заболевание применительно к этим ситуациям. Разумеется, в мире есть люди, страдающие самыми что ни на есть тяжелыми психическими расстройствами, люди, нуждающиеся в интенсивной психиатрической терапии и даже госпитализации. Но в этой области весьма широк разброс по степени серьезности симптомов; скажем, на одном конце спектра астма, на другом же – прокол легкого. Технически и то, и другое можно отнести к расстройствам дыхания. Так что когда речь заходит о психическом здоровье, термины вроде заболевания или расстройства отталкивают и пугают людей, из-за чего они идут на попятную, хотя на самом деле всё можно решить одним простым метафорическим «ингалятором» для психики.
Мейер сравнивает трудности психики с физическими травмами.
– Я никогда не прибегаю к термину «заболевание», потому что не верю, что эти случаи – заболевания. Я убежден, что они ничем не отличаются от, скажем, растяжения мышцы. Растяжение – не заболевание связок.
Он называет это «взяться за ум». И его стараниями в футбольной школе Университета Огайо сложилась, пожалуй, самая прогрессивная программа на элитном уровне NCAA в том, что касается обеспечения сотрудников команды и спортсменов-студентов необходимыми инструментами для понимания психического здоровья и правильного управления им. У университета есть всё, что нужно: от спортивных психологов в штате команды до регулярных, интенсивных, многочасовых семинаров в расписании.
Всё это служит цели поощрения тех разговоров, которые так трудно бывает начать, разговоров о том, что в действительности значит «обладать крепкой психикой». И когда люди начинают вести такие разговоры друг с другом, происходят значительные перемены.
Возьмем Оливера Мармола. Он был младшим шортстопом в колледже Чарльстона в 2007 году, когда его задрафтовал «Сент-Луис Кардиналс». Пять лет спустя «кардиналы» попросили его возглавить их команду новичков в Джонстон-Сити, штат Теннесси, сделав его, 25-летнего парня, самым молодым менеджером бейсбольной команды. «Это просто говорит о том, что как игрок я был так себе», – смеется он.
На тренировках он чувствовал себя абсолютно комфортно. Никакой тревожности, играл как шортстоп из высшей лиги. Но как только начиналась игра, БУМ! «Паника», – говорит он. И выходило так, что все усердные труды шли прахом.
Только когда Мармол сам стал тренером, он осознал, что у сотен других ребят есть те же сложности. «И тебя приучают не говорить об этом в раннем возрасте, а просто справляться с трудностями самостоятельно», – сокрушается он.
Мы все это слышали: «соберись». «Стисни зубы и продолжай». «Разберись с собой, наконец». Мармол качает головой: «Эти слова звучат мотивирующе, но на деле это сущая чепуха, потому что в конечном счете ты просто сдашься – и тебя накроет».
У УНИВЕРСИТЕТА ЕСТЬ ВСЁ, ЧТО НУЖНО: ОТ СПОРТИВНЫХ ПСИХОЛОГОВ В ШТАТЕ КОМАНДЫ ДО РЕГУЛЯРНЫХ, ИНТЕНСИВНЫХ, МНОГОЧАСОВЫХ СЕМИНАРОВ В РАСПИСАНИИ.
Мармол нашел свое призвание в тренерской работе. В первый год работы его команда установила рекорд по числу побед, а в следующем сезоне его повысили до должности менеджера «Стэйт Колледж Спайкс», команды, аффилированной с «Кардиналс» и выступающей в младшей лиге класса А в короткий сезон. В том году им удалось выиграть титул чемпионов дивизиона, и годом позже – титул чемпионов лиги. Затем Мармола продвинули еще выше, назначив менеджером команды «Палм-Бич Кардиналс», выступающей в том же классе А, но уже полноценный сезон. Там они показали результат в 75 побед и 63 поражения и далеко прошли в пост-сезоне, выбыв из борьбы за титул лишь в полуфинале.
По ходу этого длинного пути точка зрения Мармола на рабочие процессы разительно поменялась. Будучи игроком, он всегда испытывал смутное ощущение того, что парни, способные выйти и сыграть хорошо, отличаются от остальных, но он знал, что они все переживали ощущения «бабочек в животе», которое на самом деле является банальной тревогой. Но хорошие игроки иначе справлялись с этими эмоциями. Став тренером, он узнал, что их мозг не распознаёт такие реакции, как проявление тревожности, в отличие от его и моего мозга. Он понял, что «эти ощущения не плодят панику в них. Они используют их как топливо для подпитки в предстоящей схватке».
Более того, одно дело – страдать от своего рода парализующей тревожности и видеть ее в поведении своих партнеров, будучи игроком, и совсем другое – видеть такие страдания собственных игроков, будучи тренером. При этом традиционный подход тренеров, если начать всерьез задумываться о нем… ну, здесь придется обойтись без вежливости: был в лучшем случае безграмотным, и притом намеренно безграмотным, в худшем же – просто идиотическим.
Если у игрока начинаются трудности – когда он начинает ошибаться в простых передачах, когда ловит мандраж и начинает недвижно замирать на питчерской горке, – то при традиционном подходе реакция тренеров, по словам Мармола, оказывается такой: «Не говори об этом, только сделаешь ему хуже». Но это не ответ. Игрок знает, что с ним не всё в порядке. Тренер знает. И в то же время действует правило: давайте не будем поднимать эту тему, чтобы не стало хуже. Но чувак, дело-то серьезное. Однако между игроком и тренером будто лежит незримая линия, игрок знает о положении дел, тренер знает, но никто не обсуждает его.
В конечном счете ты сломаешься.
Мармолу это надоело. Он сказал себе: «Тут должно быть что-то еще» и погрузился в исследования о «нейросоставляющей процесса», как он сам говорил. А двигал им один главный вопрос: «Как нам начать тренировать то, что идет от шеи вверх?»
Один из первых ответов, который он получил, был одновременно и самым простым, и самым важным: «Лучшие в мире регулярно говорят об этом».
Мармол руководил несколькими парнями, которые впоследствии продолжили карьеру в Major-лиге, и еще несколькими, которые, казалось, были на пути к этому. Ну, вы знаете таких ребят. Они заботятся о себе и своей форме как на поле, так и вне его, они каждый день погружены в процесс, вот это всё. И Мармол осознал, что то, о чем боимся говорить мы, эти элитные ребята обсуждали регулярно.
– У них есть команда людей, и они постоянно ведут такие разговоры, – делится он наблюдениями. – Они следят за тем, чтобы в обсуждениях всех этих ментальных трудностей все были предельно открыты. А так как у них нет страхов и сомнений, им удается куда лучше справляться с такими симптомами. Для них всё открыто, как на ладони. Они знают, что они лучшие и хотят понять: «Эй, а как стать лучше еще и вот в этих аспектах? Если я не буду открыто говорить о них, я не смогу добиться роста». Мы просто не знаем обо всём этом, потому что не вхожи в их круг.
Тогда он попробовал заводить разговоры со своими игроками. Было непросто.
– Про многих из этих парней нужно помнить, что мы задрафтовали их, что они в числе самых перспективных и талантливых ребят из старших школ или колледжей, – подмечает Мармол. – Потом они выходят на площадку, где каждый игрок ничем не хуже их, и тут они могут притвориться, что всё в порядке, и пока они будут вербально сообщать об этом менеджерам или тренерскому штабу, они никогда не откроются и не расскажут о своих страхах. Поэтому чем чаще мы будем задавать правильные вопросы и чем более заинтересованы будем в отношении них, тем больше они будут нам открываться.
Рассмотрим тревожность как пример: когда она берет над нами верх, контроль оказывается в руках потенциально деструктивной части нашего мозга. Некоторые части нашего мозга практически идентичны частям мозга некоторых животных. В голове есть мозжечок, наш «мозг ящерицы», управляющий нашим телом почти что бессознательно и, когда надо, реагирующий почти так же бессознательно. Когда вас накрывает приступ ярости, или вы срываетесь на ор, или чувствуете желание убежать отсюда с криками, это значит, что пульт управления вами захватил мозжечок. Более того, несмотря на то что многие люди полагают, будто приступ тревоги обычно оканчивается тем, что вы сворачиваетесь калачиком на полу, он также может приводить и ко многим другим реакциям, включая и такую, как приступ сумасшедшей ярости.
Никто в точности не знает всех связей между корой головного мозга, мозжечком и большим мозгом, не знает о том, как происходит взаимодействие в маленьких их частях, таких как островок, Мигсби (миндалевидное тело) и так далее. Однако мы точно знаем, что Мигсби – один из центров страха в мозге, а островок играет большую роль в предсказывании дальнейших событий, что, по очевидным причинам, оказывает существенное влияние на то, какой силы страх вы ощущаете. И, как оказывается, чем сильнее страх – то есть чем сильнее задействован Мигсби, – тем больше контроля над вами получает мозжечок. Другими словами, чем сильнее вы боитесь, тем больше контроля оказывается у примитивной, действующей сообразно инстинктам части мозга, лишающей вас способности действовать спокойно и рассудительно.
Чем сильнее вы перегружаете мозжечок – иными словами, чем больше вы рассказываете ему об окружающем мире, – тем лучше у вас получится натренировать его не сходить с ума всякий раз, когда происходит что-то из ряда вон. По сути, вам нужно приучать его не интерпретировать любое неожиданное, непонятное и нежеланное событие как конец света.
При этом существует четкая линия разделения между тем, чтобы потерять себя в «потоке», и тем, чтобы потеряться в страхе. «Поток» и страх – кузены. Наибольшая вероятность достичь триумфа есть у тех спортсменов, кто умеет направлять страх в «поток».
Строго говоря, вы не можете контролировать страх. Не можете силой заставить его уйти. Так происходит потому, что страх на самом деле полезен, если он правильно используется. Многие спортсмены причиняют себе вред, начиная сражаться со своим страхом, убеждая себя в том, что не должны бояться. Это заставляет мозг переключать свое внимание на… ну, собственно борьбу со страхом, а не выполнение стоящей задачи. Результаты обычно катастрофические.