ь возможным — а тут, после этого бахвальства, ему явно еще добавят особо важных задач, не решив которые ты, по мнению верхнего руководства, автоматически становишься военным преступником и вообще предателем Родины.
— Вот и отлично, — возрадовался дядя Лёша. — Не отменяя приказ на выделение снайперской группы, предлагаю тебе заняться минированием дороги и подступов. Я уверен — ты справишься!
— Так точно, — ответил Шабалин. — Справлюсь! Разрешите узнать, какое имеется минно-подрывное вооружение?
— Всё там, на элеваторе, — отмахнулся генерал, для себя уже решив эту проблему и поставив на ней точку.
— Есть, — отчеканил Паша. — Разрешите садиться?
Генерал махнул рукой и Паша сел.
— Ты прямо наш спаситель, — тихо шепнул ему Барченко. — Не загордись…
— Зависть — дело неблагодарное, — дерзнул Шабалин.
В это время оперативный дежурный по группировке начал докладывать о происшествиях за ночь, упомянув о попытке прорыва боевиков на элеваторе и стрельбе со стороны шестого штурмового отряда. Командир отряда Женя Колмыков был тут же, на совещании, но поднимать его и требовать от «частника» объяснений генерал, почему-то, не стал.
После совещания Паша подошел к нему поздороваться.
— Что там за стрельба у вас была? — спросил Шабалин.
— Заметили движение, — ответил Женя, — открыли огонь из пулемета и снайперской винтовки. Наблюдали поражение минимум двух целей. А твои посты, как я смотрю, ночью веселить себя ничем не стали?
— В смысле? — не понял Паша.
— Десантники что ни ночь, так трассерами из пулемета местность чистили. А сегодня спокойно было…
— Ну, было… — уклончиво ответил Шабалин.
— Зря, — покачал головой Колмыков. — Не приучайте духов к тишине. Мочите всё, что видите. И тогда живыми домой вернётесь. Мой тебе дружеский совет…
— Я понял, — кивнул Паша. — Учту в работе…
После возвращения с совещания выяснилось, что все три «Тигра» вполне работоспособны, простреленное колесо было заменено на запасное. Шевчук наметил в ближайшее время свозить поврежденный скат на шиномонтаж.
Стешин с четырьмя снайперскими парами, в том числе с одной «тяжелой», уже выстроился на площадке перед зданием и проводил строевой смотр. Оружие и снаряжение лежало перед снайперами, и каждый показывал наличие того или иного предмета боевого снаряжения. Подошедший Шабалин обратил особое внимание на наличие у каждого медицинских средств оказания первой помощи, и, уже традиционно, остался недоволен результатом осмотра.
Сам Паша к военно-полевой медицине питал благоговейные чувства, многое знал и старался впитывать все новинки, за свой счёт покупая полезные, на его взгляд, предметы, которыми он бесконечно доукомплектовывал свою полевую аптечку. Висящая на его тактическом поясе аптечка представляла собой весьма серьезный набор, в котором помимо перевязочного пакета, жгута, атравматической повязки, специальных ножниц для разрезания одежды, обезболивающих и противошоковых медикаментов, было еще много чего, способного облегчить страдания раненого человека. Что же было в штатных аптечках контрактников, обычно повергало Шабалина в шок. Путём локальных ротных репрессий, безжалостных надругательств и время от времени приглашаемых с лекциями специалистов по экстремальной медицине, Шабалину в целом удалось в своей роте поднять уровень медицинских знаний и степень оснащения медикаментами. Тем не менее, его подчиненные считали Шабалина излишне требовательным в вопросах медицинской подготовки, тогда как Паша напротив, считал их преступно ветреными в деле сохранения жизни и здоровья в случае получения боевого ранения.
— Жалобы и заявления есть? — спросил Паша у снайперской группы.
Строй промолчал, прекрасно зная, что безнаказанным не останется ни одна жалоба или заявление.
Выезд на элеватор запланировали в полдень, вместе со снайперами выехать туда изъявил желание Барченко, который за полчаса до выезда появился в расположении стрелковой роты в полном боевом снаряжении.
Распределив по «Тиграм» всю снайперскую группу, да прихватив со штаба группировки советника, небольшая бронегруппа выдвинулась на восточное шоссе, идущее в сторону Дэйр-эз-Зора.
Элеватор представлял собой типовое сооружение, когда-то построенное по распространенному по всему миру американскому проекту с двумя рядами по шесть силосных банок, высотой метров пятнадцать, что определяло господство этого сооружения над прилегающей местностью. Часть силосных ёмкостей было разрушено более года назад, в период жестоких сражений за Пальмиру, однако, уцелели и некоторые производственные здания, на крышах которых были оборудованы огневые точки. Здесь был расположен опорный пункт, который обороняли два взвода садыков — сирийских солдат. Ближе к Тадмору было расположено полевое управление пятого штурмового корпуса сирийской армии, а на восток, вдоль дороги, ведущей к Дэйр-эз-Зоро, на равнине располагалось с полдюжины полевых взводных опорных пунктов, отстоящих друг от друга на полкилометра и более. Именно они являлись передовыми позициями образующими линию фронта с войсками Леванта.
На элеваторе бронегруппу встретил советник, который представился майором Сагитовым и предложил ознакомиться с опорным пунктом и расположением для проживания снайперской группы в течение всего времени выполнения боевой задачи.
— В целом, — говорил майор, двигаясь по территории элеватора вместе с Барченко, Шабалиным и советником из штаба группировки, — этот «опорник» наиболее устойчивый в плане обороны. Мы же тут понимаем, что если игиловцы попрут, то «опорники», стоящие вдоль дороги, будут смяты мгновенно, и вся устойчивость нашей обороны может быть сохранена только благодаря господствующему положению элеватора. Правда, садыки, как воины — это просто сказка, конечно, побегут не оборачиваясь. Но в случае обострения обстановки, снайперскую группу мы быстро сможем усилить ротой из штурмового отряда Колмыкова. Да и артиллерия группировки здесь уже надёжно всё пристреляла. Так что, — майор улыбнулся. — Жить можно!
Пока Стешин принимал жилое помещение, Паша принялся за выполнение задачи, поставленной генералом Сомовым.
— Ну, показывайте своё минно-подрывное хозяйство…
Сагитов отвел Шабалина и Барченко в отдельно стоящее небольшое здание, где были складированы несколько больших ящиков с инженерным вооружением. Вскоре Паша уже определился с имеющимися возможностями, и призвав на помощь двух снайперов, вместе с Игорем Барченко разложил всё содержимое на земле. Ничего нового или заумного, чего бы Шабалин не знал, здесь не было — все минно-взрывное великолепие было представлено лишь противопехотными минами МОН-90 и противотанковыми ТМ-83. Паша быстро составил план их применения, определился с местами минирования, после чего, загрузив в два «Тигра» часть мин, выехал на трассу. На удалении километра от элеватора, сразу за полевым опорным пунктом, где безраздельно хозяйничали садыки, Паша соорудил три минные ловушки, последовательно с интервалом в тридцать метров перекрывающих трассу. Пункт управления взрывом был вынесен на позицию полевого опорного пункта, где через советников и переводчиков Шабалин с трудом объяснил воинам Асада назначение и порядок использования вновь установленного оборудования.
— Когда машина боевиков сравняется вон с теми кустами, — говорил Паша, — нужно нажать на кнопку вот этой подрывной машинки. Если боевики доедут вон до того камня, то нужно будет привести в действие вот эту линию. Если же они дойдут до первого предупреждающего дорожного знака остановки, нужно нажимать вот эту кнопку…
Осознавая уровень обучаемости «иностранных военных специалистов», Шабалин намеренно собрал самую простую схему подрыва минных ловушек: все три группы мин были объединены в своеобразные кусты, в котором было по две противобортовые тяжелые ТМ-83 и четыре противопехотные «монки». Каждый куст Паша вывел на отдельные подрывные машинки ПМ-4, переключатели которых он, после некоторых сомнений и опасений, все же поставил в положение «взрыв».
— Завтра приеду, сделаю лучше, — сказал он напоследок.
Садыки радостно покивали. Переводчик, местный агроном, когда-то учившийся в СССР, горько усмехнулся и сказал:
— Зря.
Вернувшись на элеватор, Паша осмотрел жилое помещение. Оно представляло собой комнату с двумя окнами, проемы которых были затянуты плёнкой. Внутри были оборудованы деревянные нары, на которые бойцы уже побросали своим спальные мешки и другое имущество. Как уверял Матвеев, его десантники должны были оставить много бытовой мелочевки, но ничего подобного тут не было.
— Да упёрли, наверное, — предположил Сагитов, хорошо знающий местные нравы. — Они такие, палец в рот им не клади…
Не было и карточки огня, из-за чего Паша, в общем-то, не переживал — будет, чем заняться его подопечным!
Пожелав Денису Стешину успехов в боевой и политической подготовке, Паша вернулся в Пальмиру. День прошел в бесконечной мелкой суете по организации своего пребывания, и к ночи Шабалин уже валился с ног от усталости. Как только стемнело, он завалился спать, но не успел он прикрыть глаза, как снаружи донёсся далекий взрыв. Каким-то шестым чувством Паша понял, что имеет к нему самое непосредственное причастие. Подскочив с койки, Шабалин босиком бросился в комнату дежурного подразделения, где находился импровизированный ротный узел связи. Схватив «Акведук», Паша хотел было начать вызывать Стешина, но тот сам в это же мгновение вышел на связь:
— Барс, я Заря, наблюдаю подрывы на трассе в месте установки минного поля… готовлюсь к бою!
«Ну, вот и началось», с каким-то необъяснимым душевным облегчением подумал Шабалин.
Глава 9
— Рота в ружьё! — не своим голосом заорал Шабалин, чувствуя, как разгорается в нём боевое возбуждение.
Опасность была еще где-то далеко, и сознание пока еще не накладывало факторы риска на его мышление, не вводило в тормозящий ступор, как это могло бы быть при худшем раскладе. Паша больше всего сейчас боялся не самого боя, и не возможной угрозы для своей жизни, а боялся ощутить парализующий страх, который станет препятствием для нормальной боевой работы. Ему совершенно не хотелось обнаружить у себя неумение перешагнуть порог ужаса — не для этого он стал офицером морской пехоты и продолжателем славных семейных воинских традиций…