Преступники свалили похищенную на земляной пол, точно перетянутый бечевками турецкий ковер. Очкарик велел своему фартучному пособнику вместе с теткой Тересой стеречь пленницу, а сам отправился, чтобы известить остальных, что птичка поймана. Но одноглазый фартучник не выказал желания сидеть посреди леса в компании бродяжки, от которой разило, как от помойки. Он выскочил из хижины и побежал догонять ушедшего очкарика.
Тетка Тереса выудила из-под своих отрепьев заткнутую пробкой глиняную посудину и предложила Сильвии глотнуть для храбрости самогона. Тетка была незлобива, и шут ее знает, каким образом она затесалась в шайку. Сильвия лежала на земле и, неотрывно следя, как эта безобразная грымза сосет вонючую дрянь, старалась перетереть свои путы о гвоздь, торчавший из деревянной подпорки. Возблагодарила судьбу за то, что была именно связана, а не скована стальными кандалами, как в прошлый раз. Могло статься, что у злодеев просто не нашлось второй пары наручников.
Тетка Тереса пьянела, но отчего-то зябла. Ей взбрело на ум развести в хижине костер, чтобы погреться. Сильвия, разгадав это намерение, пришла в ужас – представила себе, как просушенная кастильским солнцем постройка вспыхнет, подобно спичке, от малейшей искры. Стала увещевать идиотку, втолковывала ей, что если той так хочется развести огонь, то делать это надо как можно дальше от хижины. Втайне Сильвия надеялась, что разумные доводы возымеют действие, оборванка оставит ее одну и тем самым даст возможность поскорее покончить с проклятыми веревками. Но та была то ли совсем глупа, то ли, напротив, почуяла какой-то подвох. Так или иначе она по-быстрому натаскала в хижину сухих веток, валявшихся по краям поляны, и через пять минут костер уже тянулся острым клювом к соломенному куполу.
Мольбы пленницы нищенка оставляла без внимания, смотрела на нее как на пустое место. По-жабьи квакнув, она разлеглась возле костра и взялась досасывать остатки смрадной бурды из жбана.
Сильвия, покуда ее стражница отвлекалась то на одно, то на другое, сумела-таки перетереть веревки и лежала смирно, дожидаясь момента, когда тетка Тереса уснет. Такой момент должен был наступить вот-вот, синий нос тетки уже клонился книзу, а глаза слипались. Сильвия считала про себя секунды и боялась. Боялась, во-первых, что бандиты, за которыми пошли одноглазый и очкарик, явятся раньше, чем Тересу сморит сон. А во-вторых, что огонь перекинется на стены хижины. Захмелевшая дура уже не следила за ним, он горел сам по себе.
Сколько времени прошло в томительном ожидании, Сильвия точно не знала. Как только увидела, что тетка, выронив жбан с недопитым самогоном, свалилась на бок, сказала себе: миг освобождения настал! Сдирая ногти, размотала путы и кинулась вон из хижины. Сделала это столь порывисто, очертя голову, что ненароком зацепила торчавший из костра сук. Тот сияющим зигзагом прочертил воздух, упал под стеной, и свершилось то, что должно было свершиться. Сухая солома затрещала, и огонь охватил ее сразу всю. Животный страх выгнал Сильвию наружу, заставил отбежать под покров свежей зелени. Оттуда она смотрела, как неукротимый шквал разрушает хижину. В сердце шевельнулось чувство христианского сострадания к бедной пьянице, оставшейся беспомощно лежать в адовом пекле. Но Сильвия никак не могла ей помочь и предпочла пуститься наутек.
– Если бы вы подождали хотя бы минуту-другую, то встретились бы с нами, – с досадой проговорил дон Ольмос. – Мы как раз спешили к вам на выручку и выбежали на поляну, когда хижина еще горела.
– Я не верила, что вы так быстро меня найдете, – ответила Сильвия, точно извиняясь, – а вот дружки тетки Тересы могли снова меня схватить, и это пугало сильнее всего.
– Я вполне оправдываю ваши действия, – сказал Максимов. – Но где вы скрывались потом?
– Где придется. Ночевала в брошенных крестьянских домах, среди развалин, нашла там дырявый плащ, укрывалась им по ночам… и всюду мне мерещились эти страшные люди: одноглазый, очкарик, Диего… Я голодала, пила тухлую воду из гнилых колодцев и очень хотела вернуться к вам, сюда… но ведь и бандиты могли поджидать меня здесь. Устроили бы на подходах к дому засаду… Но все же я не выдержала и пришла. Мне ничего другого не оставалось. Иначе я бы умерла…
– Как же вы все это вытерпели? – изумилась Анита. – Без еды, без тепла… Ночи в марте еще холодные. Вам надо было немедленно бежать к нам. Или к сеньору Лопесу.
– К жандармам? – Сильвия с перепугу вскочила с постели. – Не говорите мне о них. Они посадят меня в тюрьму!
– За что?!
– Как за что? Я убила человека. Та нищая, она же сгорела заживо, потому что я по оплошности подожгла хижину…
– Ах, вот что вас тревожит! Среди нас есть юрист, он развеет ваши опасения.
– Вам не о чем волноваться, сеньорита, – заверил дон Ольмос. – Вы подожгли хижину непредумышленно, произошел всего-навсего несчастный случай. На трупе не обнаружено следов насилия, а то, что эта отщепенка напилась до такой степени, что не нашла в себе сил выбраться из горящей хижины, так кого же в этом винить? Любой суд вас оправдает. Но до суда и не дойдет.
– Почему?
– Потому что погибшая действовала заодно с бандой, представляющей опасность для общества. Ваша жизнь висела на волоске. Даже если бы вы намеренно убили эту алкоголичку, присяжные в один голос заявили бы, что это была самозащита. Полагаю, сеньор Лопес при всей своей тупости не станет поднимать шума. Если что, я подскажу ему, что надо делать.
– Спасибо! – с искренней признательностью прошептала Сильвия. – Получается, я и в самом деле напрасно боялась…
– Тем не менее ваши преследователи все еще на свободе, – напомнил Максимов. – После того как вы вторично сбежали от них, они, должно быть, рвут и мечут. Необходимо принять все меры предосторожности. Пока ничего не происходило, мы расслабились, оставляли открытыми окна, не думали о возможном нападении… И вынужден признать, что все мои предыдущие охранные меры были недостаточными. Ничего, я этим займусь! Не пожалею времени, пожертвую несколькими днями, но превращу наш дом в неприступный форт. Вы мне поможете? – обратился он к дону Ольмосу.
– Всенепременно, – ответил тот. – В условиях, когда против нас выступают сущие дьяволы, которых не в состоянии поймать целое жандармское подразделение, я считаю целесообразным согласиться с вами, по возможности обезопасить дом и лишь после этого продолжать подземные работы. Иначе мы рискуем быть перебитыми еще до того, как доберемся до серебра.
– Все ли с этим согласны?
– Все, – от имени Кончиты и Сильвии поддержала мужчин Анита. – Вы рассуждаете разумно.
– А еще, – продолжал воодушевленный всеобщим одобрением Максимов, – я предлагаю…
Вероятно, он предложил бы что-то весьма ценное, но его прервал донесшийся с улицы стук калитки. Все вскочили с мест, инстинктивно потянулись к оружию.
Мгновение спустя сгустившиеся за окном сумерки прорезала яркая молния – это сработала вспышка фотографической камеры. И вслед за этим наступившую в доме тишь разорвал надрывный трезвон дверного звонка.
Глава девятаяСеребряная лихорадка
Гость званый, но вместе с тем неожиданный. – Задушевная беседа. – Анита демонстрирует искусство вранья. – Истинный дипломат. – Максимов предается воспоминаниям. – Меры предосторожности, отнюдь не выглядящие излишними. – Пропавшая жила. – Неприятные симптомы. – Несколько слов о любви. – Крамольное сочинение. – Тоннель разветвляется. – Дон Ольмос остается без связи. – Свершилось!
Сильвия снова сжалась, как от удара плетью.
– Кто это? – прошептала она, в ужасе глядя на полутемное окно. – Кто пришел?
– А вот мы сейчас посмотрим! – Максимов залихватски перекинул револьвер из одной руки в другую. – Ольмос, вы со мной?
– Вы еще спрашиваете!
И как охотники, идущие в азарте на хищного зверя, они кинулись в прихожую. Анита только и успела крикнуть им вслед:
– Будьте осторожны!
Кто бы ее слушал…
Звон прозвучал снова – уже настойчивее. В тесном предбаннике дома Максимов навел мушку «Дрейзе» на дверь и почти беззвучно скомандовал Ольмосу:
– Станьте за мной. Если меня убьют, палите в проем немедля, бейте на поражение. Надеюсь, вашу машинку не заклинит?
– Не заклинит, не бойтесь, – процедил Ольмос сквозь зубы и высунул дуло своего револьвера из-за плеча Максимова.
– Открываем!
Скрипнул замок, завизжал выдвигаемый из пробоя засов, и дверь распахнулась. Максимов ожидал увидеть перед собой вооруженное отродье, готовое ворваться в дом и перестрелять всех обитателей. Но увидел респектабельного господина в бурнусе и цилиндре. За его спиной, правда, маячили двое исполинов в юнкерской форме, но никаких враждебных намерений они не проявляли.
– Добрый день, Алексей Петрович, – любезно поздоровался господин в бурнусе. – Сделайте одолжение, опустите оружие. А то, не ровен час, проделаете во мне дырку, хлопот потом не оберетесь.
– Кто вы такой? – удивился Максимов не столько просьбе, произнесенной не без сарказма, сколько тому, что посетитель говорит по-русски и знает его имя-отчество.
– Это Василий Антонович Тищев, – опередила гостя Анита, незаметно появившаяся позади дона Ольмоса. – Он из русской дипломатической миссии, я приглашала его заехать к нам, если будет возможность.
– Вот я и заехал, – промолвил статский советник, – но мне и в голову не приходило, что меня встретят как агрессора.
Максимов, пребывая в некотором замешательстве, опустил револьвер и посторонился, чтобы пропустить важного вельможу. То же сделал и дон Ольмос. Василий Антонович махнул, не глядя, своим верзилам – мол, оставайтесь снаружи, – а сам прошествовал в гостиную.
– Ты почему нас не предупредила, что он заедет? – услыхала Анита шипение любимого супруга.
– Не успела. Да и забыла, признаться…
Ну да, забыла. А кто бы не забыл, когда вокруг такая катавасия?
Она велела Максимову занять господина Тищева пару-тройку минут и отдала короткие распоряжения дону Ольмосу, Кончите и Веронике. В результате Ольмос с проворством факира припрятал и замаскировал все, что могло навести гостя на мысль о ведущихся в подвале работах, а на столе появились рюмки, бутылки с сухим белым вином и мансанильей, а также что-то шипящее, аппетитно пахнущее, сварганенное Вероникой на скорую руку из остатков сегодняшнего обеда.