— Советская милиция взяток не берет, — отрезал Александр и сел. — Иль нагрешил, Иваныч? Отмаливаешь?
— Типун вам на язык!
— То-то. Я десятку тебе приготовил. На чистом белье. Возьми.
А теперь — веничком. На этот раз поддал кваском. Почти видимым шаром выкатился из каменки хлебный дух и стал раздуваться, принимая форму парной. Потом соединился с запахом распаренной в кипятке березовой листвы.
Веник неистово гулял по телу сотрудника милиции Смирнова, не жалея его ничуть.
День был яркий. Молодое весеннее солнце придавило глаза. Александр, сощурившись, глянул на солнце, потом перевел взгляд на пивную, примостившуюся у входа в баню. У пивной стоял Виллен Приоров и с чувством допивал вторую кружку.
— Здорово, пивосос! — обрадовался Александр — есть компания. — Прогуливаешь?
— Привет, — допив кружку, сказал Виллен. — Обеденный перерыв.
— Что же здесь? Твою пивную закрыли?
— Там начальство шастает иногда. Смущать их не хочу.
— Виллен работал младшим научным сотрудником в одном из исследовательских медицинских институтов, который по старинке называли ВИЭМом. Без запроса из оконца подали полную кружку.
— Спасибо, — поблагодарил Александр и в ответ протянул деньги.
— А сто пятьдесят? — удивился Виллен, не увидев положенного стакана.
— На работу сейчас иду.
— Так я тоже на работу, а принял.
— Да какая у вас в научных институтах работа — прими, подай, выйди вон. А у нас в милиции, друг мой Виля, головой работать надо.
— Смотри интеллектуально не перенапрягись, руки шпане выкручивая.
Оба посмеялись, удовлетворенные каждый самим собой.
— Поймал убийцу-то из Тимирязевского леса? — спросил Виллен.
— Поймаю! — мрачно буркнул Александр. Надоели до тошноты однообразные дурацкие вопросы.
— Ты их не лови, Саня, ты их стреляй. И тебе хлопот меньше, и людям полезнее. А то ты их посадишь — глянь, кто-нибудь преставится, опять амнистия. И опять ты весь в мыле, днем и ночью. Головой работаешь, за ноги-руки их хватаешь, в узилище тащишь… Перпетуум-мобиле, Санек.
— Сколько уже принял? — не в склад, не в лад поинтересовался Александр.
— Я же сказал — сто пятьдесят.
— А веселый на четыреста.
— Я не веселый, я умный. В корень зрю.
— И что в корне разглядел?
— Суть. А суть в том, что многие и очень многие не должны жить на этой грешной и без них, на этой терпеливой земле.
— А ты?
— Что — «а ты»? — После ста пятидесяти Виллен трудно соображал.
— Ты должен жить на этой грешной земле?
— Разумеется, — со смешком ответил Виллен.
Александр торопливо допил пиво, глянул на часы, всем своим видом демонстрируя необходимость отчалить.
— Ну, мне пора. — Он пожал Виллену руку и зашагал к метро.
— Так ты пристрели убийц, доставь мне такую радость! — крикнул ему вслед Виллен.
День выдался — что по нынешним временам редкость — почти без происшествий, и Смирнов, не отрываясь, добил наконец злополучное дело. Закрыв последнюю страницу, он ударил кулаком в стену: созывал на совещание сотрудников вверенного ему подразделения. Подразделение в составе Сергея Ларионова и Романа Казаряна явилось незамедлительно.
— Ознакомился, — с гордостью сообщил им Смирнов. — Теперь вместе помозгуем.
— Мозговать рано. Данных маловато, — возразил Казарян. — Мы для начала покопали сверху. Сережа — по основным фигурантам, я — по малолеткам и свидетелям. С кого хочешь начать?
— Давай-ка, Сережа, — решил Смирнов.
— Я прошелся по семерым. Пятеро законников: Георгий Черняев, он же Жорка Столб, Роман Петровский, он же Ромка Цыган, Алексей Пятко, он же Куркуль…
— Да знаем мы их всех! — не выдержал Роман. Не ценил он дотошность и систему, любил налет и озарение.
— Не перебивай, — спокойно, как он привык это делать, осадил его Ларионов. — Продолжаю. Леонид Жданов, он же Ленька Жбан, и Самсонов, он же Колхозник. Я специально их перечислил по порядку иерархической лестницы. В этой банде никто из них за время пребывания в уголовном мире по мокрому делу не проходил. Правда, Цыган привлекался к ответственности за драку с телесными повреждениями. Все они москвичи, за исключением Столба, проживающего в Костине Московской области.
— Потомок, следовательно, колонистов знаменитой болшевской колонии, — не выдержав, прокомментировал Казарян.
— Именно, — подтвердил Ларионов. — Все они освобождены по амнистии с условием минус шестнадцать, а для Москвы минус сто. Естественно, что в Москве, если они действительно находятся в Москве…
— В Москве, в Москве! Я Цыгана собственными глазами видел! — вставил Казарян.
— …В Москве они вынуждены находиться на нелегальном положении, по хазам, — невозмутимо продолжал Ларионов. — Теперь — о каждом. Номинальный главарь…
— Почему номинальный? — спросил Смирнов.
— Свои соображения по этому поводу я уже излагал. Номинальный главарь — Георгий Черняев. Очень силен физически, в юности занимался классической борьбой не без успеха. Сообразителен, опытен, довольно ловок. Начинал он как краснушник на Ярославской железной дороге, за что судим в 1948 году. Выйдя на свободу в пятидесятом, сменил профессию, стал гастролировать. Трижды привлекался за кражи в гостиницах в разных городах и трижды отпущен за недоказанностью. В связи с этим стал почти легендой уголовного мира. Грабеж склада — первый грабеж в его воровской биографии.
— Он убить мог? — взял быка за рога Смирнов.
— По-моему, пойти на убийство может только в самом крайнем случае, спасая свою шкуру. Следующий — Роман Петровский. Хорош собой, пользуется успехом у женщин, нахватан до того, что на первый взгляд может сойти за интеллигента. Импульсивен, легко возбудим, авантюрист по натуре. Профессия — маршрутник, работал в основном в поездах с курортными дамочками. На убийство может пойти лишь в состоянии крайнего возбуждения. У нас не тот случай.
Алексей Пятко. Тихарь, специалист по незапертым квартирам. Труслив, жаден, до предела осторожен. Довольствуется малым, но за добытое держится зубами. За что и получил кличку Куркуль. Убьет, если у него станут отбирать его кровное. И только в этом случае, больше ни в каком.
Леонид Жданов, убитый, Щипач, и этим все сказано.
И, наконец, Николай Самсонов. Туп, злобен, неудачлив. Шуровал на вокзалах. Не столько воровал, сколько отнимал у слабых. Такого можно заставить совершить всякое.
— Серега, ты молодец! — заорал Казарян. — Твоя занудливая система — великая вещь! Разложил все по полочкам и сразу же этим сто вопросов поставил. Кто их свел? Кто их навел? Почему все работали не по профессии?
— Где они жили до совершения преступления? — спросил Смирнов.
— Георгий Черняев — в Костине, Лесная, дом шесть. Роман Петровский в Шебашевском переулке, дом пятнадцать. Леонид Жданов — улица Расковой, дом семь, квартира двадцать три. Алексей Пятко — Бутырский вал, дом четыре «а», квартира три, Николай Самсонов — Третья Тверская-Ямская, дом тридцать шесть, квартира два «а».
— За исключением Черняева, все, в принципе, из одного района, — сказал Смирнов. — Вероятнее всего были знакомы до этого дела. Но Казарян прав — слишком, слишком разные, и все, как один, вряд ли пойдут на убийство.
— Еще несколько слов, — Ларионов собрал бумажки и сложил их в папку. — Склад этот — в Ростокине, в районе, никому неизвестном из этой компании. Следовательно, наводка, и серьезная наводка. Для такой наводки наши бакланы — разметчик меховой фабрики Серафим Васин и шофер Арнольд Шульгин — люди неподходящие. Шофер не из той конторы, он работает на пивзаводе, а с Васиным сложнее — он территориально близок к основному составу группы. Его могли уговорить.
— «Основной состав»! Прямо-таки футбольная команда, — прокомментировал Казарян. — Тогда под моей опекой — запасные. Все четыре моих огольца, получившие срок, — порождение уголовной романтики. Песни блатные, героические рассказы про невероятные успехи, мифы о воровском братстве, первые знакомства с деловыми, поручения по мелочевке. Играли роль отвлечения, и не более того.
После освобождения двоих, Фурсова и Гагина, родители тотчас, от греха подальше, отправили по деревням, к дедкам и бабкам. В Москве — двое, Виталий Горохов и Геннадий Иванюк. Оба задействованы на одностороннюю связь Цыганом — Романом Петровским. Куда от Цыгана концы — неизвестно. Пацанов этих обоих работать следует — перспектива выхода на отлеживающихся есть. По свидетелям следователь прямо-таки решительно рубил канаты, как можно скорее закругляя дело. Я не имею в виду косвенных очевидцев ограбления, для меня гораздо больший интерес представляют свидетели, в той или иной степени связанные с преступниками. Возвращаясь к футбольной терминологии, скажу, эта команда в данной игре не могла обойтись без тренера, а казаковская группа и следствие были уверены, что главный — капитан. Только еще раз проверив свидетелей, можно выйти на настоящего главаря.
— Ребята, по-моему, вы спятили, — всерьез обеспокоился Смирнов. — Вы занялись отысканием прорех в следствии закрытого дела и поисками мифического главаря. Извините меня, но вы забыли, в чем наша основная задача. Очнитесь! Мы не главаря, вами сочиняемого, ловим, и не Казакова за руку норовим схватить. Мы ищем убийцу. Я считаю, что убил кто-то из деловой пятерки. Поймайте мне хотя бы одного из них.
— Пока нас не теребят, мы можем не пороть горячки. — Казарян был спокоен.
— А почему нас не теребят, ты об этом подумал? Не теребят потому, что убит уголовник. И начальство наше не трогают поэтому же. Вот мы все вместе скоро и решим: имело место сведение воровских счетов. Потом отложим это дело в сторону, благо есть чем заняться, а когда полгода пройдет, то и закроем с легким сердцем. А что? Ну, убили уголовника какого-то и убили. Но именно потому, что нас не теребят, раскрытие этого дела должно стать делом нашей совести и профессионального долга.
— Ты нас не агитируй, Саня, — предупредил Казарян. Смирнов выпустил пар и успокоился: