– Не стоило так беспокоиться из-за меня, – снисходительно заметил Василий Антонович, по-барски развалившись в кресле и закуривая кукурузную пахитоску. – Я несколько повинен перед вами, обеспокоил вас в позднее время. Но на то имею веские причины. Я в Аранхуэсе по казенной надобности, заезжал в присутственные места, вел переговоры с должностными лицами, потому и припозднился. Но вы же не в обиде, правда? – Он затянулся и пыхнул ароматным дымом. – Скажите лучше… если это не военная тайна… что это у вас за силки по всему двору расставлены и почему вы встретили меня во всеоружии?
Если он надеялся, что ему ответят как на духу, то, разумеется, просчитался. Анита, покуда кто-нибудь другой не ляпнул лишнего, бойко разъяснила непонятливому, что в Аранжуэце объявилась банда, которая терроризирует город и окрестности. Вот жители и обороняются кто во что горазд.
Получилась полуправда. Сойдет. А в нюансы господину статскому советнику вдаваться необязательно.
– Банда? – Он задумчиво пожевал губами и отпил из рюмки добрый глоток мансанильи. – Да, я слышал о ней. У нас в Мадриде даже «Отечественный еженедельник» об этом писал.
– И что писали? – живо поинтересовался дон Ольмос.
Беседа для удобства всех присутствовавших велась на испанском языке, коим господин Тищев владел в совершенстве.
– Заметочка была совсем крохотная. Ставили на вид королевской полиции и гражданской гвардии. Дескать, в непосредственной близости от столичного града орудуют злоумышленники, а наши доблестные защитники и в ус не дуют. – Василий Антонович поерзал в кресле, закинул ногу на ногу и пропел сладко, с прижмуренными глазами: – Нет порядка в испанском государстве! А и то – кому его наводить? Поглядите, кто нынче у власти… Ее величеству – двадцать лет. Житейского опыта никакого, политической мудрости тоже накопить не успела. Вся надежда на премьер-министра. Был при ней генерал Нарваэс, военный человек, сильная рука. Семь лет в правительстве, худо-бедно справлялся. Так нет же, сняли, не угодил. И кто пришел на его место? Бывший адвокатишко, министр казны, при котором казну-то и разворовали…
– Опасные вещи говорите, сеньор Тищев, – высказал замечание дон Ольмос. – Антиправительственным подстрекательством от них веет.
– Господь с вами! – добродушно промурлыкал статский советник. – Что в них такого опасного, в моих речах? Так, пожурил по-старчески… К тому ж я – представитель чужой державы, с которой у Испании ни мира, ни войны, вообще ничего. Так что мне можно.
И далее он, как положено искусному дипломату, пошел плести такие словесные вавилоны, что в голове у Аниты все перемешалось. Изабелла, премьер-министры, международные отношения, карлисты, право на престол – все это было брошено статским советником в один кипящий котел и взбалтывалось там поварешкой, как борщ на плите у кухарки. На поверхность, подобно свекольным кубикам, лепесткам капусты и горошинам перца, выскакивали различные имена и фамилии, исторические факты, но сосредоточиться ни на одном из них было невозможно, так как, повинуясь движению черпака, они вновь погружались в густое варево, а взамен всплывали другие. Василий Антонович, сыпля словесами, еще и вопросики слушателям задавал, да с подковыркой. Анита, к которой он обращался чаще, чем к другим, чувствовала себя как на допросе у искусного дознавателя, умеющего так запутать подозреваемого, так затянуть его в свои сети, что тот волей-неволей проговорится о том, что желал бы утаить.
Мучение продолжалось битых два часа. Гость выпил бутылку мансанильи, плотно поел и как будто не замечал, что общение с ним изрядно утомило собеседников. Лишь когда электрические часы в гостиной пропищали десять раз, он прекратил свои словоизлияния и выразил обеспокоенность по поводу того, что уже очень поздно.
– Спасибо за хлеб, за соль. Засиделся я. На улице тьма-тьмущая, а мне еще до гостиницы надо добраться. Я потому и охрану везде с собой вожу, что у вас тут разбойники по дорогам гуляют. Но охрана охраной, а накинутся шесть человек из-за угла да выпалят разом из пистолетов – тут и поминай как звали…
Приличия требовали поуговаривать гостя посидеть еще чуток, но никто об этом и не заикнулся. Даже Вероника, ровно ничего не понявшая из разговора господ, глядела на статского советника с затаенной неприязнью. Улавливал ли это Василий Антонович? Может, и улавливал, да виду не казал.
– Благодарствую, душечка, – ласково прожурчал он по-русски, когда служанка помогла ему надеть бурнус и подала цилиндр. Засим обратился к остальным: – Всех благ вам, господа. Авось еще свидимся.
Вышел из дома и скрылся в ночи. С дороги, где стоял экипаж, донесся свист кнута, матерный выкрик кучера, будящего сонных лошадей, потом затюкали подковы, и через минуту все стихло.
– Экий зануда, чтоб его черти взяли! – выругался Максимов. – А я было обрадовался. В кои-то веки соотечественника на чужбине увидишь. Поговорил бы в охотку, но только не с таким…
Аниту заботило другое:
– Он все время у нас что-то выпытывал. Как мы относимся к испанской политике, к королеве, к правительству…
– Что ему до наших взглядов? Мы здесь – люди посторонние. Как приехали, так и уедем. И на испанскую политику мне, по большому счету, начхать. Законов тутошних я нарушать не собираюсь, но и поддерживать власти или оппозицию – прошу покорно. Не нашего ума дело, пускай сами свою кашу расхлебывают…
Но если и желал Максимов выбросить визит докучливого земляка из головы, то получилось не сразу. Настала глубокая ночь, а он все вертелся в постели, никак не мог уснуть. Анита спросила, что его тревожит.
– Да понимаешь, – проговорил он с досадой, – напомнил мне этот статский советник одного типуса, о котором я слыхал еще в Петербурге, лет пятнадцать тому. Сам я с ним знакомство не водил, мне его только издали показали, в ресторации, где он жареных рябчиков трескал.
– Что за типус?
– Служил, говорят, чиновником в министерстве финансов, занимал там непыльную должностишку в департаменте внешней торговли. Попался на таможенных махинациях, сумел выкрутиться. Помогли добрые знакомые, которых он к тому времени завел во всех ведомствах.
– А потом?
– Из министерства все же пришлось уйти. Нашелся какой-то неподкупный следователь, стал под него копать. Ну, он, недолго думая, усвистал за границу. Там у него знакомых было еще больше, чем в России. Что с ним после стало, не знаю. И вот гадаю теперь: не наш ли это господин Тищев? Рылом похож, и фамилия вроде та, хотя в точности не припомню.
– Может, и наш. Комбинации плести умеет… Оставим пока этот факт при себе. Вдруг пригодится?
Утром Максимов сделал неприятное открытие: фотографический аппарат, установленный во дворе, оказался испорчен. Кто-то разбил линзу объектива и насыпал земли в затворный механизм. Кроме того, вынули и засветили негатив, на котором должно было запечатлеться вчерашнее появление статского советника.
Алекса это взбесило.
– Его охранники постарались! Вандалы хреновы…
– Не захотели, чтобы у нас осталось изображение их начальника? Уж не связан ли и он с бандой?
Как ни дико звучало подобное предположение, Анита попросила дона Ольмоса его проверить. Тот сделал по телеграфу запрос в Мадрид и получил оперативный ответ. Василий Антонович Тищев в самом деле являлся штатным сотрудником российской дипломатической миссии, ни от кого не скрывался, документы имел подлинные и ни в чем предосудительном замечен не был. Дон Ольмос не поленился и зашел в гостиницу «Золотая корона», куда господин Тищев направился после визита в «дом на куличках». Портье сообщил ему, что русский дворянин провел в своем номере всего одну ночь, а рано утром отбыл назад в столицу.
– И еще, – прибавил сыщик. – Не знаю, в какие присутственные места заходил сей субъект, но ни в администрации алькальда, ни в жандармерии, ни в каких-либо других общественных заведениях он вчера не был.
– Есть у меня подозрение, что Василий Антонович слегка приврал, – сказала Анита. – Он приехал в Аранжуэц для того, чтобы повидаться с нами, и никаких других дел у него не имелось. Он присочинил их во вчерашнем разговоре, чтобы подчеркнуть, что к нам заскочил мимоходом, по случаю. Но это не так.
– Что же ему у нас понадобилось? – искренне удивилась Кончита. – Не пронюхал ли он про серебро?
– Может, и пронюхал. Он умен, прозорлив, такому, как говорят его соотечественники, палец в рот не клади.
– А если он русский шпион? – выпалил дон Ольмос. – Среди дипломатов немало встречается скрытых агентов разведки.
– Какое дело русскому шпиону до испанского серебра? – ввернул Максимов, глядя исподлобья.
Русло, по которому потекли предположения, ему не понравилось. Если статский советник имеет касательство к резидентуре, то пусть себе выполняет возложенную на него миссию в интересах государства Российского. Негоже устраивать ему препоны. А то еще возьмут его в оборот королевские полицейские, и провалит он свое задание, в чем бы оно ни состояло. А кто виноват? Свои же, праздные путешественники из России, чего-то недопонявшие и чем-то напуганные. За такое и Родина в изменники запишет, и самим потом будет стыдно.
Поэтому Максимов решил в шпионские игры не ввязываться и завел речь о другом – о том, что обсуждали еще до приезда Василия Антоновича.
– Дом необходимо укрепить как можно тщательнее. Чтобы даже мышь не пролезла!
В тот же день он приобрел в мелочном магазинчике новейшие штифтовые замки, запиравшиеся плоскими ключами, и установил их на входной двери и на калитке, ведшей во двор. Тут активную помощь оказал дон Ольмос, проявивший себя умелым слесарем. Следующим шагом стало значительное увеличение высоты изгороди – ее обтянули поверху пятью рядами проволоки, которая в изобилии нашлась в закромах запасливого Хорхе. Максимов хотел подсоединить проволоку к гальваническому элементу, чтобы всякого, кто вздумал бы забраться на придомовую территорию, шандарахнуло электрическим разрядом. Но Анита отговорила, мотивировав это тем, что сунуться могут и городские мальчишки, из озорства. Не бить же током всех без разбора!