В довершение соорудили из длинного обрезка водосточной трубы и двух увеличительных стекол от цейсовской зрительной трубки подобие перископа. Приспособление, выведенное одним концом на крышу и свободно вращающееся в горизонтальной плоскости, позволяло, не покидая внутренних помещений, наблюдать через окуляр за тем, что происходит окрест.
Покончив с мерами безопасности, вернулись к подземным работам. Все чувствовали, что тучи над уединенным домиком сгущаются, поэтому каждый горел желанием ускорить прокладку штрека. Максимов пустил паровую машину на полную мощность, она перелопачивала кубометры земли, которую дон Ольмос с примкнувшими к нему Анитой и Вероникой едва успевали выгребать из удлинившегося на сотни саженей прохода. Стряпней теперь занималась Кончита, а Сильвии, как непригодной для тяжелых нагрузок, доверили дежурить у перископа.
Машина рычала, булькала, изрыгала дым и пар, тряслась как припадочная. Комья грунта летели, словно шрапнель на поле боя. К вечеру четырнадцатого марта проходчики достигли расчетной точки. Здесь Максимов замедлил темп, но не потому, что он и его подручные утомились, и не из опасения, что взорвется перегретый котел. Кончита принесла из кухни большущее решето и вместе с Вероникой принялась просеивать вынутую землю в поисках серебра. Однако пока что не попадалось ни крупинки.
Минул еще один день, и еще. Сильвия нервничала. Она была твердо уверена в правильности выводов отца. Но, быть может, он немного промахнулся с расчетами, когда определял местоположение залежей?
– Папа был не геологом, он был историком. Надо искать дальше!
Никто и не думал упрекать ее. Максимов со своим сугубо рациональным техническим мышлением допустил наличие погрешностей в прикидках теоретика Ортиса и предложил расширить радиус поисков.
– Мы все время двигались по прямой, к той точке, которую нам указала Сильвия. Но даже изыскатель со стажем редко может указать место залегания ископаемых с точностью до нескольких саженей. Надо разветвить наши подземные коммуникации – пробить пару боковых шахт и поискать серебро там.
Расстелили на столе карту. Обнаружилось, что если идти от уже проложенной штольни влево, то выработка будет приближаться к строящейся железнодорожной станции.
– Не думаю, что залежь следует искать в этом месте, – сказал Максимов после некоторого размышления. – Да и проблематично будет работать в непосредственной близости от скопления людей. Нас могут услышать… Я бы для начала проверил другое направление. – Он прочертил карандашом линию вправо – через пустынную холмистую местность, оканчивавшуюся крутым берегом Тахо. – Здесь мы не рискуем быть обнаруженными.
Но с ним неожиданно заспорила та, от кого меньше всего ожидали возражений, – Кончита.
– Почему мы должны искать серебро там, где нам удобнее? Давайте обследуем весь район – и справа, и слева. На станции постоянно что-то делают: сгружают железо, клепают, ворочают рельсы… В последнее время перешли на круглосуточный график, хотят успеть к намеченному сроку. Так что и днем, и ночью такой грохот, что нашу пыхтелку никто не услышит.
Анита с удивлением посмотрела на сестру.
– Что это ты так завелась? Уж не заразилась ли серебряной лихорадкой? Я читала об этом в журналах: когда человек подолгу занимается поисками сокровищ, то в конце концов его одолевает алчность, глаза разгораются…
– Алчностью я не страдаю, – буркнула Кончита обиженно. – Я только хочу довести до конца дело Хорхе. Он сконструировал эту машину, он наметил место, откуда начинать проходку…
– Он делал это для бандитов…
– Пусть так. Тогда мы тем более должны найти серебро и пустить его на благие цели. Возможно, это в какой-то мере обелит его имя.
Логика была шаткой, однако Анита с пониманием относилась к болезненным чувствам Кончиты. Несчастная вдова переживала не только смерть мужа, но и всяческие толки о нем, поднявшиеся в народе, как поднимается сор со дна взбаламученного пруда. Конни хваталась за любую призрачную возможность оправдать себя и Хорхе в глазах общественности.
Чтобы угодить ей, Анита упросила Максимова первым делом проложить тоннель влево. Работы пошли совсем неспешно: Кончита, не доверяя никому, придирчиво перебирала комочки земли, перетирала их пальцами, все надеялась, что сверкнет в черной массе долгожданный серебряный светлячок.
Максимов, глядя на ее старания, кривил губы и выражал сомнения. Зато дон Ольмос, похоже, искренне сочувствовал. Анита заметила, что между ним и Кончитой протянулась ниточка взаимной симпатии. Однажды не удержалась и поддела парижского детектива:
– Экий вы ветреник, сударь! Клялись мне в неземной любви, а теперь на мою сестру заглядываетесь.
– Но ведь она так похожа на вас, не отличить! – отвечал он прямодушно и рассмеялся собственной шутке.
Сближение его с хозяйкой произошло в особенности после того, как он переселился из гостиницы под кров «дома на куличках». Дело в том, что ежедневные вояжи дона Ольмоса к холму рано или поздно должны были вызвать слухи среди горожан. Да и жаль было тратить время на дорогу туда-обратно. Кончита сама предложила ему переехать, и он, поломавшись для приличия, согласился. Забрал из гостиницы свои скромные пожитки и обосновался на чердаке, где сколотил из обрезков досок аналог наполеоновской походной кровати. Там и проводил те короткие часы, когда не был занят работой или общением с Кончитой.
Анита внезапно вспыхнувшему роману сестры с молодым красавчиком не препятствовала. Считала, что романтическое приключение благотворно подействует на изнывшуюся душу Конни, отвлечет от страхов и терзаний. Сама же, пользуясь тем, что трудовой аврал малость поутих, проводила свободное время в прогулках по городу.
Она открывала для себя все новые и новые красоты Аранжуэца. Бродила, вдыхая свежий, пропитанный солнечным светом весенний воздух, любовалась большими площадями и узенькими, как поясок, улочками, наблюдала, как по речной глади плавают остроносые, легкие, словно мотыльки, лодочки праздных аристократов, а бок о бок с ними ворочаются сколоченные заскорузлой мужицкой рукой неповоротливые и лишенные изящества суденышки рыбаков.
Город только казался невеликим. Раза два Анита заблудилась в сплетении переулков и после этого решила заняться изучением планировки Аранжуэца, а заодно почитать что-нибудь о его прошлом. Она зашла в знакомую уже библиотеку и стала рыться в пропыленных томах. Старик-библиотекарь, углядев в ней родственную книжную душу, вознамерился облегчить ей задачу и извлек откуда-то каталог всех хранящихся под его надзором изданий.
Анита с жадным любопытством вгляделась в стершийся, едва читаемый шрифт. Каталог был составлен и оттиснут не раньше середины прошлого века – бумага пожелтела и сделалась ломкой. К печатному тексту лепились начертанные разными почерками рукописные строчки. По всей вероятности, свод составили и отпечатали при основании библиотеки, и он изначально содержал лишь издания, имевшиеся на тот момент. Впоследствии библиотечный фонд пополнялся, и его хранители вписывали от руки названия новых книг.
С особенным интересом Анита изучила раздел, посвященный краеведению. Отметила для себя пять-шесть позиций, в том числе книгу с длиннейшим и витиеватым названием: «Художественное описание достопримечательностей Аранхуэса, а также знаменательных событий, имевших место в сем славном городе, с присовокуплением кратких биографий известных персон, коих мы имеем честь именовать своими земляками». В авторах значился некий Артуро Альба Гонсалес, уроженец все того же славного города.
– Можно взять эти книги? – спросила Анита, указав на отмеченные ею наименования.
– Вот эти можно, сеньора, а эту, – библиотекарь ткнул сухим пальцем в «Художественное описание…» – к сожалению, нет.
– Почему?
– С этой книгой вышла неприятная история. Она была написана в тысяча пятьсот восемьдесят первом году и издана небольшим тиражом в городской типографии. По неизвестной причине около ста лет тому назад из Мадрида пришел приказ собрать и уничтожить все имеющиеся в наличии экземпляры. Мой тогдашний предшественник был вынужден изъять этот редкий труд из хранилища и сжечь.
– Какая жалость! Отчего же это произошло? святая инквизиция усмотрела в содержании книги признаки ереси?
– Насколько мне ведомо, сеньора, инквизиция не имеет касательства к этому инциденту. Приказ был отдан кем-то из приближенных его величества Филиппа.
Может, и не содержалось в той книге ничего примечательного, но, как обычно бывает в подобных случаях, Аните еще сильнее захотелось ее прочесть. Не устраивают же аутодафе просто так, без какой бы то ни было причины!
– А не знаете ли вы какого-нибудь коллекционера, у которого она могла случайно сохраниться? Она мне очень-очень нужна!
Час был поздний, библиотека готовилась к закрытию. Старик убедился, что поблизости нет других посетителей, и защекотал горячим шепотом ухо Аниты:
– У меня дома есть эта книга, сеньора. Она досталась мне от моего деда, который тоже занимал здесь должность главного библиотекаря. Если желаете, я могу вам дать ее почитать. Но только с условием: об этом не должен узнать никто!..
Анита на попавшейся под руку монографии о династии Бурбонов присягнула, что даже под самыми страшными пытками не расскажет никому о запретной книге.
На следующий день она получила из морщинистых ладоней старика увесистую глыбу в переплете из телячьей кожи. Книга была отпечатана киноварью на французской проклеенной бумаге, гравюра на фронтисписе изображала королевский дворец в Аранжуэце. Анита благоговейно перелистнула затверделые, тяжелые, как дощечки, страницы, подивилась заставкам с лиственными орнаментами и уже после этого углубилась в чтение.
Составленные сеньором Гонсалесом описания можно было назвать художественными лишь с большой натяжкой. В основном книга содержала изложенные суконным языком технические характеристики зданий и сооружений с датами постройки и последующих реконструкций, ежели таковые случались. Хваленые «биографии известных персон» сводились к перечислению главных жизненных вех: родился, окончил обучение, женился, поступил на службу, запомнился современникам и потомкам следующими деяниями. Продираться сквозь изобиловавший канцеляризмами текст, написанный явно по заказу городских властей трехсотлетней давн