— Давай тряси их, паразитов, всех подряд!
— Достали? — посочувствовал ему Смирнов. — Скажи, а мы начальнический вызов не проморгаем? В самолете-то никого.
— Они по этому телефону с нами связываться будут. Здесь прямой, — командир, снимая сумку с плеча, поинтересовался: — Тебе его вещички понадобятся?
— Пусть пока в сумке побудут.
Командир поставил сумку на пол, а сам уселся рядом со Смирновым.
— Давай допрашивать, — сурово предложил он.
— Кого? — спросил Смирнов.
— Всех подряд.
— О чем?
Командир слегка призадумался, затуманился, но вдруг опять взбодрился:
— Но ведь что-то делать надо?
— Надо, надо, — согласился Смирнов. — Давай тогда от печки. Вы бы не могли позвать сюда единственного пассажира первого класса? Он — дипломат, по-моему.
Начальник аэропорта, к которому были обращены эти слова, страшно обиделся:
— Сейчас я пришлю к вам милиционера, который будет выполнять ваши распоряжения. А у меня другие обязанности. — Холодно сказал он и стремительно вышел.
— Вот и человека обидел, — признал очередной свой прокол Смирнов.
— Ты поаккуратней, вообще-то, — подлил масла в огонь командир. — Национальный вопрос…
Ответить Смирнов не успел: плосколицый милиционер ввел в кабинет дипломата, хватко держа его за предплечье.
— Товарищ начальник, свидетель доставлен! — отрапортовал страж порядка.
— Спасибо. Но не доставлен — приглашен. — Смирнов улыбнулся дипломату. — Вы, если можете, извините нас…
— Такая уж ваша работа, — холодно заметил дипломат. — Вы позволите мне сесть?
— Бога ради, Бога ради! — спохватился Смирнов, вышел из-за стола и перенес стул с середины комнаты впритык к столу. И стал теперь стул местом для собеседника, а не допрашиваемого. Дипломат сел и растер свои колени нервными ладонями. Такая у него была дурная привычка.
— Видимо, сведения об этом кошмарном инциденте проникнут в мировую прессу? — спросил он, перестав растирать колени. Контролировал себя.
— Видимо, — равнодушно подтвердил Смирнов. Как-то мало его интересовала реакция мировой прессы. — Вы ведь последний, кто видел голландца живым?
— Кошмар! — откликнулся дипломат. Понравилось ему слово «кошмар». Сказал и умолк.
— Я задал вопрос, — напомнил Смирнов.
— Ах, да! Прошу меня извинить, но события этого кошмарного дня выбили меня из колеи. Да, я последним общался с ним. И, вообще, последним выходил из самолета.
— Прелестно. А теперь рассказывайте по порядку.
— По какому порядку? О чем? — не понял дипломат.
— По порядку — это с самого начала, — терпеливо объяснил Смирнов. — Как вы в первый раз увидели его, и до самого конца — что напоследок вы сказали ему и что он вам.
— Когда он появился в отсеке первого класса, я уже сидел на месте. Хотя мне казалось, что я, как всегда, вошел в самолет последним. Он, не раздеваясь и не выпуская из рук кейс…
— Из руки, — перебив, прервал его Смирнов.
— Да, да, из руки, — согласился с ним дипломат. — Он только шляпу снял и сразу же сел на то место, где его потом и нашли. Странно, в самолете сравнительно тепло, а он так и не снял свое довольно теплое пальто.
— Для того чтобы снять пальто, ему надо было расстегнуть наручники, которыми он приковал себя к кейсу. Вы заметили эти наручники?
— Блестело у него что-то на запястье, но я подумал, может быть, браслет?
— Значит, не заметили, — констатировал Смирнов. — А кейс заметили?
— Да, кейс заметил.
— Этот? — Смирнов вытащил кейс из громадной командирской сумки и поставил его на стол.
— Вроде бы да. Похож.
— Не похож, а да или нет, — жестко нажал Смирнов. — Кейс отнюдь не стандартный, и спутать его с каким-нибудь другим довольно трудно. Так да или нет?
— Да… — решился наконец дипломат. — Послушайте, а вы можете сделать так, чтобы моя фамилия не появлялась в печати? Ни в нашей, ни в мировой?
— К сожалению, я — не репортер уголовной хроники «Вашингтон пост» или «Комсомольской правды». Так что обещать не могу. Дальше.
— Мы молча раскланялись, и все. Я все три часа полета внимательно читал и в связи с этим не заметил, чем он занимался. Только когда сели в этой дыре, перебросились парой слов. Я коньяку хотел выпить, а он — воды. Потом он лекарство принял и сказал, что в полете спать не любит, а сейчас поспит…
— Кто ему лекарство давал? — перебил Смирнов.
— По-моему, старшая стюардесса… — с сомнением начал дипломат, но спохватился, — да, старшая стюардесса.
— Ну, а потом?
— Потом он привалился к стенке, я накрыл его пледом и ушел. Все.
— Когда вы вернулись, плед был в том же положении?
— В принципе, да. Только верхняя часть накрывала его лицо. Я думал, что он сам натянул его…
— Ну, а еще какие-нибудь детали, незначительные подробности? Вы ничего не упустили? — старался дожать Смирнов. Дипломат сделал вид, что задумался, и после этого ответил решительно:
— Я рассказал обо всем, что видел и помню. Абсолютно все. — И встал. — Я могу быть свободен?
— Ну, конечно же! — с лучезарной улыбкой разрешил ему удалиться Смирнов. Дойдя до двери, дипломат остановился:
— Кошмарный случай! А еще этот никому из нас не нужный шум, который поднимется!
Дипломат ушел, слава Богу. Командир почесал себе ухо и констатировал с изумлением:
— Господи! Надо же так за свое место трястись!
— Дипломат, — объяснил все одним словом Смирнов. — Давай-ка сюда твою старшую.
Командир вышел, а милиционер, стоявший у дверей, спросил:
— Чего делать, товарищ начальник?
— Александр Иванович, — поправил его Смирнов. — А тебя как зовут?
— Мусалим, товарищ начальник!
— Мусалим, ты угнанной машиной занимался?
— Занимался, товарищ начальник. И в район сообщил. Там розыск объявили.
— Как ты думаешь, зачем ее угнали?
— Зачем у нас угоняют? По делам съездить — у нас всюду далеко очень, на запчасти распотрошить, хулиганят просто, потом бросают.
— Ты людей опрашивал? Никто не видел, как этот «газон» укатил?
— Опрашивал, товарищ начальник, никто не видел.
Галантно пропустив вперед старшую стюардессу, вошел командир.
— Ты все-таки, Мусалим, шоферюгу этого еще раз допроси как можно подробнее, — распорядился Смирнов, подождал, чтобы милиционер ушел, и ласково спросил у старшей стюардессы: — Что ты ему накапала, дочка?
— Что и всем. Валокордин, — сухо доложила обиженная стюардесса.
— Не перепутали по запарке?
— Вы что — подозреваете, что я его отравила? — с вызовом поинтересовалась она. — Так ведь говорят, что его удавили, а не отравили.
— Кто говорит? — быстро, взахлест, задал вопрос Смирнов.
— Подумаешь, секрет! Все говорят.
— Брехливый у тебя экипаж, Сергеич, — огорчился за командира Смирнов. Командир хотел было ответить поядовитее, но не успел: неожиданным громом прозвучали длинные звонки спецсвязи. Командир поспешно снял трубку.
— Командир корабля Рузаев у аппарата… — начал было он, но замолк, слушая. Потом, прикрыв микрофон ладонью, зашипел, обращаясь к Смирнову: — Плохо слышно, но, видимо, тебя, твое эмведевское начальство…
— Нет у меня теперь никакого начальства, — громко объявил городу и миру Смирнов.
— Да не ори ты! Не слышно, — скривился командир. И в трубку: — Да. Передаю.
— Смирнов слушает. Не слышу я тебя, Сергей Валентинович. Так, отдельные слова только. А как это делается? Ладно, попробую. — Смирнов положил трубку на стол, спросил у командира: — Ты не знаешь, как селектор включается?
— Эх, деревня, деревня, — отыгрался командир за «брехливый экипаж», пощелкал тумблерами, поставил микрофон на подставке Смирнову: — Говори.
— Кажись, включили, — доложил Смирнов, — повествуй, Сергей Валентинович.
— Посторонние у тебя там имеются? — оглушительно громко спросил селектор. Командир тотчас убавил звук, и продолжение фразы звучало уже нормально. — Если есть, пусть выйдут. Мне с тобой, Саня один на один говорить надо.
Не дожидаясь особого предложения, командир и старшая стюардесса покинули кабинет.
— Я один, — сообщил Смирнов.
— Я понимаю, ты там без исходных, как слепой, по углам топчешься. Но для начала ты ответь на мой вопрос. Кейс этого голландца цел?
— Вроде цел.
— Слава тебе, Господи. Теперь по порядку. Слушай внимательно. Крупнейшая ювелирная амстердамская фирма по контракту должна была переправить своим сингапурским партнерам партию бриллиантов особой огранки на общую сумму три с половиной миллиона долларов. Партию намеревались отправить по обычным их каналам, но неделю тому назад были получены от осведомителя сведения о готовящемся нападении и похищении этой партии. Тогда руководство фирмы решило пустить по обычному каналу пышную туфту, а настоящие бриллианты отправить через Москву с курьером-одиночкой. Нас они просили проконтролировать его только в Шереметьеве.
— Кто он?
— Опытный детектив, состоявший на работе у фирмы около двадцати лет.
— Сережа, а ты не мог бы проверить, была ли возможность у фирмы отправить посылку другим, не через Москву, рейсом? Так, чтобы она успела к сроку?
— Подозреваешь, что путь через Москву — единственный, кроме обычного, в этот временной отрезок? — догадался, о чем думает Смирнов, сообразительный Сережа. — Предполагаешь, что специально запустили дезу для того, чтобы посылка прошла через Москву?
— Ага, — признался Смирнов. — И вот еще что. Сомнения у меня насчет кейса.
— Излагай.
— Боюсь подмены, старичок.
— Аргументы?
— Покойный наш курьер — левша, и кейс, что вполне естественно, был прикован к правой руке. А ключики от наручников лежали в правом боковом кармане.
— Ну и что? — не понял Сережа.
— Как ему левой рукой ключи из правого кармана доставать? Очень неудобно.
— Так, так… — засбоил голос в селекторе. — Вот что, Саня. Вскрывай этот вонючий кейс к чертовой бабушке и посмотри, что там. Я даю разрешение.
— А если там образцовая липа? Стразы, которые без специалиста не определишь? Ни хрена нам это не дает.