— Товарищи полковники, — возмутился Шабалин. — Вы мне хоть объясняйте, что вы считаете, а то мне еще Сурину это всё докладывать…
— Тут всё просто, — пояснил Угрюмов. — Здесь я рассчитываю расход боеприпасов, необходимый для поражения рассредоточенной, но открытой живой силы противника, с учетом скорости их перемещения и времени на открытие огня по упрежденной точке…
Полковник стал сыпать формулами, от которых Шабалина тут же потянуло в сон.
— Здесь расчетам подвергаем свободный резерв времени на обнаружение каждой новой цели и передачу команд на огневую позицию… контроль результатов поражения… а вот здесь нам потребуется сетевой метод планирования и управления… из всего этого мы можем построить сетевой граф наиболее оптимальной работы опорного пункта по отражению рассредоточенного противника…
Полковник был увлечен решением этой задачи, и не замечал, как Паша постепенно утрачивает интерес к высокой штабной культуре.
На листе бумаги появилась схема боя, и Паше пришлось просыпаться и включаться в работу, подсказывая, что и где находилось, какие сектора были под обстрелом, каким оружием и с примерно каким расходом и результатом.
— Говоришь, сам стрелял? — спросил Угрюмов.
— Было, — кивнул Шабалин.
— Это плохо, — сказал полковник. — Что же ты здесь и здесь не поставил выносные огневые засады? Вместе с дежурными силами они бы влёгкую отразили нападение, не подпустив боевиков так близко к переднему краю обороны. Сидел бы тогда в ходе боя и бамбук курил, кофе запивая.
— Да там же садыки… — ответил Паша. — Какие из них воины? Его если в засаду ставить, он или уснёт, или сбежит, или его украдут… а своих снайперов я права не имел выводить за пределы опорника. «Студенты» вообще по своим задачам работали. Советник там всем рулил, но он, похоже, сам был не в радости от дисциплины и обученности местного воинства.
— Вот они и дошли до МВЗ практически без потерь…
— Ну как без потерь, мы их нормально потрепали, — возразил Паша. — Только я из СВД несколько человек положил, да АГС наводил, еще с десяток легло.
— Тем не менее, они вплотную подошли к линии минно-взрывных заграждений, — в ответ возразил полковник. — Остановить их продвижение смогло только правильно оборудованное минное поле в сочетании с заградительным огнем артиллерии…
— И огонь стрелкового оружия, — вставил Паша.
— Еще со времен Великой Отечественной войны считается, что если противник приблизился к ПКО на сто пятьдесят метров, это равносильно захвату рубежа. Вам там жить оставалось две минуты — ровно столько, сколько нужно человеку, чтобы пробежать полторы сотни метров…
— Да, я весь бой думал о том, чтобы не дать им преодолеть это расстояние, — согласился Паша.
— К тому же, — подключился Громов, — если бы они ворвались в опорник, вам нечем было бы отбиваться. Наверняка к этому времени все магазины и ленты уже были пусты… а в рукопашную они бы вас там быстро смяли…
— Не исключаю, — кивнул Паша.
— Вам повезло, — сказал Громов, — что у врага не было второго эшелона. Вы использовали КРУС?
— У меня только радиостанция была, планшета не было. КРУС, наверное, был у «солнышек», они артиллерию наводили…
— Ясно, — кивнул полковник.
В этот момент в «капсулу» влез Ерофеев:
— Разрешите?
Он поставил термос с чаем на стол, достал пару кружек и сверток с бутербродами, которые ему сделали на ПХД.
Перекусив, офицеры Генштаба вернулись к расчетам.
— Эффективность средств поражения определяем по формуле… — говорил полковник Угрюмов. — Исходными данными являются количество поражаемых целей, количество, скорострельность и показатели эффективности стрельбы средств поражения, время ведения огня, показатель противодействия противника…
Через полтора часа Шабалин стал счастливым обладателем выверенного и покрепленного многочисленными расчетами доклада, блистающего военной мудростью и грандиозностью открывающихся перспектив в применении новых форм ведения боевых действий в условиях сирийского предгорья.
— Позвольте-с, — попросил Угрюмов. — Мы этот доклад используем в своей большой работе, в которой анализируем эффективность ведения боевых действий с использованием новых средств разведки, управления и наведения средств поражения.
Паша кивнул.
— Доклад нужно сопроводить фотоотчетом, — подсказал полковник Громов.
— А где же я возьму фото того дня? — удивленно спросил Шабалин.
— Молодой человек, — подсказал Громов. — Берите фотоаппарат и пойдёмте за мной…
Паша вытащил из рюкзака ротный цифровик и вслед за полковником вышел из «капсулы».
— Речь идёт об огневой позиции АГС, — сказал полковник. — Сфотографируйте вон тот гранатомёт. Сейчас мы на него бойца подсадим…
Возле АГС посадили садыка, который выделялся среди остальных сирийцев простреленной в шести местах каской.
— Счастливая, наверное, — предположил полковник, выдерживая строгое выражение лица. — Уже шестой владелец, поди…
Садык радостно закивал. Паша скрывал улыбку, подняв арафатку.
Потом сфотографировали пулеметное гнездо, минное поле, позицию артиллерии, отдельно стоящее БМП и несколько видов предгорья.
— Всё это разместите по тексту доклада, между таблиц с расчетами и графиками, — подсказал Громов. — И будет замечательно.
Допив чай, полковники ушли.
— Это операторы из оперативного управления Генерального Штаба, — сообщил Ерофеев. — Говорят, они в уме могут рассчитывать армейские и даже фронтовые операции, так что им твой элеваторный замес — лёгкая разминка.
— Да они там буквально всё рассчитали, — развел руками Паша. — Чуть ли не сколько раз каждый боевик ушами успеет хлопнуть, пока в него пули лететь будут.
— Ну, работа у них такая, — ответил Толя. — Зато и зарплата не чета нашей.
Офицеры повздыхали, посетовали на жизнь. Вечером Паша представил Сомову свой доклад. Генерал предложил поменять несколько фотографий, после чего разрешил передавать его в штаб группировки.
— Операторы мне очень помогли, — признался Шабалин. — Не знаю, чего бы я без них делал.
— Это тебе их боги прислали, — усмехнулся дядя Лёша. — Правильные боги.
В день, предшествующий решающему наступлению, Шабалин со своей тактической группой, состоящей из шести снайперов, пяти спецназовцев и двух ракетчиков, снова расположился на пригорке, с которого «убивали» танк. Разведывательный пост, который всё это время оставался там, последние пару дней перестал фиксировать перемещения врага практически на всю глубину наблюдения — чуть ли не вплоть до окраин Эс-Сухнэ.
И тут Паше в голову пришла смелая мысль — внезапным ночным набегом овладеть линией окопов, которую они наблюдали сверху всё это время.
— Я бы не советовал, — сказал Ерофеев. — Вон как пикап подлетел на мине. Уверен: там и противопехотных мин полно. Не, ноги еще на пэфээмках поотрывает, потом всю жизнь в каталке проводить что-то мне неохота.
Паша еще какое-то время подёргался, но потом успокоился. Ночью посменно вели наблюдение, для чего даже использовали радиолокационную станцию, но перемещений врага не обнаружили. Спали тоже посменно — на карематах, брошенных прямо на землю. С утра началось движение — из тыла на исходные рубежи атаки стали выползать танки и БМП садыков. Артиллерия нанесла огневое поражение назначенных целей и атака началась. В течение часа танковая рота и батальон мотопехоты продвинулись вперед на три километра, вплотную приблизившись к окраинам Эс-Сухнэ. На ходу они вели огонь по всему, что считали представляющим опасность и поэтому, к основному объекту атаки подошли с изрядно израсходованным боекомплектом. Тут же к ним были направлены транспортные машины. Все это время над войсками носились вертолеты, осуществляя прикрытие с воздуха.
Какой-то взвод был, наконец-то, послан на захват окопов возле сожженного танка, откуда по трём БМП, участвующим в атаке, был открыт огонь из пулеметов. По наблюдениям снайперов, огневых точек было три, но вскоре Ерофеев, наблюдающий за врагом, крикнул:
— Капитан, смотри…
Паша вскинул бинокль и увидел, как метрах в двухстах за линией окопов из-под земли выскочил какой-то человек, сел на мотороллер и уехал. С этого момента огневые точки себя больше не проявляли.
Видно было, как садыки обошли все окопы — без единого выстрела. Потом вернулись в свои БМП и двинулись дальше.
— Нет, ты понял? — смеялся спецназовец. — Один боевик бегал с пулеметом по ходам сообщения, стрелял то с одного, то с другого места, а мы тут думали, что перед нами взводный опорный пункт, не меньше… а потом он прыг на мокик — и был таков!
— Да уж, — ворчал Паша. — У него, поди, и прав на мокик нету…
Вскоре Шабалин получил указание следовать на новое место, только что занятое садыками, и он отдал приказ сворачиваться.
«Капсула», «Тигры» и БТР отряда Шабалина пристроились к очередной транспортной колонне и двинулись вперед. Возле танка остановились. Шабалин заглянул внутрь: всё было в копоти, в лицо дохнул жуткий запах сгоревшего пластика и резины. Он ожидал увидеть какие-то признаки сгоревших танкистов, но огонь так вылизал внутренности этой стальной коробки, что даже если они там и были, опознать останки было невозможно.
— А вот и головы, по которым мы стреляли ночью с тепловыми прицелами, — сказал Бушуев. — Товарищ капитан, гляньте…
Шабалин подошел к снайперу, стоящему возле простреленной в двух местах жестяной банки, размерами схожей с размерами головы.
— Почему так считаешь? — спросил Паша.
— А вы загляните внутрь… — посоветовал Артем.
Шабалин сделал еще пару шагов и посмотрел внутрь банки. На дне банки лежали камень и каталитическая грелка — точно такая же была у него в детстве, когда он занимался лыжным спортом. С помощью такой грелки он отогревал руки в суровых условиях Заполярья.
— Грелка выдаёт шестьдесят градусов в течение двенадцати часов, — сказал Паша. — В такой банке она создавала температуру чуть выше температуры человеческого тела. Очень грамотно они нас разводили… по ощущениям было, будто реально человеческую голову наблюдаешь…