— Вот прямо чувствуется, — усмехнулся Змей, — здоровая морпеховская асоциальность и безумная в своей непогрешимости десантная дерзость!
Соглашаясь с прозвучавшими выводами, лейтенант Стешин кивнул.
— То есть, я угадал?
Секунда тишины сменилась взрывом хохота, и в одно мгновение в коллективе стало тепло и уютно.
По рюмкам разлили коньяк, намахнули первую, потом, почти без паузы и разговоров — вторую, и только после того, как хмель коснулся сознания, заговорили о деле.
— Короче смотри, старлей, — говорил Змей. — Всем подразделением в полном составе ты действовать не будешь никогда. Ежедневно от твоей роты будут выделять легкие и тяжелые пары на различные задачи — или будете работать на поддержке садыков, или сопровождать всяких полководцев, они это очень любят, может будешь выходить на задачи в составе офицерских рекогносцировочных групп, и всегда, каждый день две легкие пары будут находиться на постах охраны. С полководцами советую ездить самому или кому-то из офицеров, генералы это могут оценить, когда момент настанет, ну, сам понимаешь.
— Лучше расскажи из практики, что-нибудь, — попросил Паша. — Хотелось бы знать, что нас ждёт…
— Да что из практики… — Змей почесал в затылке. — СВД здесь показывает себя прекрасно, особенно если принимать во внимание пылевые бури, а они бывают чуть не каждую ночь. Винтовка, даже если забивается пылью, то продолжает нормально работать, в отличие от штатовских М-39 и М-110, которые просто встают колом после пылевой бури. Но из СВД дальше 800 метров тут никто не стреляет, хотя мне известен случай, когда в Алеппо снайпер из третьей бригады спецназа тремя выстрелами положил пулеметный расчет с дальности 1250 метров.
— У меня срочники на 800 в головной габарит спокойно попадают, — сказал Паша, похвалив толи срочников, толи себя.
— Я не спорю, — сказал Змей. — Только СВД этим и ограничивается, если ты не супер-пупер стрелок. Манлихеры триста-восьмые здесь до 1200 уверенно могут укладывать пули в грудную фигуру, но самое здесь то — это Манлихеры три-три-восемь и крупнокалиберные АСВК. Это винтовки свободно работают на полтора и более километра. Да ты и сам скоро поймешь, что именно эти стволы у тебя будут выполнять основную работу. Поэтому сразу постарайся для «тяжелых» снайперских пар создать самые лучшие условия — именно они будут делать всю «войну».
— Понял, — кивнул Паша. — А что прицелы? Ночники, тепляки? Насколько они эффективны?
— С «тепляками» здесь не всё так просто, как кажется. Пустыня за день нагревается, и её температура выше температуры человека, поэтому до двух часов ночи про тепловизоры даже не вспоминай. Часам к трём, если нет пылевой бури, тепловизоры начинают хоть что-то прояснять, но не факт. Эти твари могут ставить тепловые приманки — и работать против снайпера. Такие факты уже имели место быть, и были потери. Разведчики говорят, что так действовали британские сасовцы, но может это были и американцы, что для нас без разницы — одинаково «приятно».
— Ответная работа ведется? — спросил Паша.
— Ну, а куда без нее, — усмехнулся Змей. — Когда «тяжелыми» их отрабатывали, когда артелью или аваицией… всякое бывает.
— Мне Седов сказал, что за девочек из 35-й мои коллеги сполна отомстили…
Змей широко улыбнулся:
— Мы там только местный электорат перещёлкали. Кураторов нам убивать запретили, поэтому мы им только ноги прострелили…
Бача, Бурый и Гасан заржали. Паша и остальные офицеры с уважением и интересом посмотрели на своих собеседников. Спустя несколько рюмок Змей уже заканчивал рассказ о проведенном мероприятии, обильно разбавляя его остротами и колкостями в адрес своих подчиненных:
— Гляжу, «хамви» к нам покатили, ну всё, думаю, трындец. В моей родной школе к первому сентября бюст героя теперь уж точно откроют. Хорошо, что мы к этому времени успели все следы замести, не поленились. А Бурый там щель присмотрел, оценили — вроде все туда влезем, со всеми своими манатками. Стали рюкзаки и стволы туда толкать, потом сами полезли — я ногой своих парней утрамбовывал…
— В глаз мне наступил, — вставил Бача. — Мне так больно было, аж невмоготу. Но орать нельзя — пиндостанцы рядом уже. Того и гляди — прочухают, что мы тут, и тогда пришлось бы зарубиться с ними. Скандал бы вышел… международный!
— Ага, — улыбаясь, вставил Бурый. — Представляю, как бы Маше Захаровой пришлось со скорбью и трепетом говорить про ошибочно уничтоженный американский патруль…
— Кто бы его уничтожал? — Змей строго посмотрел на Бурого. — Ты? Ты же самый первый в щель полез, причитая, что сховаться не успеваем.
— Ой, да я может раз и сказал, что опаздываем места занять, согласно купленным билетам… — парировал Бурый.
Препираясь, они хохотали, будто говорили о чем-то очень смешнои… а офицеры снайперской роты смотрели на эти препирательства, открыв рты.
— Я залез последний, — продолжил рассказ Змей. — Достал из разгрузки две «лимонки», пистолет приготовил, думаю, если что, то последняя гастроль будет очень яркой и громкой.
Змей сделал жест рукой и Денис разлил по рюмкам.
— Замерли, лежим. Слышу, машины остановились, толпа спешилась. Говор и английский и арабский. Из их разговоров понимаю, что они толкуют об одном — снайпер, снайпер. Шаги и голоса всё ближе, сердце аж из груди вырывается, ну, думаю, сейчас они меня по стуку сердца и услышат. Сжал на гранатах усики. По доскам кто-то прошел, под которыми мы лежали. У меня от напряжения аж круги красные перед глазами. И тут кто-то из моего доблестного и героического войска как бзднёт! Да еще громко так!
— Командир, — возразил Бурый. — Это душара бзднул, который над тобой стоял! Чего ты на нас наговариваешь?
— А то я не слышал, откуда треск донёсся — сверху или снизу? — под общий хохот возразил Змей. — Я пистолет в половицу упер, и уже хотел было из духа решето делать, как его там свои же товарищи засмеяли… они поржали немного и вышли наружу. А я лежу в тесноте и в пыли, и счастью своему поверить не могу… что жив остался.
— Я же говорю, — вставил Бурый, — что это душара бзднул! Вот они же его и засмеяли!
— Ага, — ответил Змей. — Только запах был от свиной тушенки, которую мы на завтрак ели! Значит, кто-то из вас. Факт.
— А что потом было? — спросил Паша.
— Я через полчаса высунулся, послушал, потом осмотрелся — уехали они. Чую — что-то не так. Внимательно стал смотреть под ногами, и точно — на выходе они «клеймор» поставили — коснулся бы ногами хлама, которым проём был забит, и порвало бы меня на куски. Потом еще одну мину нашел. Ночью нас эвакуировали. Прямо в бурю. Водила на «Тигре» по навигатору шел, ничего перед собой не видя. Просто красавчик!
— Какой у тебя личный счет? — Паша задал вопрос, который в другой ситуации мог бы задающему стоить сломанной челюсти или разбитого носа.
— Пятьдесят шесть, — спокойно ответил Змей и улыбнувшись, добавил: — Уже давно пора мне «звезду Кадырова» давать, да всё никак…
Разговоры перетекли на бытовуху, на особенности местного климата и наконец-то коснулись взаимоотношений с местным населением.
— А что тут с женщинами? — спросил Миша, известный в бригаде под прозвищем «ненасытный гардемарин».
— О, — вдруг рассмеялся Змей. — С этим тут нужно быть аккуратнее. А то по первости, тут, говорят, такие страшные дела творились — хоть стой, хоть падай… вон, Бурый расскажет.
— Чего сразу Бурый? — возмутился «студент-строитель».
— Ну, ты же, а не я, был близок к позору… — сказал Змей.
— Ну ничего же не было! — еще пытался сопротивляться Бурый, но уже было ясно, что историю свою рассказать ему все же придётся.
— Но могло! — сказал Змей. — Давай, не стесняйся! Здесь все свои!
Бурый помялся немного, больше для привлечения внимания, и начал:
— Приехали мы как-то сюда, первый раз вроде, или второй, уже не помню. В общем, долго сидели здесь, в «тринадцатом районе», задачу свою ждали. А подруга мне на ватсап присылает видео, где она голая танцует, специально для меня, дух боевой поддержать. А организм же у меня молодой, и уже истосковавшийся по женскому теплу. В общем, не выдержал я, пошел по базе в поисках женской ласки — не то, чтобы овладеть кем-то, а хотя бы просто с живой женщиной пообщаться.
— В поисках приключений, — вставил Змей. — Прямо говори!
— Ну, или так, — согласился Бурый. — В общем, выносит меня на рынок возле базы. А там комендант «тринадцатого района» стоит, страшный прапор этот, огромный бычара. Разговорился с ним, ну и промежду делом, вставляю, мол, как тут с этим самым. А тот мне говорит, мол, с этим самым всё нормально, и даже более того — есть экзотика. Какая такая экзотика — спрашивает мой молодой организм. Ну, он мне показывает рукой, вон, мол, видишь, дедуля сидит, а возле него девочка в парандже. Если, говорит, дашь дедуле десять баксов, то девочка исполнит акт французской любви — у неё, мол, в парандже для этого специальное отверстие имеется.
— Ну да, — влез Хвостов. — Я слышал, что мусульманки рано начинают половой жизнью жить…
— Так это давно известно, — вставил Денис. — Они в тринадцать лет уже рожают от взрослых мужчин. Такое вот у них мироустройство…
Бурый, дав возможность выговориться, продолжил:
— Я еще, помню, поинтересовался у прапора, где взять средство индивидуальной защиты, он мне продал из своих личных карманных запасов, за доллар, гад. И говорит еще, мол, девочка настоящая профессионалка, что, мол, некоторые слабоподготовленные борцы с международным терроризмом от её качественных услуг в порыве сладострастия даже сознание теряют. Ну, я-то, думаю, в этом деле хорошо подкован, у меня в Солнечногорске такая краля есть, Клаве Шифер сто очков вперед даст. Мы с Олечкой такие фортеля выписывали — хоть немецкое кино снимай. А тут — всего-то какая-то девочка. В общем, подготовил себя морально, пойду, думаю, получу любви французской кусочек. Еще же у прапора поинтересовался, как на этот счет местные законы — сразу голову отрубят, или помурыжат. А он мне, мол, иди, не беспокойся — если с дедом договоришься, то для самого процесса вы в сторонку отойдёте, туда, где никто не увидит.