– А Сильвия?
– Она – потомица его единственная. Он ее с какой-то француженкой прижил, та потом в Тулузе пьяному матросу под нож подвернулась. Осталась девчонка малолетняя без матери, да и отец, можно сказать, каждый день со смертью в салки играл. Знал, что не зажиться ему на свете… Вот и попросил меня за ней приглядеть. Заезжал изредка проведывать, гостинцы привозил. Погиб, когда ей и двенадцати не исполнилось, так что помнит она его плохо. Я ей за обоих родителей был, она ко мне привязалась, и я к ней тоже…
Статский советник замолчал, стал пускать дым колечками.
– Вы с ней жили в Португалии? – спросил Максимов негромко.
– Поначалу – да. Рабочее место у меня было в Лиссабоне, при дипломатической миссии. А потом, когда меня в Мадрид направили, я и ее с собой взял. Она уже взрослой стала, но никуда от меня не отлучалась. Куда я, туда и она.
– Я давно подозревала, что Сильвия понимает русскую речь, – вставила Анита. – Уж очень внимательно она прислушивалась, когда мы с Алексом говорили по-русски. А когда в Аранжуэце появились вы и проявили интерес к нашему дому, факты сопоставились сами по себе.
– Да, нашла коса на камень! – вздохнул Василий Антонович. – Я ее предупреждал, чтобы она с вами поаккуратнее… Чуяло сердце, что неприятностей от вас не оберешься. А тут еще эту кормилицу нелегкая принесла, и меня, как назло, рядом не случилось, пришлось Силюшке на ходу импровизировать.
– Ну, по части находчивости она любому сто очков вперед даст! Да и по части ловкости тоже.
– Ловкости ее циркачи обучили. Она после смерти папаши с горя из дома сбежала. Сами знаете, в этом возрасте все юнцы строптивы, хоть мужского, хоть женского полу. Пристала к какому-то шапито, полгода по городам и весям странствовала, трюками разными овладела, в том числе с гримом да с переодеваниями… Насилу я ее отыскал и домой вернул. С той поры она остепенилась, в разум вошла, книжки стала читать. Я однажды на обложки глянул, а там все мудреное что-то: Кампанелла, Аристотель, Сен-Симон… Спрашиваю: и охота тебе эту заумь штудировать? А она отвечает: я – испанка и хочу, чтоб в моем государстве порядок образовался. Вот и вычитываю, как его лучше обустроить.
– Не припомню, чтобы где-то у Аристотеля или Сен-Симона говорилось о том, что для наведения порядка надо взорвать пироглицерином действующую королеву, – съехидничал Максимов, все более смелея.
Василий Антонович посмотрел на него с осуждением.
– Напрасно ерничаете, молодой человек. В моей Силюшке такой пламень горел, что она и себя бы не пощадила, лишь бы цели достигнуть. Что до королевы Изабеллы, то другой такой развратницы, прости Господи, свет еще не видывал! Да что я вам буду пересказывать, вы и сами наслышаны…
– А что бы изменилось, если бы вы ее укокошили?
– Что изменилось? Да всё! Трон бы к первенцу ее перешел, Фернандо. Тому от роду и года нет, не успел еще материно распутство перенять. Пока бы он подрастал, страной бы его отец правил, на правах регента. Его светлость герцог Кадисский – достойнейший муж, он бы весь теперешний бардак мигом прекратил, настали бы в Испании тишь да благодать…
– Как же, помню! – кивнула Анита. – Вы эти суждения нам недавно за ужином излагали, только в иной форме, менее откровенно. Прощупывали, да? Хотели понять, нельзя ли нас из невольных помощников сделать сознательными?
– Если б это удалось, все куда проще было бы, – не стал увиливать господин статский советник. – И затея бы выгорела, и Силюшка на свободе осталась, и вам бы за подмогу перепало.
– Извините, но политическими убеждениями не торгуем! – гордо вскинулся Максимов.
Василий Антонович грустно хохотнул и, приоткрыв дверцу, выбросил окурок на дорогу. Карета продолжала медленно тащиться вдоль берега.
– Где уж мне уж! Да и что теперь сослагательными наклонениями жонглировать? Что сделано, того не воротишь…
Установилась тишина, лишь поскрипывали рессоры под днищем. Внезапно Анита издала смешок, но не грустный, а сардонический.
– Интересный вы человек, monsieur Тищев! Свалили все на падчерицу. Она и книжек начиталась, и, за родную страну радея, пошла королеву убивать. А мне думается, все не совсем так. Вы ведь сами ее к этому подтолкнули!
– С чего вдруг? – Статский советник еще больше нахохлился.
– Вы нам сейчас рассказали полуправду. Кое о чем умолчали и кое в чем слукавили.
Анита раскрыла свой ридикюль, лежавший у нее на коленях, и вынула оттуда маленькую гравюру в кипарисовой рамке – портрет толстощекого господина в камзоле с драгоценной перевязью на груди.
– Имею честь рекомендовать: король испанский Фердинанд Седьмой, отец ее величества Изабеллы. Скончался семнадцать лет тому назад. Взгляни, Алекс. Не находишь ли ты в его чертах сходства с… кем-нибудь из наших общих знакомых?
Максимов взял гравюру, приблизил к окошку, из которого сочился свет.
– Погоди-ка… Эти глаза, форма губ… Есть в нем что-то от Сильвии!
– Вот и мне так показалось. Специально купила этот портрет в лавчонке на Бычьей площади. И, кажется, угадала… Не правда ли, monsieur Тищев?
Как изменился господин статский советник после этих слов! Распрямился, метнул молнии из-под густых бровей и вместо размякшей опечаленной совы стал походить на готового к нападению коршуна.
– Не ведаю, на что вы намекаете, сударыня! – отчеканил он. – Потрудитесь объясниться.
– С превеликим удовольствием. – Анита спрятала портрет короля Фердинанда в ридикюль и достала взамен листок хрусткой бумаги, покрытый витиеватыми литерами, выведенными почерком казенного писаря. – Коллеги дона Ольмоса добыли не так много информации о прошлом сеньориты Сильвии. Ее биографию будто нарочно кто-то подчищал… Однако все нити вели к его величеству Фердинанду. Вот, можете ознакомиться с результатами сыска. – Она показала бумагу господину Тищеву. – Его величество, как известно, был большой баловник, а законных детей имел только от четвертой жены – Марии Кристины. Но, возможно, были и незаконные? Поскольку Мария после его скоропостижного ухода из жизни осталась регентшей на престоле, побочных отпрысков пришлось прятать, чтобы с ними, не ровен час, не приключилось чего-нибудь нехорошего. Вот и Сильвию отправили в соседнюю Португалию и поручили попечительство над ней малозаметному, да еще и иностранному, чиновнику. То есть вам. Так?
– Фантазии!
– Полиции известно о ваших контактах с бывшим премьер-министром Нарваэсом, который в январе этого года попал в немилость и был отправлен королевой в отставку. Не заключили ли вы с ним соглашение? Вы устраняете Изабеллу, а он, пользуясь своим авторитетом, помогает посадить на трон Сильвию, дочь короля Фердинанда. Ведь сын Изабеллы, о котором вы только что упомянули, по мнению медиков, обречен, он не сегодня завтра отойдет в лучший мир. А муж королевы герцог Кадисский не имеет законных прав на престол и не цепляется за власть, она ему не нужна…
Василий Антонович уничижительно зафырчал:
– Вы нагородили черт-те что! Какая мне разница, кто придет к власти в Испании? Я – гражданин России!
– Так-то оно так, но, по слухам, в родных пенатах за вами водится столько грешков, что вы не спешите туда возвращаться. Вам бы и на Пиренеях не нашлось прибежища, если бы не тесная дружба с русским посланником в Лиссабоне господином Ломоносовым. Он вас, можно сказать, обогрел, пристроил на должность… Да? Но это до поры. Придет указание из Петербурга, и он вас выставит. А займи Сильвия королевский трон и вернись Нарваэс в правительство, вам была бы обеспечена такая сладкая жизнь, что лучше не придумаешь!
Василий Антонович посопел, достал прыгающими пальцами из портсигара новую пахитоску, хотел зажечь, но, выведенный из душевного равновесия, сломал ее и, коротко чертыхнувшись, бросил под ноги.
– Я не собираюсь комментировать ваши домыслы, сударыня. Хочу только заметить, что сейчас вы перешли за грань дозволенного. И это вам дорого обойдется!
– Как же вы намереваетесь отомстить нам за погубленную мечту? Учтите, что если ваши дуботрясы покрошат нас саблями в капусту и бросят на дно Тахо, то вам это даром не пройдет. Дон Ольмос знаком с моими выводами и знает о вашей роли во всей этой истории. Кроме того, на нашей стороне королева Изабелла, которую мы спасли от верной гибели…
– А вот тут вы просчитались! – скривился господин Тищев. – Очень надо королеве за вас заступаться! В ее интересах поскорее предать эту историю забвению. Никто и знать не должен, что готовилось покушение и тем более что существует еще одна претендентка на престол. Не удивлюсь, если ее величество сама вскоре захочет от вас избавиться… потихоньку, без лишнего шума… Я ей подсоблю.
– Каким образом?
В руках у Василия Антоновича появился извлеченный из-за пазухи конверт.
– Я тоже для вас кое-что припас. Прочтите! – Он вынул из конверта письмо и протянул Аните.
– Почерк мой… – Она развернула письмо, и смуглость разом сошла с ее лица, оно стало бледным. – «Смею высказать мнение, что немедленное заключение союза с ведущими европейскими державами против России позволит Испании вернуть ведущие позиции на международной арене…»
– А ну дай! – Максимов выхватил у нее листок. – «В данный момент мощь России изрядно ослаблена, что создает предпосылки для удара по ней… Я, будучи по крови испанкой, всегда была предана своей стране и готова служить ей впредь верой и правдой. Мой супруг искренне ненавидит режим кровавого царя Николы и готов всеми силами с ним бороться. Как военный инженер, он обладает сведениями, из коих можно извлечь немалую пользу при составлении плана военной кампании…» Что за дичь! Ты же этого не писала?
– Конечно, нет!
Максимов разорвал письмо и скомкал обрывки.
– Рвите, рвите! – хихикнул Василий Антонович. – Не составит труда состряпать новое. Камердинер мой, Антипка, – мастер непревзойденный, он в молодости червонцы подделывал, да так, что не отличишь! Я его из кутузки вытащил, так он теперь за мной ходит как привязанный. Что ни велю – все сделает.