Мурад-Шо ел плотно, основательно, с достоинством почетного гостя, хоть с виду он и простой горец-бедняк, но человек, в родословной которого вырисовывалась линия могучего древнего рода, владевшего горными замками еще во времена походов Искандера Двурогого. Не даром и сам Мурад, и его предки носили имена обязательно с приставкой «Шо» — царь.
— Увы, — шепнул Алаярбек Даниарбек сыновьям доктора, — «царям» сейчас ничто не поможет!
— А что будет?
— А будет то, что будет. Кончайте кушать и пойдемте собирать виноград. Знаете, какой здесь виноград? Гиссарский!
Чрезвычайно не нравилась Алаярбеку Даниарбеку отталкивающая рожа есаула Недоноска. А тот, не забывая хватать куски пожирнее, не спускал по-собачьему глаз со своего господина Кагарбека и даже нет-нет да и начинал закатывать рукава, показывая всем своим видом: «Готов!»
К чему готов? Алаярбек Даниарбек догадывался.
«Беспечные! Что и ждать от камнеедов!» — бормотал он.
Алаярбек Даниарбек давно уже числился переводчиком при губернской канцелярии, мнил себя чиновником, не любил якшаться с простым людом, но в душе сочувствовал ему.
А горцы наслаждались:
— Ох, от эмирского плова бедняку и голую косточку пососать!
Визирь Сахиб Джелял, согнув ногу, вытирал о кожу голенища сальные пальцы и благодушно говорил:
— Приобретение душевного спокойствия зависит от дастархана. А теперь скажем: «О-омин обло!» — и займемся делами. Господин бек, проводите нас в соответствующее помещение, где можно без помех обсудить важное и неважное, серьезное и несерьезное.
Запахнув полы богатого своего халата, он прошествовал — иначе не скажешь — в летнюю мехмонхану гиссарского бека.
XIII
На лезвии его меча — грань серьезного и игры.
Парадная мехмонхана гиссарского бека была обставлена как полагается к приему важного сановника государства.
Пол посреди комнаты устилал очень дорогой кашмирский ковер, который называется миона. Вдоль боковых стен простирались два боковых ковра, не менее ценных — канорэ, а напротив почетное место украшал совершенно поразительной выделки ковер сарандоз.
Вот сюда-то и направился Сахиб Джелял, ведя под руку доктора и приглашая усесться на шелковых ханатласных курпачах.
— Богато живете, господин бек, — проговорил он, обводя взглядом алебастровые резные стены и хрустальную люстру, свисавшую с расписных болоров потолка. — Доходы, господин бек, от вас в казну эмира, — да благословит его аллах, — поступают исправно? Однако нам известно, что к высокому престолу вы ежегодно не доставляете и половины причитающихся налоговых сумм с Гиссарского вилайета. Пишете их высочеству эмиру разные там кляузные отговорки…
— Да, наши земли оскудели. Райя — черный люд — нагло отказывается платить налоги.
Бек не удостоился приглашения визиря и стоял на коленях на боковом ковре-канорэ в выжидательной позе.
Лицо Кагарбека налилось кровью и покрылось потом. Уже то, что визирь не пригласил его с собой на сарандоз, плохой признак. А тут еще в мехмонхану ввалился, гремя оружием, в белом одеянии начальник личного конвоя Сахиба Джеляла, состоявшего из десятка белуджей.
Не дожидаясь ответа, визирь распорядился:
— Пригласите старейшин Каратага! И свое блюдо с угощением пусть возьмут с собой.
Бородачей каратагцев Джелял усадил на шелковые курпачи, в ряд с собой и приказал:
— Хозяин, как же без дастархана, а?
Казалось, сейчас из пофиолетовевших щек и шеи бека Абдукагара брызнет кровь. Сопя, он неловко разостлал дастархан.
— Подать каратагское угощение!
Есаул Недоносок исчез и тут же, кривляясь и хихикая, появился, неся на вытянутых руках блюдо с копытами.
— А теперь, почтенные, угощайте вашего хозяина! А ты, бек, кушай!
— К… как можно?! — завопил Кагарбек.
— Плохо угощаете! — обратился к каратагцам визирь. — Кушай, бек!
Абдукагар трепыхался всей тушей, сидя по-турецки перед блюдом. Он уже не смотрел на визиря, а боролся с чернобородыми, которые вдруг рассвирепели и, вцепившись в плечи бека, совали ему в рот, в лицо, в бороду протухшие коровьи копыта.
Бека тошнило. В глотке его бурлило и клокотало.
Толпившиеся у порога люди, в том числе и бекские нукеры, растерянно молчали.
Джелял твердил:
— Плохо угощаете! Плохо!
Кто-то подобострастно воскликнул:
— От груза сопит бык, а хозяину смешно!
Потерянно Сергей Карлович то вынимал носовой платок из кармана, то лихорадочно засовывал обратно.
— Эй, есаул, — приказал визирь Сахиб Джелял, — поддержи-ка беку руки. Очень он размахался. Да скрути их веревкой, быстро! Покрепче! А ты, бек, ешь! Не отказывайся, Нельзя отказываться.
Кагарбек повалился вперед и зарылся лицом в дастархан. Он брыкался, но железнорукие горцы приподнимали его и совали лицом в блюдо.
— Слушайте со всем вниманием, почтенные аксакалы города Каратага, испытавшего гнев аллаха! — наконец объявил визирь Джелял. — Ваши жалобы дерзки и непочтительны. Ибо все от бога, но несчастья, постигшие по воле аллаха Каратаг, усугублены этим неразумным беком по имени Абдукагар. Истинно!
«Положи на серебряный поднос голову пса, и все равно она скатится на землю».
Да знают это все, незаконно завладевшие властью! Мудрый эмир Сеид Алимхан недоволен положением дел в Гиссарском вилайете и послал нас, дабы мог он рассмотреть нашими глазами — очами своего визиря, — где причины и бедствия всех бед, постигших город Каратаг. Самовольство и спесь бека Гиссарского — другая причина. А посему слушайте наше решение.
Он поднялся во весь рост и с высоты своего величия провозгласил:
— Аксакалов каратагских схватить, связать, отвезти в Каратаг и казнить.
Что-то вроде рыдания послышалось в мехмонхане. Присутствующие — каждый по-своему — реагировали на слова визиря. Возмущенный до глубины души доктор воскликнул:
— Нелепица!
— Остановитесь, Джелял!
Голос, раздавшийся со стороны дверей, заставил всех повернуться. Все изумленно смотрели на Геолога, стоявшего в своем живописном одеянии каландара на пороге и воздевшего высоко к притолоке свой посох.
Невольно доктор поднял руку, словно этим жестом он мог остановить столь неосторожно вмешавшегося в разговор Геолога.
А он, весь возмущение и негодование, с силой опустил посох на квадратный кирпич пола так, что искры посыпались и звон пошел по мехмонхане.
Он воскликнул:
— Где твоя справедливость, Джелял? Как ты можешь!?
— Кто ты?! — спросил Мерлин. Он таращил глаза на дервиша.
Трудно допустить и на мгновение, что он узнал в дервише политкаторжанина Геолога, своего старого врага, разыскиваемого многие годы полицией, хотя бы потому, что присутствие его в далеком Припамирском бекстве было просто невероятно, немыслимо. Но уже сам взбудораженный тон протеста — и кого, какого-то нищего — взбесил полицейского. И он по привычке, почти инстинктивно рявкнул:
— Молчать!
Он даже попытался подняться с курпачи, но сидевший рядом визирь Сахиб Джелял опустил ему на погон руку и взглянул на доктора.
— Да пребывает мир во славу вседержителя в покое! Да не войдет гнев в наши сердца, ибо слово сказал почтенный, святой…
Он еще говорил медленно, важно, снисходительно, а доктор, вскочивший с места, стремительно, по-молодому, уже шел по коврам через всю мехмонхану.
— Да это же наш рабочий, санитар. Мой работник. Что с тобой, уважаемый? У тебя жар? Приступ малярии. Пойдем же. Тебе, дорогой, надо в лазарет. Тебе надо лежать. Нельзя же с температурой… — Бережно, даже ласково доктор взял под руку Георгия Ивановича и потянул к выходу. — Минуточку. Нельзя же так горячо! Прошу. Эй! Алаярбек, проводите беднягу. Да быстро доставьте больного в лагерь. Уложите на койку. Я сейчас тоже поеду. Только вот закончим беседу с господином визирем.
Он вернулся на свое место, а Сергею Карловичу, все еще таращившему глаза, сказал спокойно:
— Тут, в Гиссаре, такая лихорадка. Больные впадают просто в бешенство. Конвульсии, вопли.
— Откуда он у вас, Иван Петрович? Где-то я его видел? Как его зовут?
— Дервиша этого?
— Да. А он дервиш?
— Он из ордена накшбендия. А монахи этого ордена дают обет милосердия, ну вот он… Его зовут… кажется, не помню. Он помогает нам ходить за ранеными… Да вот заболел…
Ничуть не интересуясь, что там говорят доктор и Сергей Карлович, бек гиссарский, с торжеством задрал бороду, выпрямился, выпятил живот так, что заблестели на малиновом бархате бекского пояса драгоценные камни в серебряной оправе: «Знай наших!»
Чернобородые каратагцы стояли неподвижно. Слышали ли они возглас Георгия Ивановича? Поняли ли, кто он такой? На их лицах ничего не отразилось. Только головы они вжали в плечи.
— Взять их! — приказал Сергей Карлович.
Он торжествовал. Он, видимо, даже не заметил, что принялся распоряжаться и тем самым показал, что он настоящий хозяин здесь, в бекской усадьбе.
— Пусть знают, что грозит всем за ослушание! А того заступника — откуда он взялся? — надо тоже… — продолжал он, похлопывая своей полицейской нагайкой по голенищу, той самой нагайкой, которую доктор отлично запомнил еще по Тилляу.
— Мы не все сказали, — остановил Мерлина визирь Сахиб Джелял. — Слушайте же: «Прежде меда испробуй яд жала пчелы!»
Он обвел взглядом мехмонхану, остановился на искаженной гримасой физиономии есаула Недоноска и приказал:
— Подойди к беку! Ну! Поторапливайся! Возьми бельбаг. Скрути ему руки. Не бойся его. Повелеваю здесь я.
С удивительным проворством есаул Недоносок связал ничего не понимающему Кагарбеку руки за спиной.
Как обычно в чрезвычайных обстоятельствах, бек потерял дар речи.
Поразительно «верчение колеса судьбы»!
Несколько мгновений назад он грелся в лучах торжества. Мечты о власти туманили голову. Сытость и мусалас навевали игривые мысли. Вот проводит «начальство» и отправится в ичкари. Ему доложили, что под утро привезли «добычу», какую-то молоденькую красавицу из каратагских беженок.