Космо повернулся вполоборота, чтобы толпа услышала каждое его слово.
– Ты вор, господин фон Липвиг. Ты жулик, и лжец, и грабитель, и у тебя совершенно нелепая манера одеваться.
– Это как-то грубо, – ответил Мокриц, когда проверяющие хлынули внутрь. – Я считаю, что одеваюсь очень даже по моде!
Он остался один на крыльце банка, лицом к лицу с народом. Толпа еще не превратилась в столпотворение, но это был только вопрос времени.
– Могу я помочь чем-то еще? – спросил он.
– Что с нашими деньгами? – спросил кто-то.
– А что с ними? – спросил Мокриц.
– Газеты пишут, что золота нет, – ответил человек.
Он сунул Мокрицу влажный экземпляр «Правды». Газета в целом отзывалась довольно сдержанно. Он ожидал дурных заголовков, но вся история заняла одну колонку на первой полосе, да и та была испещрена «насколько нам известно», «мы полагаем», «“Правде” сообщили» и прочими фразами, которые используют журналисты, когда пишут о больших деньгах, в которых мало понимают, и не до конца уверены, что им рассказали чистую правду.
Он поднял глаза на Сахариссу Резник.
– Извини, – сказала она, – но вчера здесь повсюду были стражники и охрана, и у нас было мало времени. И по правде сказать… приступа… господина Бента оказалось достаточно самого по себе. Всем известно, что банком управляет он.
– Банком управляет председатель, – сухо поправил Мокриц.
– Нет, Мокриц, председатель тявкает, – сказала Сахарисса. – Разве ты ничего не подписывал, когда поступил на службу? Не давал никаких расписок?
– Возможно. Там была целая кипа документов. Я просто подписал там, где мне сказали. Вместе с Шалопаем.
– О боги, как бы повеселились сейчас законники, – сказала Сахарисса, и в ее руках волшебным образом возник блокнот. – И это вовсе не шутка[23]. Он может оказаться в долговой тюрьме!
– В конуре, – сказал Мокриц. – Не забывай, что он тявкает. И этого никогда не случится.
Сахарисса наклонилась потрепать Шалопая по головке и так и застыла, не выпрямляясь.
– Что у него в?..
– Сахарисса, можем мы это попозже обсудить? У меня сейчас совсем нет времени. Клянусь тремя любыми богами, в которых ты веришь, хоть ты и журналистка, я дам тебе такой эксклюзив, который испытает на прочность даже умение «Правды» избегать грубых и провокационных тем. Верь мне.
– Да, но это похоже на… – начала она.
– Ах, так ты знаешь, что это такое, и мне не нужно ничего объяснять, – парировал Мокриц.
Он вернул газету ее встревоженному хозяину.
– Ты господин Каспер, если не ошибаюсь? – сказал он. – Лицевой баланс на нашем счете – семь анк-морпоркских долларов?
На секунду это произвело впечатление. Мокриц очень хорошо запоминал лица.
– Я же говорил, что нас здесь не интересует золото, – продолжал Мокриц.
– Да, но… Короче, какой же это банк, если люди не могут взять там золото?
– Но оно не играет никакой роли, – сказал Мокриц. – Я же вам объяснял.
Они сомневались. В теории они должны были брать банк штурмом. Мокриц знал, что их сдерживает. Надежда. Тоненький внутренний голосок, который говорил им: на самом деле ничего этого не происходит. Голосок, который вынуждает людей трижды выворачивать один и тот же карман в бесплодном поиске потерявшихся ключей. Безумная вера в то, что все в мире должно выправиться, если только сильно в это поверить. Тогда и ключи найдутся. Голосок, который очень громко говорил: «Не может этого быть», чтобы заглушить подступающий ужас от того, что это в самом деле было.
У Мокрица было примерно полминуты, пока надежда не иссякла.
В этот момент толпа расступилась. Пуччи Шик не умела эффектно появляться. А вот Гарри Король умел. Переминающаяся с ноги на ногу, сомневающаяся толпа разверзлась, как море перед страдающим водобоязнью пророком, образуя канал, по обе стороны которого внезапно выстроились большие, потрепанные жизнью люди с переломанными носами и многозначительными сетками шрамов. По образовавшейся аллее вышагивал Гарри Король, за которым вился сигарный дым. Мокриц не двигался с места, пока Гарри Король не оказался в шаге от него и не заглянул ему прямо в глаза.
– Сколько денег я вложил в твой банк, господин фон Липвиг? – спросил Гарри.
– Э, кажется, пятьдесят тысяч долларов, господин Король, – сказал Мокриц.
– Да, думаю, примерно так и было, – сказал Гарри Король. – Угадай, что я сейчас сделаю, господин фон Липвиг.
Мокриц не стал гадать. Сплот все еще циркулировал по его организму, и ответ у него в голове звенел, как похоронный колокол.
– Ты вложишь еще больше денег, да, господин Король?
Гарри Король расплылся в улыбке, как будто Мокриц был собачкой, только что разучившей новую команду.
– Вот именно, господин фон Липвиг! Я спросил себя: Гарри, а не будет ли пятидесяти тысячам долларов одиноко? И решил прийти и округлить это дело до шестидесяти.
– Это очень щедро с твоей стороны, господин Король, – сказал Мокриц, – но в любой момент к нам вернутся проверяющие, и у банка будут большие неприятности. Пожалуйста, не надо! Я не могу принять твои деньги.
Гарри наклонился к Мокрицу, обдав его облаком сигарного дыма с привкусом тухлой капусты.
– Я знаю, ты что-то задумал, – прошептал он и постучал себе по носу. – Ты у этих мерзавцев поперек горла стоишь, я же вижу! Я победителя издалека чую, и точно говорю, что-то в рукаве у тебя есть, а?
– Только руки, господин Король, только они, – ответил Мокриц.
– Пусть и дальше остаются такими же загребущими, – сказал Гарри и хлопнул его по плечу.
Его люди окружили Мокрица и составили на пол чемоданы.
– Квитанция не нужна, – сказал Гарри. – Ты меня знаешь, господин фон Липвиг. Знаешь, что мне можно доверять, и я знаю, что тебе можно доверять.
Мокриц зажмурился, всего на мгновение. Подумать только, он еще боялся, что закончит день в петле.
– Твои деньги в надежных руках, господин Король, – проговорил он.
– Знаю, – сказал Гарри. – И когда ты всех уделаешь, я пришлю к вам Уоллеса, и он с твоей мартышкой поговорит за проценты, которые я получу за это дело, ясно? Все по-честному?
– Абсолютно, господин Король.
– Славно, – сказал Гарри. – Теперь пойду куплю какой-нибудь земли.
Он удалился под смутные перешептывания в толпе. Его вклад сбил всех с толку. Мокрица тоже. Все гадали, что такое известно Гарри Королю. Мокриц тоже. Ужасно, когда в тебя верит такой человек, как Гарри Король.
От толпы отделился делегат и спросил:
– Что, в конце концов, происходит? Пропало золото или не пропало?
– Не знаю, – ответил Мокриц. – С утра не проверял.
– Ты так говоришь, как будто это пустяк, – сказала Сахарисса.
– Как я уже объяснял, – ответил ей Мокриц, – город по-прежнему здесь. Банк – здесь. Я – здесь. – Он бросил взгляд на широкую спину удаляющегося Гарри Короля. – Пока что. И нам не нужно, чтобы золото тут путалось под ногами, согласны?
В дверях за спиной Мокрица возник Космо Шик.
– Итак, господин фон Липвиг, судя по всему, ты у нас аферист до мозга костей.
– Не понял? – сказал Мокриц.
Остальные члены срочной проверяющей комиссии с довольным видом высыпали из дверей. Их, в конце концов, подняли ни свет ни заря, а тем, кто рано встает, перед завтраком очень хочется кого-нибудь убить.
– Уже закончили? – поинтересовался Мокриц.
– Ты сам понимаешь, зачем нас сюда позвали, – сказал один из банкиров. – Тебе прекрасно известно, что минувшей ночью Городская Стража не обнаружила золота у вас в хранилище. И мы можем подтвердить этот прискорбный факт.
– Ну, вы же знаете, как бывает с деньгами, – сказал Мокриц. – Думаешь, что ты на мели, а деньги все это время лежали в другом кармане.
– Нет, господин фон Липвиг, тебе сейчас должно быть не до шуток, – сказал Космо. – Этот банк – мыльный пузырь.
Он повысил голос:
– Я бы рекомендовал всем вкладчикам, которых ты обманул, изъять свои деньги, пока они еще есть!
– Нет! Отряд, ко мне!
Командор Ваймс растолкал ошеломленных банкиров в то же время, как с десяток стражников-троллей с топотом поднялись на крыльцо и выстроились плечо к плечу перед банковскими дверями.
– Ты совсем спятил, господин? – спросил Ваймс, встав нос к носу с Космо. – Мне показалось или это было подстрекательство к бунту? Банк закрыт до дальнейшего уведомления!
– Я – директор этого банка, командор, – сказал Космо. – Ты не имеешь права не впускать меня.
– Давай проверим, – сказал Ваймс. – Рекомендую направлять свои претензии к его светлости. Сержант Детрит!
– Здесь, сэр!
– Никого не впускать без пропуска за моей подписью. А тебе, господин фон Липвиг, запрещено покидать город, это понятно?
– Да, командор. – И Мокриц повернулся к Космо: – Ты что-то неважно выглядишь, – сказал он. – Цвет лица у тебя нездоровый.
– Довольно слов, фон Липвиг. – Космо наклонился к нему. Вблизи он выглядел еще хуже – как восковая кукла из воска, если бы только воск мог потеть. – Встретимся в суде. Это конец, господин фон Липвиг. Или называть тебя… господином Стеклярсом?
«О боги! Нужно было позаботиться о Криббинсе. Но я был слишком занят – делал деньги…»
И тут появилась Дора Гая, которую под руки вели через толпу двое стражников, заменявших ей костыли. Ваймс поспешил ей навстречу, словно ждал ее прихода.
Мокриц обратил внимание, что шум города становился громче. Толпа тоже обратила на это внимание. Где-то происходило что-то значительное, а эта склока была просто разогревом.
– Думаешь, ты такой умный, господин фон Липвиг? – спросил Космо.
– Нет, я знаю, что я умный. Я думаю, что я невезучий, – ответил Мокриц. Но на самом деле он думал: «Разве у нас было столько клиентов? И как они кричат!»
Космо продолжал торжествующе орать ему в спину, когда Мокриц сорвался с места и протиснулся к Доре Гае в окружении стражников.