Державин — страница 2 из 66

Пафос живой человеческой личности в поэзии Державина выражался в стремлении поэта к естественности и простоте в изображении человека.

Человек вступает в лирику Державина со всем окружающим его вещным и природным миром, с характерной для него речью, впитывающей в себя черты житейского просторечия. Природа Державина — настоящая русская природа с ее национальным колоритом. Бытовые картины его — это опять-таки картины простого русского быта. Живое просторечие Державина было подготовкой той решающей реформы русского поэтического языка, которая была осуществлена Пушкиным. Тот мужик, которого, по словам враждебных Пушкину дворянских критиков, он привел в Благородное собрание, впервые стал проникать в поэзию именно благодаря просторечию Державина.

Это изображение человека в житейской обстановке, воспроизводившее национальные черты русской жизни, русской природы, русского языка, быта, фольклора, определяло своеобразие державинской поэзии.

Демократизм поэзии Державина и со стороны ее содержания, и со стороны ее формы опирался на демократические элементы русской национальной культуры, и поэтому он перерастал рамки дворянской сословности, с которой Державин как человек был тесно связан.

Вопрос о смысле жизни, о смерти, грозящей человеку, религиозные темы глубоко интересуют Державина. Ода «На смерть князя Мещерского» с огромной поэтической силой передает ощущение грозящей человеку гибели, которое Державин чувствует тем полнее, чем острее в его поэзии выражена необычайная жажда жить всеми земными радостями.

Эти философские размышления не отвлекли Державина от больших проблем окружавшей его социальной действительности. Он дал образцы и политической лирики. Особенно значительны его стихотворения, посвященные прославлению русского оружия. Здесь опять-таки Державин выступает как поэт широкого национального размаха, рисующий героические подвиги русского солдата, русского народа. Сам солдат, он смог в картинах сражений, которые он изображал, увидеть героические черты русского национального характера, подняться на вершину подлинного патриотического воодушевления.

Державин — крупнейший русский военный лирик, откликавшийся на все основные события военной жизни России XVIII века. Его стихотворения, посвященные таким замечательным успехам русского оружия, как взятие Измаила, переход Суворова через Альпы, разгром Наполеона (не говоря о ряде других), являются образцами русской военной лирики.

О том, с каким подъемом, с какой своеобразной интонацией гордости, удали и веселья умел Державин передавать воинское воодушевление, говорит его исключительно своеобразная застольная воинская песнь «Заздравный орел», написанная в честь Румянцева и Суворова:

По северу, по югу

С Москвы орел парит;

Всему земному кругу

Полет его звучит.

О! исполать, ребяты,

Вам, русские солдаты,

Что вы неустрашимы,

Никем не победимы!

За здравье ваше пьем!., и т. д.

Патриотизм Державина не закрывал, однако, от него и мрачных сторон русской жизни. Сын своего времени, он искренне выразил свои монархические чувства в оде «Фелица», где прославил Екатерину II как образец «просвещенного монарха». Но когда Екатерина приблизила Державина ко двору и сделала своим секретарем в надежде, что он станет ее постоянным придворным певцом и восхвалителем, в нем снова сказался его демократизм, который отличал его в юности. Картины придворной жизни, полной продажности и лицемерия, вызвали в Державине чувство живого протеста, и в его лирике обнаружилась новая черта — острая сатира, в основе которой опять-таки лежало отражение тех демократических тенденций русской жизни, о которых мы уже говорили.

Державин как-то сам сказал о себе, что он «горяч и в правде черт». Эта борьба за правду и лежит в основе его сатиры, в таких, например, крупных его произведениях, как «Вельможа», «Властителям и судиям». Рисуя картины человеческих унижений и страданий, Державин обращается со словами, полными негодования, к вельможе, который «несчастных голосу не внемлет».

Политическая, философская, военная, бытовая, интимная лирика в целом создавала благородный облик лирического героя поэзии Державина. Вступая на путь демократизации поэтического творчества, высоко подняв патриотическое начало своей поэзии, открыв доступ в поэзию новым поэтическим формам, Державин рисовал облик человека-гражданина, живущего одной жизнью со своей родиной и в то же время широко и полно проявляющего себя как личность. Пафос личности и вместе с тем пафос родины — основное содержание лирики Державина.

Но борьба за человеческую личность, патриотический пафос и сатира Державина при всей значительности идейного содержания его творчества оставляли в стороне наиболее существенное противоречие эпохи — крепостное право.

Выступив в русском литературном процессе как художник, который выводил искусство на пути к жизненной правде, Державин в то же время как бы разбивал это искусство на два потока. Один из них вел действительно к жизненной правде в изображении человека, был полон той заботы об общественном благе, которая так привлекала к Державину Рылеева:

Он пел и славил Русь святую!

Он выше всех на свете благ

Общественное благо ставил

И в огненных своих стихах

Святую добродетель славил.[2]

Здесь выразились наиболее прогрессивные, демократические черты творчества Державина.

Но в то же время Державину еще не хватает необходимой для подлинного художника-реалиста социальной зоркости в понимании явлений жизни. Вот эта двойственность Державина и делала его, с одной стороны, близким Рылееву, а с другой — реакционером из «Беседы любителей российского слова».

Державин выступил в острый, переходный момент общественного развития, и самое творчество его тоже имело в значительной мере двойственный и переходный характер.

Богатая и пестрая событиями биография Державина, кажется, представляет собой готовый сюжет для романа. Непрестанная цепь взлетов и падений, драматические повороты судьбы, конфликтные столкновения с вельможами и даже монархами — все это создает благодарную канву для беллетризации, хотя сам по себе такой подход и несет, несомненно, оттенок дискуссионности.

Автор книги о Державине, О. Михайлов, пошел по тому же пути, что и, например, эстонский писатель Я. Кросс в повести «Имматрикуляция Михельсона» (об активном участнике подавления пугачевского восстания) или В. Пикуль в своих исторических романах из эпохи XVIII века. Он как бы предоставляет говорить о себе самому времени, самим участникам давних событий и, конечно, прежде всего Державину. Однако в отличие от этих исторических беллетристов О. Михайлов придерживается в своем повествовании строгой документальности: в его книге нет ни одного вымышленного лица. Можно сказать, что элемент вымысла вынесен здесь на бытовую периферию.

Задача автора облегчалась тем, что к его услугам были не только многочисленные мемуарные свидетельства, не только монументальная биография Державина, созданная Я. Гротом, и переписка поэта с современниками, но и подробные «Записки», в которых Державин сам рассказал о своем жизненном пути («Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина»).

Однако это же обстоятельство ставило перед ним и новую трудную задачу: выбор повествовательной манеры, которая и не вступала бы в резкое противоречие с языком эпохи (ее документами, воспоминаниями современников и прежде всего самого Державина), и в то же время не переходила бы в нарочитую стилизацию.

В основном автор избрал план повествования, с которым следует согласиться: он в целом ориентируется на манеру речи современной эпохи, сохраняя все же за собой, так сказать, свободу речевого жеста в смысле включения — в случае стилевой необходимости, — и своего рода авторских отступлений, придающих языку повествования в целом не скованный одною только речевою мерой характер.

Конечно, большая или меньшая обоснованность этой смены, так сказать, авторских ключей повествования определяется в каждом данном случае общим характером повествовательного контекста, охватывающего столь обширную, сложную и противоречивую эпоху.

Перед читателем предстанет Державин в противоречиях его личности, в бедствиях необеспеченной юности и авантюрных попытках обогащения, в рискованных перипетиях борьбы с пугачевским восстанием (когда Державин едва не был захвачен восставшими крестьянами в плен и за голову его Пугачев объявил денежную награду в 10 тысяч рублей), в пору первых успехов в стихотворчестве и начавшегося возвышения по служебной лестнице, в борьбе с вельможами и отстаивании до конца своих взглядов перед Екатериной, Павлом и Александром I, в ореоле славы первого поэта России. Одновременно читатель познакомится с современниками Державина — его друзьями-литераторами В. Капнистом, Н. Львовым, И. Хемницером, И. Дмитриевым, увидит колоритные фигуры екатерининских вельмож — Г. Потемкина, И. Шувалова, А. Вяземского, встретится с великим полководцем А. Суворовым. Романизированная биография «Державин» была напечатана в 1976 году в журнале «Волга» и отмечена премией года по художественной прозе.

Невыдуманный облик Державина, его жизнь, его судьба, переданная пером живым и ярким, помогут лучше узнать и полюбить одного из замечательных поэтов XVIII века, который, по определению Белинского, был «первым живым глаголом юной поэзии русской».

Член-корреспондент АН СССР Л. И. ТИМОФЕЕВ

Глава перваяКАРТЕЖ

Позволю я тебе и в карты поиграть,

Когда ты в те игры умеешь подбирать: