Патриций закрыл глаза и стал барабанить пальцами по крышке стола.
– Хм… Девять, шесть, три, один, семь, четыре, – Стукпостук быстро записывал посыпавшиеся цифры, – восемь, четыре, два, три. Я уверен, они уже использовали эту задачу в прошлом месяце. В понедельник, кажется.
– Семнадцать секунд, сэр, – сказал Стукпостук, продолжпая записывать.
– Что ж, день был напряженный, – ответил Витинари. – И какой в этом смысл? Цифры легко перехитрить. Они не умеют думать в ответ. Люди, которые придумывают кроссворды, – вот кто действительно коварен. Кто бы мог подумать, что «псидксес» – это древнеэфебские резные игольницы из кости?
– Вы, сэр, естественно, – ответил Стукпостук, аккуратно складывая бумаги. – А еще куратор зала эфебских древностей в Королевском музее искусств, составитель кроссвордов в «Правде» и госпожа Грейс Спикер, которая владеет зоомагазином на Пеликуньей улице.
– Нужно обратить внимание на этот зоомагазин, Стукпостук. Женщина такого ума – и довольствуется тем, что рассыпает собачий корм по пакетам? Сомневаюсь.
– Разумно, сэр. Я возьму на карандаш.
– Кстати, приятно слышать, что твои новые сапоги перестали наконец скрипеть.
– Благодарю, сэр. Они замечательно разносились.
Витинари задумчиво глядел на текущие документы.
– Господин Бент, господин Бент, господин Бент, – проговорил он. – Загадочный господин Бент. Без него Королевский банк был бы в гораздо более тяжелом положении, чем есть. И теперь, когда банк оказался без него, все обвалится. Банк вертится вокруг господина Бента. Он живет в его ритме. Старина Шик побаивался его, у меня нет в этом сомнений. Он говорил, что подозревает Бента… – Витинари замолчал.
– Сэр? – спросил Стукпостук.
– Давай просто согласимся с тем, что Бент зарекомендовал себя во всех отношениях образцовым гражданином, – сказал Витинари. – Прошлое – опасная дорожка, не так ли?
– На него нет досье, сэр.
– Он никогда не привлекал к себе внимания. Достоверно я знаю только то, что он приехал к нам в детском возрасте, в повозке каких-то бродячих счетоводов…
– Это как жестянщики и прорицатели? – спросил Мокриц, когда тряский кеб вез их по улицам, которые становились все уже и темнее.
– Думаю, можно и так сказать, – ответила госпожа Драпс с неодобрением в голосе. – У них большой размах, между прочим, доезжают до самых гор, ведут бухгалтерию мелким предприятиям, помогают людям с налогами, все в таком роде. – Она прочистила горло. – Странствуют целыми семьями. Удивительная, должно быть, жизнь.
– Каждый день – новый гроссбух, – сказал Мокриц, серьезно кивая. – А по вечерам все пьют пиво и весело смеются, танцуя польку-неустойку под звуки аккордеона…
– Правда? – спросила госпожа Драпс взволнованно.
– Не знаю. Хотелось бы верить, – ответил Мокриц. – Что ж, это хотя бы что-то объясняет. Он явно амбициозен. А большее, на что можно было надеяться в дороге, так это что ему дадут править лошадью.
– Ему было тринадцать, – сказала госпожа Драпс и громко высморкалась. – Это так печально. – Она обратила заплаканное лицо к Мокрицу. – Что-то ужасное произошло с ним в прошлом, господин фон Фиглик. Говорят, однажды в банк приходили какие-то люди и спрашивали…
– Пансион госпожи Торт, приехали, – сказал возница, резко тормозя. – С вас одиннадцать пенсов, и не просите подождать, а то с лошадки тут вмиг подковы снимут.
Дверь пансиона открыла самая волосатая женщина, какую Мокрицу когда-либо доводилось видеть, но в районе Вязовой улицы не стоило обращать на такое внимание. Госпожа Торт славилась тем, что была гостеприимна к прибывающей в город нежити, предоставляя ей кров и понимание, пока они не вставали на ноги, сколько бы их ни было.
– Госпожа Торт? – спросил Мокриц.
– Мама в церкви, – ответила женщина. – Она предупредила, что ты будешь, господин фон Липвиг.
– У вас здесь проживает некий господин Бент, если не ошибаюсь?
– Это банкир? Седьмая комната на втором этаже. Но его, кажется, нет. У него какие-то проблемы?
Мокриц обрисовал ситуацию, ни на секунду не забывая о дверях, приоткрывавшихся в темноте за спиной женщины. Воздух был резким от запаха дезинфицирующего средства. Госпожа Торт верила в чистоту более свято, чем в богов, да и к тому же без этих острых сосновых ноток половина постояльцев рехнулась был от запахов другой половины.
И посреди всего этого была тихая, безликая комната старшего кассира господина Бента. Женщина, сообщившая, что зовут ее Людмиллой, с большой неохотой открыла им дверь хозяйским ключом.
– Он всегда был таким хорошим жильцом, – сказала она. – С ним никогда не было хлопот.
Одного взгляда хватило на все: узкая комната, узкая койка, аккуратно развешанная вдоль стен одежда, умывальный набор из крохотного тазика и кувшина, неуместно громоздкий шкаф. Жизнь порождает хлам… но только не жизнь господина Бента. Если только вся она не заключалась в шкафу.
– Большинство ваших постоянных жильцов нежи…
– …альтернативно живые, – отрезала Людмилла.
– Ну да, конечно, вот мне и интересно… почему господин Бент живет здесь?
– На что это ты намекаешь, господин фон Фиглик? – спросила госпожа Драпс.
– Согласись, это довольно неожиданно, – сказал Мокриц. И поскольку она и без того была слишком расстроена, он не стал продолжать: «Мне не нужно ни на что намекать. Все намекает само собой. Высокий. Мрачный. Приходит до рассвета, уходит после заката. Шалопай на него рычит. Маниакальный счетовод. Зацикливается на мелочах. Заставляет бегать мурашки по телу, а потом тебе становится немного совестно. Спит на узкой длинной койке. Живет у госпожи Торт, где водятся вампиры. Остается только соединить все точки».
– Это не имеет никакого отношения к человеку, который приходил накануне? – спросила Людмилла.
– Что за человек?
– Он не назвался. Сказал только, что друг. Весь в черном, с черной тростью и серебряным черепом на ней. Мама сказала, пренеприятный тип. Хотя, – добавила Людмилла, – она так почти про всех говорит. Карета у него тоже была черная.
– Речь же не о лорде Витинари?
– О нет, его мама очень любит, только говорит, что он слишком мало народу вешает. Нет, мама сказала, этот был в теле.
– Ах вот оно как, – сказал Мокриц. – Что ж, спасибо, госпожа. Нам, наверное, пора. У тебя, совершенно случайно, нет ключа от этого шкафа?
– Ключа нет. Господин Бент поставил на него новый замок уже несколько лет назад, но мама не стала жаловаться, потому что с ним никогда нет никаких проблем. Это такой волшебный замок, из тех, которые продают в университете, – продолжала Людмилла, пока Мокриц изучал дверцу. Морока с магическими замками была в том, что практически все что угодно могло оказаться ключом, от слова до прикосновения.
– Странно, что он вешает всю свою одежду на стену, не правда ли? – спросил Мокриц, выпрямившись во весь рост.
Людмилла посмотрела на него укоризненно.
– Мы в этом доме не используем слово «странно».
– «Альтернативно» нормально? – предложил Мокриц.
– Так пойдет. – Глаза Людмиллы предупреждающе сверкнули. – Кто может сказать, кто по-настоящему нормален в этом мире?
«Ну, для начала, например, тот, у кого ногти не становятся длиннее, когда он в плохом настроении», – подумал Мокриц.
– Что ж, нам пора возвращаться в банк, – сказал он. – Если господин Бент объявится, передайте ему, что его ищут.
– И волнуются за него, – торопливо вставила госпожа Драпс, потом прикрыла ладонью рот и покраснела.
«Я просто хотел делать деньги, – думал Мокриц, провожая дрожащую госпожу Драпс до района, куда осмеливались заезжать кебы. – Я считал банковскую службу сплошной, хоть и прибыльной, скукой, разбавленной толстыми сигарами. Но она оказалась альтернативно нормальной. Во всем банке адекватен только Игорь и, возможно, репка. Причем насчет репки я не уверен».
Он подбросил шмыгающую носом госпожу Драпс к ее квартире на Добромыльной улице, пообещал дать ей знать, когда будут новости о беглом господине Бенте, и доехал в кебе до банка. Ночная охрана уже заступила на пост, но некоторые клерки все еще околачивались по залам, видимо, не в силах смириться с новой действительностью. Господин Бент был чем-то незыблемым, вроде колонны.
Значит, к нему приезжал Космо. Это не могло быть светским визитом.
Но чем это было? Угрозой? Что ж, никому не понравятся побои. Но, возможно, Космо действовал более тонко. Возможно, это было: «Мы всем расскажем, что ты вампир». На что здравомыслящий человек ответил бы: «Ну и подавитесь». Это могло бы сойти за угрозу двадцать лет назад, но не сегодня. В городе было полно вампиров, этих невротиков, носивших на груди Черную Ленту, чтобы все видели, что они дали обет трезвости. Они вели каждый свою, за неимением лучшего слова, жизнь. В основном люди просто смирились. День за днем проходил без всяких проблем, и к этому просто стали относиться как к норме. Альтернативной, но все-таки норме.
Ладно, господин Бент скрывал свое прошлое, но за это не линчуют. Он сорок лет просидел в банке, складывая и вычитая, в конце-то концов.
Но что, если сам он относился к этому иначе? Ты меряешь здравый смысл линейкой, а кто-то другой – картофелиной.
Мокриц не слышал приближения Глэдис. Он просто понял, что она стоит за ним.
– Я Очень Беспокоилась За Тебя, Господин Фон Липвиг, – пророкотала она.
– Спасибо, Глэдис, – произнес он осторожно.
– Я Сделаю Тебе Сэндвич. Ты Любишь Мои Сэндвичи.
– Это очень мило с твоей стороны, Глэдис, но госпожа Ласска вскоре составит мне компанию за ужином наверху.
Огонь в глазах голема чуть притух и тут же разгорелся ярче.
– Госпожа Ласска.
– Да, она приходила сегодня утром.
– Дама.
– Она моя невеста, Глэдис. Я надеюсь, она будет часто здесь бывать.
– Невеста, – повторила Глэдис. – Ах Да. Я Как Раз Читаю «Двадцать Советов, Как Сделать Вашу Свадьбу Незабываемой».
Ее глаза потускнели. Она развернулась и с топотом пошла к лестнице.