— Лобаев? — переспросил Шабалин.
— Так точно, — подтвердил морской пехотинец. — Лобаев.
— Значит, стреляешь далеко и точно?
Лобаев пожал плечами:
— Насколько ракета позволяет, настолько и стреляем.
На лице младшего сержанта не дрогнул ни один мускул, и Паша понял, что узкоспециализированная шутка не удалась.
— Что у вас?
— ПТУР «Фагот», товарищ капитан, — доложил Лобаев. — Пусковая и шесть ракет.
— А нам хватит? — усомнился Паша.
— На один Т-62 хватит, — кивнул ракетчик.
— Хорошо, — сказал Паша. — Грузите в «Тигр».
Пока Паша формировал группу, которой предстояло сидеть на холме в течение дня, его пару раз дёргали в полевой штаб, намечая и тут же отменяя важные боевые задачи, из чего Шабалин сделал вывод, что старшие офицеры из Генерального Штаба зазря «поднимали тосты за успех начавшейся войны» и грандиозного штурма сегодня не будет. Уже перед самым отъездом он встретил начальника разведки и Чинар, мимоходом, бросил:
— Сухель с севера встал, игиловцы там хорошо держатся. Пока он их не сломает, мы одновременно по городу не ударим. Так что, пару дней еще можно спать спокойно. Но Т-62 ты мне сегодня убей, — Игорь хлопнул Пашу по плечу и исчез по своим делам.
— Убьём, товарищ подполковник! — крикнул Паша вослед. — Обязательно убьём!
Крикнув, он обернулся и вдруг увидел то, чего никак не мог бы здесь увидеть: метрах в семи от него стояла тоненькая стройная девушка, арабка, в яркой одежде, джинсах и лёгком топике, на котором была изображена большая черная бабочка. Она приветливо улыбалась, явно Паше.
Шабалин растерялся — ибо такого здесь просто не могло быть вообще и никак от слова «совсем».
— Здравствуйте! — сказала она на вполне сносном русском языке. — Можно узнать, кого собирается убить русский офицер?
У Шабалина мелькнула череда мыслей в голове, часть из них формировала ответ на заданный вопрос, часть все же пыталась найти понятное объяснение столь невозможному видению и доказать, что это либо сон, либо солнечный удар, либо результат воздействия эгрегора войны и правильных богов на его сознание.
— Вы кто?
Непроизвольно Паша шевельнул винтовкой, поправляя её на плече.
— Азиза, — ответила она. — Телеканал Аль-Джазира.
Паша демонстративно посмотрел за неё. Она поняла этот жест.
— Мой оператор и его помощник выгружают оборудование. Машины там стоят.
— Шабалин, — откуда-то появился Федяев. — Ты чего тут местные обычаи нарушаешь? Нельзя смотреть на женщину, выпучив глаза, даже если они тебе этого не запрещает.
— Так это… — Паша не знал, чего ответить.
— Мне нужно интервью с военным, — сказала Азиза, интуитивно поняв, что Федяев здесь главнее. — У нас есть разрешение правительства и штаба армии. Русские военные так же разрешили снимать на этой военной базе. Даже один с нами приехал, он где-то здесь… полковник… забыла как его.
— К сожалению, мы уезжаем, — сказал Федяев.
— Да, мы уезжаем, — подтвердил Паша.
— Никуда никто не уезжает, — раздался сбоку громкий командный голос, и Паша увидел, как быстрым шагом к нему приближается полковник с хорошо знакомым лицом.
Шабалин мог поклясться, что неоднократно пересекался с ним в России, но кто это, сразу вспомнить не мог. Зато Валера вдруг потянулся к нему с объятиями.
— Дружище…
Федяев и полковник обнялись.
— И ты здесь?
— Ну да, — кивнул полковник. — Ближе ведь некого было послать в такую даль…
Шабалин вспомнил: это был начальник пресс-службы Восточного военного округа полковник Григорьев. Он часто лично бывал на различных учениях, где была задействована рота Шабалина. Григорьев посмотрел на Пашу:
— О, и снайпер здесь!
— Как видите, — развел руками Паша и улыбнулся. — Ближе ведь некого было послать в такую даль…
Офицеры рассмеялись. Девочка тихо стояла в сторонке.
— Как успехи? — спросил Григорьев.
— Работаем… — ответил Паша.
— В общем, такое дело, — сказал полковник, приглашая офицеров немного отойти в сторонку от журналистки. — Надо арабам показать работу сирийского боевого подразделения, ну, и немного наш советнический аппарат. Слухи ходят, что мы воюем непосредственно, то совсем это отрицали, а как «двухсотые» в Россию пошли, и отрицать войну стало глупо, верхнее руководство решило немного информации слить в международные СМИ по работе наших сил специальных операций. Понятно, что «студентов» настоящих мы им не дадим, но вот ты, Паша, вполне сгодишься…
Шабалин даже расцвел в глубине души — оказалось, что целый начальник пресс-службы военного округа помнит имя простого ротного.
— Мне лицо своё им показывать? — запротестовал Паша. — А вдруг я захочу в Академию по линии разведки поступать? Меня же не возьмут, засвеченного!
— А ты лицо своей арафаткой замотай, — посоветовал Григорьев.
— А что говорить?
— Тайн раскрывать не надо, настоящую фамилию тоже говорить не следует. Расскажи о боевой работе, только желательно, что-нибудь героическое, и такое, что можно перепроверить по другим каналам. Они такие. Они проверят.
— Как мы элеватор отбили, сойдет? — спросил Паша, взглянув и на Федяева.
— Это когда снайпера там кучу народу ночью положили? — спросил полковник.
— Да, — ответил Валера. — Нормальный эпизод. Спишем на «студентов», пусть потом гордятся.
— Ну, мне уже ехать надо, — жалобно напомнил Паша. — Да и спецы действительно там не последнюю роль сыграли…
— Мы сейчас, быстро…
Полковник выразительно посмотрел на журналистку:
— Азиза?
— Я сейчас…
Она убежала, но не прошло и минуты, как вернулась с двумя толстыми потеющими мужиками, волокущими треногу и камеру. Быстро всё установили, подключили микрофон, Пашу поставили перед камерой.
Непроизвольно Паша вспомнил, что в Наставлении по СВД в приложении 6 «количество патронов, необходимое для поражения одиночной цели» в числе стандартного набора полевых целей для снайпера — «голова», «грудная фигура», «поясная фигура», «бегущая фигура» указана и совсем экзотическая — «телекамера». Невольно Шабалин улыбнулся.
— Представьтесь, пожалуйста, — сказала Азиза, и Паша понял, что интервью началось — первое в его жизни иностранному СМИ.
— Командир группы майор Ян Яблоков.
— Скажите, вы служите в российских силах специальных операций?
— Так точно, — ответил Паша.
Азиза, видимо, ждала каких-то пояснений, но Шабалин молчал. Пауза стала заметной.
— Вы давно находитесь в Сирийской Арабской Республике? — задала она следующий вопрос.
— Три месяца.
— Всё это время вы воюете?
— Так точно.
— Какой бой вы запомнили больше всего?
— Бой за тадморский элеватор.
— Это был тяжелый бой?
— Нам пришлось вести ночной бой с превосходящими силами противника.
— Сколько было врагов, и сколько было вас?
— Врагов было триста, — придумывал на ходу Паша. — А нас шестнадцать. — Этот расклад — триста и шестнадцать он уже где-то слышал, но почему-то ничто не помешала повторить.
— У вас были потери?
— Нет. Потери были только у врага.
— Это были бойцы Исламского государства?
— Да.
— Откуда вам это известно?
— Они ночью кричали нам, что элеватор принадлежит Исламскому государству, а они его подданные. Ну, государства этого, а не элеватора.
— И вы их всех безжалостно убили?
— Почти всех. Кое-кто успел убежать обратно в своё Исламское государство. Мы их не смогли догнать. Уж очень быстро они бежали.
Паша чувствовал, как сейчас разрыдается от приступа смеха, но еще держался. Он стал входить в роль, и ему это даже стало нравиться.
— Это единственное сражение, в котором вы принимали участие?
— Нет, но самое значимое для меня лично.
— Лично вы сколько убили врагов?
— Это секретная информация, — отрезал Паша. — Я не могу её раскрывать.
— Ага, понятно, — кивнула девочка. — Вы стреляли в гражданских?
— Нет, у нас с этим строго, — сказал Паша. — Если что, сразу дисциплинарное взыскание оформят и прощай «десять-десять»!
— Что такое дисциплинарное взыскание?
— Это почти что расстрел, но многократный. По ощущениям примерно одинаково.
— Вам известны случаи применения против гражданского населения Сирии химического оружия?
— Лично мне такие случаи не известны.
— А что известно?
— Мне известен случай применения миномётов против российского госпиталя, когда погибли медицинские работники, женщины. Это сделали бойцы Исламского государства, направляемые инструкторами из США.
— Откуда вам известно, что это сделали бойцы ИГИЛ?
— Мне об этом сообщил перед своей смертью раненый на элеваторе игиловец.
— Ян, вы сейчас глумитесь над моими вопросами, — сказала Азиза.
— Каков вопрос — таков ответ, — съязвил Паша и попытался отпроситься: — Может, отпустите меня, я на войну опаздываю!
— Тогда закончим интервью, — сказала Азиза. — А можно с вами сфотографироваться?
Она подмигнула помощнику оператора, и тот сделал несколько снимков на смартфон.
— Я найду способ передать вам эту фотографию, — сказала она.
Через пять минут Федяев и Паша уже стояли у «Тигра».
— Твоя главная задача на сегодня — поразить Т-62, - напутствовал Валера. — Ну, и попытайтесь разобраться, что за тёплые блики вы видели ночью.
— Сделаем, — кивнул Паша.
На позиции его встретил Толя Ерофеев:
— Слушай, тут оборона у них — мама не горюй!
— Что случилось?
— С утра мы зафиксировали шесть огневых точек, и все шесть — пулеметные! Я тебе сейчас их покажу…
— Как там танк?
— А, полчаса назад из танка выбрался танкист, спрыгнул в ход сообщения и мы его больше не видели.
— Может так быть, что в танке он был ночью один?
— Да вполне, — кивнул Толя. — Ночью на танке двигатель не заводили, мы бы услышали. Стрелял он по вспышкам выстрелов, когда мы приманку на правый фланг выставили. Для поворота башни там есть механические приводы, в электричестве наводчик не нуждается. Увидел вспышки — навелся, бабахнул. Когда его авиация молотила, может, контузило, может и кого убило внутр