– Это ваше последнее слово?
Кончита, уже не таясь, обернулась к Аните. Та выронила вторую спицу, подняла ее правой рукой, и договоренность была достигнута. Сеньора Лусия выразила готовность внести стопроцентный платеж прямо сегодня. Однако в кошельке ее бренчала лишь сотня реалов на мелкие расходы, поэтому она испросила позволения сходить туда, где ей дали приют на время пребывания в Аранжуэце, и принести всю требуемую сумму. Кончита посетовала, что не имеет экипажа, и порекомендовала гостье нанять сына доньи Эспиносы – у него есть удобная повозка и он согласится недорого отвезти пассажирку в любой конец города. Сеньора Лусия сказала, что так и поступит, – и удалилась.
Едва она вышла за калитку, как в комнату, где велись переговоры, влетел взбудораженный Максимов.
– Ну?
– Клюнуло! – промолвила Анита с уверенностью.
Кончита часто-часто замигала, ничего не понимая.
– Эта сеньора? Мне она показалась такой душкой…
– Много ты знаешь случаев, когда дом покупают за бешеные деньги, не торгуясь?
– Она даже не прошлась по комнатам, не посмотрела, в каком состоянии то, что она покупает! – вставил Максимов.
– Ты еще здесь? – напустилась на него Анита. – Бегом за ней!
– Ты видела, как она шкандыбает? В два счета догоню!
– Возьми с собой Веронику.
– Зачем?
– Для связи. И, ради всего святого, не лезь на rozhon. Твоя цель – выследить банду, а воевать с ней будут те, кому положено.
Максимов признал оба совета разумными, позвал служанку. Та, привыкшая к причудам господ, осведомилась лишь, кого сегодня надобно преследовать. Узнав, что объектом является не вооруженный до зубов башибузук, а дряхлая старуха, Вероника не стала закатывать истерик, собралась вмиг. Не прошло и трех минут после ухода щедрой покупательницы, как по ее следам была пущена грамотная слежка.
Максимов из тактических соображений выдвинул вперед Веронику. Простолюдинка с корзиной, взятой для отвода глаз, не навлекла бы на себя ничьих подозрений. Мало ли – на базар отправили, припасов закупить. Она скоро нагнала семенившую по дороге сеньору Лусию и пристроилась в кильватере, на некотором отдалении, чтобы не дышать в затылок. Сам Максимов, опасавшийся, что бандиты уже изучили его физиономию, держался последним, выхватывая старушку взглядом из-за широких Вероникиных юбок.
Явились ли эти предосторожности излишними – как знать. Старушка шаркала по улицам с максимальной скоростью, на какую была способна. Опиралась на трость, слегка прихрамывала, но не сбавляла темпа. При этом она и не подумала воспользоваться советом Кончиты и нанять извозчика. Максимов про себя отметил, что держится она в стороне от людных мест, пробирается узкими и темными переулочками, где не так велика вероятность попасться на глаза ненужным свидетелям. Безусловно, сеньоре Лусии было что скрывать.
Она блуждала по Аранжуэцу не меньше часа – делала петли и раз за разом проходила по одним и тем же районам. Такое поведение, несомненно, указывало на то, что сеньора хочет перестраховаться и сбить с толку возможных преследователей. Максимов негромко свистнул – это был оговоренный заранее сигнал, повинуясь которому Вероника умерила шаг и свернула в ближайшую подворотню. Максимов вышел из-за ее спины, нагнал старушку, но совсем уж приближаться остерегся. Шел с таким расчетом, чтобы держать коварную бабулю в поле дальнего зрения, не давая ей ускользнуть. Вероника тем временем переждала чуток в подворотне, вышла оттуда и зашагала следом за барином. Таким образом, они поменялись местами – прием простейший, но эффективный. Максимов рассчитывал, что в данном конкретном случае более изощренных хитростей не понадобится.
Солнце уже закатилось за крыши, и небо подернулось предвечерними тенями, когда старушка подошла к невзрачному домику, стоящему на окраине. Максимов остановился и, не оглядываясь, взмахнул раскрытой ладонью. Для Вероники это означало: спрячься. Позади послышался шорох, служаика с поспешностью выполнила приказание, затаившись в зарослях запущенного сада, а Максимов юркнул за валун, лежавший сбоку от дороги.
Сеньора Лусия не стала ни стучать, ни звонить – она отперла дверь своим ключом и вошла в домик. Дверь за ней затворилась. Максимов поманил к себе Веронику, та рысью перебежала к нему, спряталась за тем же валуном.
– Сиди и смотри, – повелел он ей.
– А вы куда, Лексей Петрович?
– Подойду поближе.
Домик стоял почти так же уединенно, как жилище Хорхе. Слева от него виднелся глубокий овраг, справа простирался тот самый сад, в котором только что укрывалась Вероника, а сзади текла река. Максимов, не видя иного выбора, ужом пополз меж разросшихся садовых деревьев. Дом, в который вошла сеньора Лусия, наверняка никому уже не принадлежал – настолько он был убог и облуплен. Следовало с изрядной долей уверенности предположить, что разбойники забрались в него именно потому, что он был необитаем и вполне подошел им в качестве временного убежища. Здесь они никому не мозолили глаза.
Сад раскинулся так широко и густо, что позволил Максимову подобраться к дому вплотную. Быстро темнело, и за оконницами, завешенными изнутри какой-то холстиной, замаячил колеблющийся огонек свечи. Наблюдателю это оказалось на руку: он разглядел качавшиеся силуэты, хоть и без отчетливых контуров. А затем, напрягши слух, уловил голоса. Первое, что распознал безошибочно, – гортанное сопрано вульгарной любительницы исторических и технических книжек.
– Мама, вы рехнулись! – выкрикивала она. – Откуда мы возьмем пять тысяч серебряных эскудо? Это целое состояние!
– Чтоб мне провалиться, – вторил ей сиплый низкий голос, проходящий как будто сквозь вату, – неужели нельзя было сбавить цену?
– Заткнитесь все! – властно прозвучал фальцет сеньоры Лусии. – Вы же знаете, что нам нужен этот дом. Проклятая дура уперлась, почуяла, что я не уйду, покуда не договорюсь… Или вы хотите, чтобы его перекупил кто-нибудь другой?
– Но пять тысяч, мама!
– Мы получим в сотни раз больше, идиоты! Только бы выгорело… И говорите потише, не орите так громко!
К досаде Максимова, предупреждение подействовало, и собеседники перешли на неразличимый шепот. Он прервался лишь однажды – то ли стоном, то ли вскриком, острым, мучительным, но сей же час заглушенным хлесткой пощечиной. Кто вскрикнул и кто кого ударил, Максимову было неведомо. Полежав немного во влажной от вечерней росы траве, он отполз назад, к дожидавшейся Веронике. Пока полз, составил в уме простой порядок дальнейших действий.
– Где жандармский участок, помнишь?
Вероника закивала. Сегодня они проходили мимо, она приметила вывеску.
– Беги туда, спроси сеньора Лопеса… Ах да, ты же не знаешь по-испански! Ладно, погоди.
Максимов пошарил в карманах, вынул клочок бумаги, огрызок карандаша и нацарапал несколько строк. Спасибо Аните: живя с ней, худо-бедно овладел языком Дон Кихота. Сунул записку Веронике.
– Ничего не говори, просто передай это первому жандарму, которого встретишь. И возвращайся сюда. Покажешь им дорогу. А я останусь, постерегу этих…
Вероника, хотя и опасалась за судьбу хозяина, не преминула воспользоваться возможностью покинуть опасное место. Максимов направил ее не по дороге, где ее могли заметить из окон разбойничьего пристанища, а через сад. Дождался, пока Вероника удалится на достаточное расстояние, и вновь перебрался ближе к дому. Намерения были таковы: дождаться подкрепления в лице подчиненных сеньора Лопеса и захватить всю ватагу разом. Ну, или, по крайней мере, всех тех, кто находился сейчас в доме. Уж тогда у полиции Аранжуэца не останется сомнений в том, что все происходившее с Кончитой не являлось плодом больной фантазии.
Важно было до прихода жандармов не дать разбойникам удрать. Сумерки становились все гуще, и Максимова терзали опасения, что под их покровом добыча может дать тягу из-под самого носа. Люди, скрывавшиеся внутри заброшенного дома, переговаривались тихо, он не мог более разобрать ни слова, но, судя по интонациям, шла сердитая перебранка. Очевидно, старуха все еще спорила с остальными по поводу размеров платежа. Максимов желал, чтобы этот спор затянулся.
Но внезапно из-за трухлявых стен донесся уже однажды прозвучавший вскрик, полный боли и мольбы. Максимов вскинулся, вынул из кармана револьвер. Вслед за вскриком голос – женский, чистый, однако дрожавший от страха – ясно вымолвил:
– Отпустите меня! Я ничего не знаю!
– Заткнись! – последовал окрик пошлой девицы (ее Максимов определял без труда). – Лежи и молчи, если не хочешь, чтобы Пепе тебя прикончил.
– А и правда, – встрял сиплый, – пристрели ее, Пепе! Или дай я сам… – что-то клацнуло, – она давно уже мне надоела.
– Убери оружие, болван! – осадила его сеньора Лусия. – Мы прикончим ее, если нас накроют. Но прежде она должна нам все рассказать.
– Мы валандаемся с ней целую неделю и ничего не добились. А все потому, что вы запрещаете допросить ее как следует. Хотите, я поговорю с ней по душам? Через пять минут мы будем знать все, что нам нужно.
Едва отзвучала эта угроза, как послышался звонкий хлопок – еще одна оплеуха. Теперь уже Максимов знал, что бьют ту самую девушку, что давеча просила о пощаде. Она тонко взвизгнула и заскулила, как щенок, которого жестокий прохожий пнул окованным сапогом.
Волна праведного гнева подняла Максимова, оторвала от волглой травы и толкнула ко входу в дом.
– Сдавайтесь! – загремел он во все горло. – Вы окружены!
Дал предупредительный выстрел в воздух и заколотил рукояткой револьвера в дверь. Последняя оказалась на диво крепкой и была заперта изнутри, поэтому не поддалась ни на дюйм. Зато нежданное явление чужака вызвало переполох внутри дома. Там забегали, принялись что-то выкрикивать, дважды бабахнули сквозь стену. Максимов ожидал этого и предусмотрительно укрылся за толстым столбом, подпиравшим навес над крыльцом. Высунув из-за укрытия руку, выстрелил сам. Целил снизу вверх, не на поражение – чтобы не задеть ту, ради кого обнаружил свое присутствие.