает одновременно.
— Моя форма — в глазах смотрящего, — произнес юноша, чуть откидываясь назад. — Но ты видишь суть. Ты увидел меня как я есть, а этого не в силах, даже увидев раз, продолжать видеть ни один человек, хоть бы и маг. Ты вынудил меня принять форму самому. Этого я ни для кого не делаю. Ты первый.
— Я не хотел... то есть я не знал, что... что я... — Кенет окончательно запутался. Он хотел сказать, что рад бы загладить свою невольную вину, но понимал, что более чудовищной нелепости и выдумать невозможно.
— Я бы и не сделал, — высокомерно улыбнулся юноша, на мгновение становясь неуловимо похожим на наместника Акейро и на старую сосну одновременно. — Но ты мне нужен в своем уме. Я ждал тебя, Видящий Суть. Я был с тобой и в тебе, а ты даже не замечал меня. Я дождался. Помоги мне доиграть партию.
Теперь только Кенет сообразил, что за предмет лежит под холеными пальцами узкой руки. Конечно же, доска для игры во «Встречу в облаках». Только какая-то другая, не такая, как виденные Кенетом ранее. И фишки тоже другие.
— Я плохой игрок, — еле выдавил Кенет. Богатые одеяния юноши оказались поношенной крестьянской одеждой, а сам юноша... Кенет едва не вскрикнул, когда окруженный морщинами рот широко раздвинулся в хитроватой стариковской ухмылке, обнажая белесо-лиловые десны.
— Кто тебе сказал, что ты — игрок? — ехидно прошамкал старик, и Кенету вновь показалось, что его локоть хихикает, к тому же весьма противно.
Узловатый старческий палец коснулся как бы ненароком одной из фишек, и Кенет ощутил его прикосновение.
Так вот он кто — попросту фишка в чьей-то игре! Осознание привело Кенета в такой гнев, что молния едва не прошила его грудь насквозь прежде, чем он успел от нее избавиться. А он-то считал, что уже научился не только порождать молнии, но и сдерживать их!
— Я не хочу, чтобы ты мной играл! — выпалил Кенет.
— Сопляк! — Суровый воин гневно сдвинул брови и сжал в кулак лежащую на доске руку. — Разве правила игры играют фишками?
— Ничего не понимаю, — простонал в отчаянии сбитый с толку Кенет.
— А вот это правильно, правильно, малыш, — ласково пропела старенькая бабушка с безмятежно лучезарной добротой. — Вот и умница, вот и молодец. Пирожка сладенького хочешь?
Ошарашенный Кенет только головой помотал.
— Зря, — коротко бросил вельможный юноша. — Ты действительно ничего не понимаешь. Что ж, изволь. Я не игрок.
— Как и я? — не удержался от вопроса Кенет.
— По-другому, — поморщился юноша. — Я и есть игра и ее правила. Правила игры играть не могут. А вот фишки могут. Я играю ими, вместе с ними, я — это они. Все вместе и по отдельности. Теперь понял?
— Не совсем, — признался Кенет.
— Совсем нет, — поправило его ничто. — Как ты посмел назвать меня игроком? Терпеть не могу всяческих демиургов.
— Кого-кого? — не понял Кенет.
Огромный горный хребет оглушительно расхохотался.
— Тех, кто полагает, что обладает властью. Вроде этого новорожденного младенца... как там его?.. Инсанна, кажется. Тех, кто мнит себя игроками.
— Ты не можешь говорить понятнее? — взмолился Кенет.
— Я говорю понятно, — вздохнула тишина. — Но ты слышишь не все, что я говорю. И я говорю не все, что ты слышишь.
— Кажется, это я понял, — задумчиво произнес Кенет.
— Скорее всего тебе это только кажется, — возразил гадальщик по именам, небрежно потряхивая мешочком с гадальными бирками. — И не старайся понять. Просто запомни: не все слова, сказанные мной, сказаны действительно мной. Не ломай себе голову, просто прими это как данность. Этого ты все равно сейчас не поймешь, зато тебе станет понятно все остальное.
— Постараюсь, — пообещал Кенет.
— Тогда вернемся к партии, — кивнул юноша, и его тонкие пальцы струями дождя коснулись доски. — Фишки играют сами, поскольку обладают свободой воли и могут все — разумеется, в соответствии с правилами игры.
— То есть с тобой?
— Именно, — ослепительно засияла под солнцем доска. — Но, кроме правил, есть еще и мошенничество.
— Кто же мошенничает — фишки? — растерялся Кенет.
— Вот еще! — озорно рассмеялся мальчишка с поцарапанным носом. — Выйдет у них, как же! Хотя они и пытаются.
Кенет опустил голову. Вот так всегда. Только-только кажется, что ты наконец-то ухватил суть и начал понимать, а выходит, ничего-то ты и не понял.
— После поймешь, — сжалился худой смуглый маг. — Сюда посмотри.
Он снял фишку с доски... или нет? Кенет готов был поклясться, что снял, — но фишка оказалась на месте. И точно такая же фишка поблескивала в пальцах мага — да нет, не точно такая же, а она самая!
— Видишь? — кокетливо повела плечиком обворожительная девушка и ловко бросила Кенету фишку. Кенет безотчетно поймал ее на лету.
— Кажется, да, — кивнул Кенет. — Если фишка не снимается по игре, снять ее с доски невозможно.
— Верно, — спокойно подтвердил судья. — Возьми эту фишку с собой и спрячь. Когда ты ее найдешь, сам поймешь, что с ней делать.
— Когда я ее найду... — Окончания фразы Кенет не произнес. Ясно же, что спрашивать бесполезно. Понятных объяснений он не услышит.
— Возьми еще и эту. — Кенет едва не закричал, ибо Аканэ собственной рукой протягивал ему еще одну фишку. — Привяжи ее к рукояти меча. Потеряешь — уши оборву. Тебе с этим человеком еще сражаться.
— Когда? — хрипло спросил Кенет: даже после всего случившегося явление Аканэ потрясло его.
Странный Зверь, бывший одновременно всеми зверями сразу, изогнул шею.
— Когда найдешь свое место средоточия, — ответил Зверь. — Не раньше.
— А где мое место средоточия?
— Там, где ты его найдешь. — Снова перед Кенетом мелькнул облик, похожий на Аканэ, только отчего-то с синими глазами.
— Это как? — Глаза Кенета наполнились слезами.
— Где найдешь, там и будет, — последовал мгновенный ответ. — Да, рассчитывать на что-то более внятное и думать не стоит.
— И не думай, — одобрил его кто-то, похожий одновременно на Юкенну, массаону и отца Наоки. — Лучше выпей вина на дорогу. Оно тебя согреет. У тебя ведь нет зимней одежды.
— Зимней одежды? — не поверил своим ушам Кенет.
— Оглянись вокруг, Видящий Суть. Посмотри, как блестят от инея голые черные ветви. Пока мы с тобой беседовали, осень миновала. Ты в безопасности. Твой враг ищет тебя осенью, а осенью тебя нет. Ты сбил его со следа.
— Но я же умру в горах зимой, — ужаснулся Кенет.
Старый лис задумчиво почесал задней лапой тронутое сединой ухо.