должен чувствовать себя оторванным от жизни страны. Тогда он не будет стремиться уезжать из своего дома в большие города, а будет думать, как в своем поселке сделать жизнь лучше. Вот в небольшие города, где есть и будут большие промышленные предприятия, – пожалуйста, пусть едут. А значит, наша основная задача сейчас – качественно улучшить жизнь на селе и в малых городах.
А в столицах, значит, улучшать не надо, Василий Иосифович? – удивляется Мехлис, наш главный контролер.
Надо, но медленнее, чем растут зарплаты. А жизнь здесь сделать дороже. Тогда народ сам потянется за своими выезжающими из крупных городов предприятиями в малые. И опять-таки улучшать и удешевлять транспорт. Строить и строить железные дороги и автострады. Лазарь Моисеевич, – повернулся я к Кагановичу, – Транссиб вы модернизировали. БАМ и Транс-Аляску с Транс-Канадой построили. Когда будет скоростная магистраль между Москвой и Ленинградом?
Товарищ Сталин, проектные институты работают. Обещают сделать поезд с максимальной скоростью до пятисот километров в час, – во, выпячивает грудь, как будто сам проектирует, – а саму скоростную магистраль мы построим быстро. Поездка между столицами будет длиться не больше двух часов.
Ладно, поверим в очередной раз. Вообще-то Каганович свои обещания обычно выполняет. Зря я к нему придираюсь. С другой стороны, на то и щука в реке, чтобы карась не дремал.
Георгий Максимилианович, – опять поворачиваюсь к Маленкову, – подумайте, поговорите в министерстве культуры и, – я бросаю взгляд на календарь, – через две недели жду вас с предложениями. Чтобы было уже что согласовывать с Госпланом.
С одной из наших главных проблем – обеспечением народа нормальным жильем – Маленков справился в прошлом году. Сейчас жилищное строительство продолжается уже меньшими, но все равно опережающими, по сравнению с ростом численности населения, темпами. А вот с культурой мы все же отстаем. Нет, конечно, наша страна – первая в этом вопросе, но вот за потребностями народа мы несколько не успеваем. Как я это определил? Элементарно. Среднее потребление крепких напитков хотя и упало почти в два раза по сравнению с тысяча девятьсот сороковым годом, но это же все равно много. Значит, народу заняться больше нечем. Недорабатываем…
Говоришь, постепенно вывести всю промышленность из крупных городов? – На лице Лаврентия Павловича было очень заинтересованное выражение.
Конечно. И чище будет, и рабочий народ за большими зарплатами в города поменьше потянется.
Берия задумался, а потом сказал:
Будут освобождаться огромные территории. Это ведь серьезная перестройка пойдет. Василий, а отдай-ка мне Москву.
В смысле? – не понял я.
В прямом, – усмехнулся маршал, – давай я займусь реконструкцией центра и постройкой новых районов на месте промышленных предприятий? В конце концов, я же архитектор по образованию. Конечно, многое подзабыл, но я же не сам проектировать буду. Молодежь привлеку.
Мы с заулыбавшимся Егором переглянулись.
Легко! Тебе и карты в руки, – тут же согласился я. Здесь и раздумывать нечего. Кто лучше нашего Берии с этой задачей справится? Старый конь борозды не испортит! Хотя какой же он старый? Только в прошлом году юбилей отпраздновали.
Пятьдесят один год для мужчины – самый расцвет сил!
Лаврентий Павлович плотоядно потер руки и, как всегда, снял пенсне и помассировал переносицу. В прошлом году он решился и сделал лазерную коррекцию зрения, но по-прежнему носит свой легендарный оптический прибор. Правда, теперь уже с простыми стеклами. Говорит, что привык.
Сделаем из нашей столицы самый красивый и удобный город мира. Из самого центра выкинем все крупные магазины и старые неудачные жилые дома. Новые строить не будем. Побольше парков и широких магистралей. Некоторые исторические здания придется переместить. А так как заводы вообще уберутся, то и пробки образовываться не будут, – Берия рассуждает, и отлично видно, что эта работа ему по душе, – приглашу итальянских и немного французских архитекторов. Даже немцев задействую для общей перепланировки города.
А чем тебя, Лаврентий Павлович, наши архитектурные мастерские не устраивают? – спрашивает Синельников, За эти годы и он наконец-то перешел с нашим старшим другом на «ты».
Понимаешь, Егор, – Берия чуть-чуть задумывается, – у каждой нации есть свои особенности. Немцы распланируют транспортные артерии города так, что движение будет максимально оптимизировано. Французы? У них свое чувство красоты, которое при строительстве зданий дает некоторую изюминку. Италия? У нее еще со времен Римской империи своя, достаточно интересная школа. А у нас, как мне кажется, сейчас слишком много помпезности, монументальности. Я же хочу соединить все школы, взять от них лучшее.
Да уж, Лаврентий Павлович, – соглашаюсь я с Берией, – тут ты наверняка прав. У каждой нации свои особенности. Вы, друзья, никогда не задумывались, почему в наших домах не наша сантехника, а шведская и норвежская, хотя она процентов на пятнадцать дороже отличной и качественной советской?
Они оба с удивлением глядят на меня. Понимают, что я прав, но не знают почему.
А потому что глаз радует. Душу их художники в нее вкладывают, а наши не хотят. Советскому человеку дай самолет или танк создать, ракету, в конце концов, дагестанцу – кинжал или саблю. А вот по-настоящему красивый унитаз наш художник-конструктор нарисовать не в состоянии. Не дано.
И?
Запустили! – Синельников светится так, как будто это он лично разработал, спроектировал и собрал подкритический атомный реактор. Светится и в темпе сбрасывает одежду – жарковато сегодня.
Егорка, а чего вы все вокруг этого реактора так носитесь? – тут же спрашивает Светка, отрываясь от экрана, массируя уставшие от клавиатуры пальцы и в то же время лениво потягиваясь.
Сейчас этот влюбленный тип будет объяснять своей жене проблемы современной ядерной энергетики. А чего здесь сложного? Старая идея из того мира – приспособить к атомному реактору мощный ускоритель элементарных частиц. Реакция в этом варианте получается строго подконтрольной, абсолютно безопасной, а уж плюсов… Высочайшая концентрация делящихся ядер – почти сто процентов, при двух-пяти в старых реакторах и при двадцати – в реакторах на быстрых нейтронах. А в качестве делящегося материала кроме урана – нынешние радиоактивные отходы и торий, запасы которого у нас просто фантастические. В одной только РСФСР свыше полутора миллионов тонн. Реальное уменьшение количества радиоактивных отходов – в десятки раз. Все хорошо, одно плохо – нужен относительно дешевый, небольшой, но мощный ускоритель. А где его взять? В том мире над этим работали, но в начале девяностых, когда СССР развалился, забросили. Дорогое это удовольствие – заниматься такими проблемами. А у нас бюджет позволяет. Семь лет работы тысяч ученых и инженеров – это имея всю информацию из того двадцать первого века – и вот он результат – модульный компактный ускоритель на обратной волне (Не совсем это и фантастика. Попробуйте поискать в интернете информацию о модульном компактном ускорителе на обратной волне (BWLAP)). Еще пара лет напряженной работы, и подкритический реактор у нас наконец-то запустили. Теперь можно считать энергетическую проблему на Земле решенной. Ну как минимум на две-три сотни лет. А там, глядишь, и холодный термояд получат. Во всяком случае, наши физики-теоретики во главе с Альбертом Эйнштейном, Нильсом Бором и Львом Ландау считают это возможным. Но, увы, не сегодня. Совершенно по-другому обстоит дело с газо-фазными ядерно-реактивными двигателями. Наши инженеры накинулись на не доведенные разработки того СССР и обещают уже не экспериментальные образцы, а серийные года через три, к тысяча девятьсот пятьдесят восьмому. Вот на нем наши космонавты на Марс и полетят.
Во, пока я размышляю о прогрессе, эти голубки уже целуются, как будто недавно познакомились и не имеют пятерых детей. С которыми сейчас ну очень плотно общается моя жена. Соответственно, и с нашей четверкой. Минут через двадцать Галина приведет всю эту ораву сюда, к большому бассейну правительственной резиденции. Так, бумажных документов здесь нет, мой и Светкин счетноты водонепроницаемы. Брызг ведь будет… Счетнот? Так здесь сократили название счетблокнота. В том мире эти портативные ЭВМ называли ноутбуками. А мы, по возможности, отказались в названиях вычислительной техники от всяческих англицизмов…
Нет, товарищ Колюжный, мне нужен проверенный образец ускорителя на обратной волне спутникового базирования именно для военного применения. Не просто проверенный, а полностью испытанный и готовый к производству.
Василий Иосифович, но зачем? И какой завод готовить?
Я посмотрел в глаза директора отраслевого НИИ. Он явно думает, что мы собираемся с кем-то воевать. Конечно, собираемся! Только не здесь, а там. Один удар с орбиты выведет из строя ядерное оружие или атомный реактор. Стандартная защита против мощного пучка нейтронов – как картонка против японской катаны. Может быть, мы и не будем вести полномасштабную войну, а только запугаем вероятного противника в том мире.
– Государственная необходимость. Соберете, выведете на орбиту, испытаете на спецмишенях, при необходимости доработайте, затем передадите мне весь пакет документации со всеми нюансами. Опытный образец после этого уничтожить. Никакое производство под серийный выпуск не готовить, – не стану же я объяснять, что документация нужна мне для проекта «Глубина».
Ученые бьются над проблемой связи с тем миром уже двадцать лет. Начали сразу, как только у нас появилась вычислительная техника достаточного для этой работы уровня. Пока существенных успехов, увы, нет. Вот по теории профессора Шлоссера кое в чем продвинулись. Возглавляемый Светкой институт мало того что еще на десяток процентов поднял «коэффициент выживаемости», но и нашел некоторые возможности применения его к обычным людям. Лет через десять обещают научиться рак и всяческие артриты излечивать.