Но это все шутки. Разумеется, нас никто ни в чем не подозревал. Ребята как раз были очень открыты, охотно показывали фотки и всякие винтики-гайки.
Конечно, это противозаконная практика. Но кто в этом возрасте ограничивает себя законом? Только жалкие ботаники…
Наши же соседи ботаниками не были. Они любили Байконур не всегда бескорыстной любовью; самые интересные свои находки тут же выкладывали в You Tube.
Почему-то их веселое хулиганство и решимость забить на все запреты и ограничения, которые только существуют в этом мире, еще больше улучшили мое и без того отличное расположение духа.
Хотя у всего есть своя оборотная сторона…
В тот же день услужливый интернет сообщил мне, что Илон Маск учудил свой очередной прожект – то ли на Марс собрался лететь, то ли анонсировал строительство нового космического корабля. И я, сидя в этом хостеле и перебрасываясь циничными шуточками с милыми ребятишками, представил себе, как у них там, в Америках все глянцево выглядит, как отлично организована работа, как поставлена охрана, ну и так далее. А тут у нас полный развал. В советские времена, как объяснили местные завсегдатаи, все выглядело совершенно по-другому. По крайней мере, им родители так рассказывали. А сейчас России до боли нужен другой, свой собственный космодром. Байконур оказался обречен еще в 90-е.
На Восточном почти все разворовали, а Плесецк расположен слишком близко к Северному полюсу. Дальше земной орбиты оттуда ничего не запустишь…
Мечта о дальних космических странствиях, которая вдохновляла в моем детстве каждого русского пацана, – что они с ней сделали, гады?!
Все это – фотки ангаров с ободранной обшивкой ракет, рассказы о запусках, каждый из которых производится по принципу взлетит – не взлетит, истории казахских богачей, нажившихся на русском космосе, – почему-то ассоциировались с каким-то старым голливудским фильмом с Брюсом Уиллисом в главной роли.
Там Брюс, как обычно, спасает землю от страшного зла, пришедшего из глубин космоса. Он куда-то летит на не слишком совершенном аппарате, и есть у него русский напарник, такой типичный полковник Иван или Борис. В какой-то момент на корабле что-то трагическим образом выходит из строя и, кажется, что все кончено, мир обречен. Однако русский человек берет в руки огромную кувалду, выходит с ней в открытый космос и стучит пару раз по обшивке. Все, корабль в порядке, у мира появляется шанс.
Может быть, в космос с кувалдой – это наша вечная роль? Хотелось бы, чтоб ситуация изменилась, и мы с американцами поменялись ролями. Но пока надежд особых нет. Особенно если посмотреть на фотографии ремонтных цехов и стартовых площадок русско-казахского космодрома Байконур.
Хотел было я все это рассказать ребятам, но то ли водка, которую мы пили, была с дороги хороша, то ли сама дорога притомила, все-таки 850 километров по пустыне – солидный перегон. Никого грузить не захотелось.
Перед сном я записал в телефон стихотворение, сложившееся за день:
Степь, степь, степь.
Степеней отличия нет.
Если время – смерть.
Или судьбы секрет.
Узнать. У кого?
Он такой же, как ты.
Может, чуть с деньгой
И с ангелом покрасивей.
Хмельной падаешь спать
И ангел в тебя верит.
Умению плача петь.
Бахуса обнуляя запрет.
Пустые карты Таро,
Твердят, что места пусты.
Смахиваю нагой слезы.
Нимфы строптивей…
Проваливаясь в сон, подумал еще раз: отличный день.
III. Страшные песни Арала
…Стартовали с утра – обогнали электричку. Она везла людей на работу. Космодром – рутинная работа для жителей города Байконур. До боли знакомая электричка Рижского завода, выпуска, наверное, тех же легендарных шестидесятых, когда отсюда стартовали Гагарин, Титов, Терешкова, Леонов, несчастный Комаров. Выбитые стекла, обшарпанные вагоны. Почему-то опять стало очень грустно. Пыль и прах надежд целых поколений, и нет еще того поэта, который бы оплакал эти пути и подвиги так, как Гомер рыдал о Трое…
А потом снова пошла пустыня. Еще километров двести, и мы доехали до белой арки, на которой синими буквами было выведено: Арал. Вот он, знаменитый русский купеческий Аральск, когда-то – главный казахский город на берегу местного моря. Море давно ушло, но в последние годы усилия казахов по спасению Малого Арала понемногу приносят результат. В Аральске уже снова заработал рыбоконсервный завод – вода теперь всего в нескольких километрах от старого берега. Возможно, все вернется. Когда – никому не известно.
Если в мире существует зона экологического бедствия в самом чистом значении этого понятия, то мы попали в ее сердце. Песчаная пыль обжигала лицо так, что впору было натягивать черную бандитскую маску с прорезями для глаз. Трудно поверить, что когда-то здесь был рыбный рай. А ведь еще Ленин в Гражданскую войну благодарил аральских рыболовов за доставку нескольких сотен тонн рыбы для нужд молодой советской республики. Тогда Аральское море могло кормить полстраны и спасало сотни тысяч людей от голодной смерти. Теперь местные жители едва доживают до пятидесяти, детская и материнская смертность и распространенность онкологических заболеваний зашкаливают. Из русского населения – а еще совсем недавно это был чисто славянский город – не уехали только те, кому уж совсем некуда деваться.
Кошмар начался с большевиков. За щедрость они отплатили Аралу по-своему – колючкой зон и ядом запретных производств. Посреди моря, на острове, который в XIX веке носил имя Николая I, а потом, будто с особенным цинизмом и издевкой, стал называться Возрождением, СССР учредил свою главную базу для разработки биологического и химического оружия. На биохимическом полигоне «Бархан» с 1942 по 1992 год биологическое оружие испытывали на несчастных животных – собаках, лошадях и даже обезьянах. Вся военная инфраструктура Аральска была ориентирована на этот проект, существовали два закрытых города – Аральск-5 и Аральск-7.
Аральск-7, или Контубек, находился на самом Возрождении, Аральск-5 – на территории города Аральска.
В конце 80-х годов на острове, в 11 могильниках захоронили запасы советского боевого биоагента Антракс-836, вызывающего сибирскую язву. Его привезли сюда из Свердловска в 24-х вагонах под чрезвычайным секретом. Но все тайное, как известно, становится явным. О советском бактериологическом оружии тогда как раз прознали американцы, и надо было прятать концы в воду. А вода из Арала, и правда, ушла.
…Ныне Возрождение поделен между двумя государствами – Узбекистаном и Казахстаном. С узбекской стороны, в районе Мойнака, он уже соединился с материком и стал полуостровом.
В общем, мрачные места. Местным жителям оставалось только посочувствовать. Я подумал тогда, что, даже если казахам удастся восстановить рыболовство на Малом Арале, вряд ли мне захочется отведать этой рыбы…
IV. Пари на литр водки
Мы «летели» со скоростью 140 км в час. После Арала стало холодать с каждым километром. Проехали еще шесть сотен – вдоль обочин лежал снег, выл пронизывающий штормовой ветер. Отсюда оставалось верст двести до российского города Оренбурга, и сразу вспомнилась «Капитанская дочка» Пушкина. Жалко, что у меня не было заячьего тулупа.
К тому же я проявил несказанную «мудрость» и из Ташкента все свои теплые вещи отослал домой в Москву. Поверил в майское тепло, в узбекскую разлюли-малину наступившего лета… А нам еще предстояло ехать и ехать, причем на север. На пути лежал город Уральск, и только там мы могли свернуть к югу, в сторону Актобе и Бейнеу. Чтобы назавтра заночевать у дяди Леши…
Путь оказался на тысячу километров, то есть как минимум на день, длиннее, чем мы предполагали в Ташкенте. Я даже захотел было позвонить в порт Актау, попросить капитана парома, на который мы записались, задержаться. Но выяснилось, что паромы уходят один за другим, так что никакой нужды в этом не было.
Казахские дороги устроены самым странным образом. Если хочешь доехать из пункта А в пункт Б по человеческому асфальту, надо сделать крюк километров в 700. Порой просто не укладывается в голову, что нет никаких других вариантов.
Первым не выдержал Любер. Он шел впереди и возле Актобе на заправке начал спрашивать местных – есть ли, в принципе, другие дороги на юг. Что будет, если ехать по старинке, через степь, благо теперь существуют еще и навигаторы?
Оказалось, что во времена Советского Союза дорога через степь существовала. Она шла вдоль железнодорожного пути Кандыгаш – Макыт, но сейчас там не решаются ездить даже на джипах. К тому же местные поселки – Кандыгаш, Шабыркудык, Сагыз, Макыт – стоят полуразрушенными и годятся разве что для съемок фильма про Апокалипсис. Но это – всего 800 километров. А крюк – все 1500 по холодам.
Мы отставали примерно на десять километров. Списались. Макс Любер сообщил, что совершенно не хочет мерзнуть. Я ответил, что вряд ли рискну. Он стал меня убеждать, что верит в свой многолетний опыт, что проезжал и не в таких местах, ну и так далее.
«Гусь» – есть «гусь», специально подготовленный к испытаниям мотоцикл. Мне же на «Иваныче» соваться туда было смерти подобно. Может, если бы не было всех этих казахских приключений с поломкой и треснутым колесом, я бы и рискнул – кто знает? Но в сложившейся ситуации больше всего хотелось доехать до Каспийского моря на исправном байке и без новых траблов. Кроме того, относительность всех «коротких» и «хороших» дорог я проверил еще в Китае, и в то, что Любер что-то выиграет по времени, просто не поверил.
В итоге мы забились на литр водки. Тот, кто первым приезжает в Бейнеу, накрывает поляну и проставляется. Вася принял мои аргументы и остался вместе со мной.
Тут можно было бы вспомнить Высоцкого: «условия пари одобрили не все». Правда, в нашем случае это был честный спор. Перед нами лежали 1500 километров – на семь сотен больше, чем у Любера, перед ним – бескрайняя степь с пунктирами условных дорог…