Мне уже хочется поскорее опробовать эту штучку из Абердина, однако нам с Рэем пора возвращаться на работу. Только сначала, как заведено, заходим в столовую. Народу много, но атмосфера какая-то странная. Оглядываюсь и замечаю Драммонд с огромной открыткой в руке. Судя по непривычной тишине, что-то случилось. Вид у Драммонд совершенно убитый, как будто ей только что сообщили некую ужасную новость. Меня наполняет чувство ликования. Иду прямиком к Даги Гиллману.
— Не знаю, слышал ты или нет, — говорит он, — но сегодня утром Клелл пытался покончить с собой. Спрыгнул с моста Дин-Бридж.
Вот так новость! Я едва сдерживаю восторг. Самое главное даже не то, что Клелл пытался покончить с собой, а сознание того, насколько же он был несчастен, и то, что, не достигнув цели, он еще больше унизил себя. Эта боль останется навсегда, она не уйдет.
Ну и как оно?
Пытаюсь собраться, изобразить шок, но куда денешь радостный блеск в глазах? Впрочем, особенно стараться ни к чему, потому что Гиллман, похоже, испытывает примерно те же чувства.
— Что случилось?
— Дерево смягчило падение. Он сломал бедро. Сейчас в больнице принцессы Маргарет. Операция завтра утром. Будут заменять бедренный сустав.
— И все? — спрашиваю я.
К нам подходит Драммонд с дурацкой открыткой, на которой все уже поставили свои подписи под пожеланием скорейшего выздоровления.
— А разве недостаточно? — холодно спрашивает она.
— Конечно… я совсем не то имел в виду. — Я протестую так убедительно, что ей самой становится стыдно за свои недостойные мысли. — Давай подпишусь… все это так неожиданно… он только собрался переходить в дорожный отдел… даже не верится.
— Конечно… извини, — говорит Драммонд. — Я вовсе не имела в виду…
— Деньги кто-то собирает?
— Да, мы с Карен.
Так я и думал. Будут ухаживать за психически ненормальным в ущерб должностным обязанностям. Да что там, мы же просто расследуем какое-то убийство.
Порывшись в кармане, нахожу скомканную десятку, которую и протягиваю Драммонд. Я знаю одну крошку, которая за эту бумажку отсосала бы все до последней капли.
— Брюс, ты уже разговаривал с Бобом?
— Хочешь сказать, с Тоулом? — поправляю я. — Сегодня нет. А что такое?
— Он попросил связаться с ним, как только ты появишься. Там, на твоем столе, записка.
— Сейчас же поднимусь, — отвечаю я и ухожу.
Тоул сидит за компьютером и, судя по всему, занят своим долбаным сценарием. Увидев меня, он поспешно переключается на другую программу. Пытается держаться как ни в чем не бывало, но вид у него виноватый, как у Бегби, пойманного с поличным на ювелирном складе. Просит извинить — «я на минутку, зов природы». Он выходит, а я подхожу к столу. На экране ничего — каков ловкач. В замке верхнего ящика связка ключей. Наверное, от дома и от машины. Похоже, в ящике что-то очень для него ценное. Натягиваю на пальцы обшлаг пиджака и поворачиваю ключ.
В ящике толстая папка, только в ней не какой-нибудь доклад, а черновик сценария. Открываю титульную страницу:
Кем он возомнил себя? Неужто думает, что его ждут в Голливуде? А, это ты, тот тупой шотландский коп, который не способен поймать даже триппер и не может написать собственное имя? Вот тебе миллион баксов за гребаный сценарий. Да, вот тебе Том Мать Его Круз и Николас Хренов Кейдж на главные роли, вот тебе Мартин Гребаный Скорсезе в режиссеры… да, конечно. Меня охватывает желание разорвать всю эту чушь, скомкать листы и бросить в огонь. Погреться на Рождество — вот и вся польза от этого дерьма.
Здесь же лежит еще один ключ. Похоже, идентичный тому, который торчит в замке. Я кладу его в карман и закрываю ящик. Надо забрать у Тоула и сценарий, и дискеты. Можно было бы, конечно, уничтожить все это прямо сейчас, и пусть только попробует мудак что-нибудь вякнуть. Да, было бы круто! Однако есть еще аттестационная комиссия… Нет, не стоит портить с ним отношения. Тоул не должен ничего заподозрить. Действовать надо по принципу: уничтожай, но не наживай врагов. Корпоративно.
К возвращению Тоула я уже сижу на стуле. Он сдержанно сообщает, что мисссс Драммонд больше не руководит расследованием. Командование берет на себя сам главный олух. Я даже не знаю, как к этому отнестись. С одной стороны, она проявила себя полной дурой, что соответствует действительности. С другой, перемена в руководстве означает лично для меня увеличение работы, а я слишком занят, чтобы носиться по городу в поисках каких-то уголовных недоделков. Тоул говорит, что ему нужен ежедневный отчет, чтобы иметь представление о ходе расследования.
Будет тебе отчет — можешь сунуть его сам знаешь куда. Я спускаюсь вниз и ввожу в курс дел Драммонд и Гиллмана. Мне доставляет особое удовольствие сообщить тупой телке, что ей поручено заниматься молотком.
— Надо раскинуть сети пошире, — с улыбкой говорю я, — охватить все скобяные магазины Шотландии.
Она пытается что-то возразить, но все же сдерживается и умолкает. Я упиваюсь ее дискомфортом, потом спрашиваю:
— Это все?
Мисс Драммонд поспешно ретируется, а я подмигиваю Даги Гиллману.
Мы прочитали где-то высказывание одного мудака насчет того, что лучше путешествовать с надеждой, чем терять ее по прибытии, и сейчас нам хочется дать ублюдку по голове дубинкой, потому что если все обстоит так, как нам видится, то мы в полной жопе.
Сажусь за стол и пытаюсь сочинить гребаный отчет. После двух с половиной страниц решаю, что надо съездить домой и немного прибраться. Уборка сводится к тому, что я достаю из-под раковины мешок для мусора и сваливаю в него все накопившееся дерьмо. Одного мешка оказывается мало, нужен второй. Вообще-то я бы никогда не стал так напрягаться из-за шлюхи, но порядок необходим, чтобы создать атмосферу театра. Приношу из гаража стол и стул, потом игрушечную ученическую доску и мел из комнаты Стейси. Делаю это и уже завожусь. Ставлю одну из взятых у Гектора видеокассет — надо проникнуться настроением, пока не появился Роджер Мур.
Малышка Клэр и впрямь хороша. Молодец Мэйзи. Сколько же времени ушло на поиски той, которая идеально подходит для моей игры. Дело в том, что я знаю если не всех, то большинство девушек. Такова уж специфика работы. Я забочусь о них, они заботятся обо мне — лучшего сутенера не пожелаешь. Клэр — особенная. Сделала все именно так, как я и указал: короткий парик с завитыми волосами, твидовая юбка, зеленая кофточка с брошью. Брошь — как раз то, что надо. Для приближения к совершенству. Как у мисс Хантер.
— Брюс Робертсон, подойдите сюда, — командует она.
Выражение, тон, высота голоса — все в строку. Мэйзи отлично ее проинструктировала. Мы обязаны подчиниться. Мы? Я.
— Да, мисс, — тихо отвечаю я.
— Мне стыдно за вас, Робертсон, — говорит она нам. — Вы самый презренный, злобный, порочный кусок человеческих экскрементов, который когда-либо ходил по земле…
— Так оно и есть, мы согласны. Мы заслуживаем бесчестья и презрения. Все мы.
По бедру, возбуждая экзему, сползает горячая струйка мочи.
— …но в то же время — странный парадокс — я впервые встречаю мужчину, который приводил бы меня в такое состояние сексуального возбуждения… губы моей вагины дрожат и раскрываются, когда ты, Брюс Робертсон, входишь в комнату… — шепчет она. — Тебе это известно, Робертсон? Известно?
— Допустим, — говорим мы ей.
Я и сам в том самом состоянии. Очень-очень в том состоянии.
— Я хочу тебя, Брюс Робертсон. Я вся мокрая. И я возьму тебя, Брюс Робертсон.
Она бросается на меня, валит на недавно купленный стол, расстегивает ремень и стаскивает промокшие брюки. Потом задирает юбку — под ней ничего нет, — насаживает себя на меня и начинает медленно трахать, приговаривая, какой я плохой и что из-за меня ей приходится делать это, а я сжимаю ее ягодицы и обзываю ее старой фригидной блядью и всеми другими словами, которые только приходят в голову, и это терапия в чистейшей и простейшей форме, и туман рассеивается, и перед глазами возникают пятна, и все идет кругом, и тема сегодняшнего урока: БРЮС РОБЕРТСОН.
Сажусь и закуриваю.
— Ты отлично трахаешься, мисс Ха… э… Клэр.
— Нужно что-то еще? — с милой улыбкой спрашивает она.
— Нет, не сейчас, спасибо.
Я умолкаю, думая о том, подойдет ли она на роль в том небольшом сюжете, который мы обсуждали однажды с Гектором Фермером. Пожалуй, тут надо пораскинуть мозгами.
Она уходит, а я принимаю душ и переодеваюсь. Грязной одежды скопилась уже целая куча. Чистого белья почти не осталось. Придется устроить стирку.
Освежившись, решаю прогуляться в Ложу и пропустить стаканчик-другой на ночь. Первый, кого я там вижу, — Джордж Макки, собаковод. Одинокий и потерянный, он сидит в компании одного хрена в форме, чье имя вылетело у меня из головы. Бедняга Дод, похоже, уже нализался. Беру тройное виски и пинту «гиннеса» и подсаживаюсь к нему и его безымянному приятелю.
Дод никак не может позабыть свою мерзкую собачонку, погибшую из-за некомпетентности Леннокса. Чем дальше, тем более скучными и занудливыми становятся его причитания. Не выдерживает и уходит даже придурок в форме. В какой-то момент в глазах Джорджа появляются слезы.
— Такое нелегко пережить, Роббо…
— Да, Джордж, я понимаю, собака лучший друг человека.
Я киваю и опрокидываю еще стаканчик двойного.
— …эта собачка… она была моим напарником, моим партнером. — Макки обводит бар затуманенным взглядом. — У нее… у нее было сердце. Она была настоящим полицейским, не то что некоторые из здесь присутствующих!
— Конечно, Джордж, — говорю я.
Завелся на свою голову, старый мудак.
— Настоящий полицейский. От и до. Я любил ее, и она любила меня!
— Это уже отношения, — задумчиво говорю я. — Полновесные и интимные отношения между человеком и зверем.
Джордж пытается взять меня в фокус. Выражение у него несколько ошарашенное.
— Все было не так… мы не…
— Нет, нет, конечно, нет… ты меня не понял, — говорю я. — Я хотел сказать… Предположим, на Землю опустились пришельцы. Инопланетяне… из космоса… — Этому собачнику хрен что объяснишь. — Они увидят только два вида земных существ. То есть… они ведь не увидят, например… ну, homo sapiens и собаку. Нет, они увидят двух землян… это и есть отношения. — Я поднимаю полупустой стакан в надежде, что трухлявый пень поймет, что к чему, и свалит из бара. — За землян!