Кусочек вчерашнего дня встал на место. А, да, Витинари приказал закрыть банк, чтобы его клерки проверили там на этот раз все. Мокриц пожелал им удачи с особым комодом покойного сэра Джошуа… Шалопая не было, а жаль. Человек не ценит утреннее слюнявое облизывание, пока не потеряет его. Глэдис тоже не было, и это вызывало беспокойство.
Она не объявилась и пока он одевался, и на столе не лежало свежего выпуска «Правды». Да и костюм некому было погладить.
В конечном итоге он нашел ее в сортировочной, за тележкой почты. Синее платье исчезло, но на его месте появилось серое, которое по зачаточным големским стандартам выглядело довольно модно.
– Доброе утро, Глэдис, – позвал Мокриц. – Могу ли я надеяться на поглаженные брюки?
– В Почтальонской Раздевалке Всегда Стоит Горячий Утюг, Господин Фон Липвиг.
– Да? О. Ясно. А, э… «Правда»?
– Четыре Экземпляра Каждое Утро Доставляются В Кабинет Господина Гроша, Господин Фон Липвиг, – сказала Глэдис с упреком.
– О сэндвиче, я полагаю, нечего и…
– Мне Пора Возвращаться К Выполнению Моих Обязанностей, Господин Фон Липвиг, – упрекнула она.
– Знаешь, Глэдис, никак не могу отделаться от мысли, что в тебе что-то изменилось, – заметил Мокриц.
– Да! Я Делаю Это Ради Себя, – сказала Глэдис с горящими глазами.
– Делаешь что именно?
– Этого Я Еще Не Выяснила, Но Я Прочитала Только Десять Страниц.
– Ага! Читаешь новую книгу? Не леди Дейрдре Ваггон, надо полагать?
– Нет, Потому Что Она Чудовищно Отстала От Современности. Я Презрительно Смеюсь.
– Ну да, я в этом и не сомневался, – задумчиво произнес Мокриц. – И наверное, это госпожа Ласска дала тебе эту книгу?
– Да. Она Называется «Почему Мужчины Путаются У Нас Под Ногами». Автор Релевенция Флаут, – сообщила Глэдис с готовностью.
А начинаем мы с самыми лучшими намерениями, думал Мокриц: найти их, откопать, освободить. Но мы и понятия не имеем, что творим и с чем.
– Глэдис, суть книг в том, что… в общем, суть… то есть только потому, что это написано на бумаге, не значит, что нужно… я имею в виду, это не значит, что… проще говоря, каждая книга…
Он замолчал. Они верят словам. Слова вдыхают в них жизнь. Нельзя взять и сказать ей, что мы вертим словами, как жонглеры, и подтасовываем их смысл себе в угоду…
Он похлопал Глэдис по плечу.
– В общем, читай все подряд и думай своей головой, договорились?
– Это Было Без Малого Непристойное Поведение, Господин Фон Липвиг.
Мокриц чуть не расхохотался, но вовремя осекся под ее строгим взглядом.
– Ну, разве что для госпожи Флаут, – сказал он и направился за «Правдой», пока ее всю не растащили.
Еще один тягостно сладкий денек для издателя. Первая полоса, в конце концов, только одна. В итоге редактор решил впихнуть туда все: «Кажется, ананасовый» в комплекте с иллюстрацией и с перепачканными Шиками на заднем плане, и да, монолог Пуччи со всеми подробностями. Это было великолепно. И она все говорила и говорила. С ее точки зрения все было предельно просто: она была права, а остальные страдали ерундой. Пуччи так упивалась звуком собственного голоса, что стражникам пришлось написать на бумажке официальное предостережение и сунуть ей под нос, прежде чем уволочь ее, все еще продолжавшую говорить…
А кто-то успел запечатлеть момент, когда кольцо Космо попало на солнечный свет. В больнице это назвали почти идеальной операцией, которая, возможно, спасла ему жизнь, по словам врачей, и откуда Мокриц знал, что нужно делать, сказали они, когда все медицинские познания Мокрица на данную тему ограничивались тем, что на пальцах не должны расти зеленые грибы…
Газету вырвали у него из рук.
– Что ты сделал с профессором Флидом? – осведомилась Дора Гая. – Я точно знаю, ты с ним что-то сделал! Не ври!
– Я ничего не делал! – возразил Мокриц и повторил формулировку мысленно. Да, технически так и есть.
– Я была в департаменте Посмертных Коммуникаций, между прочим!
– И что там сказали?
– Я не знаю! Кальмар перегородил дорогу! Но ты что-то сделал, это точно! Это Флид раскрыл тебе секрет общения с големами, так ведь?
– Нет. – И это была чистая правда. Но Дора Гая колебалась.
– Не он?
– Нет. Он помог мне со словарем, но это не секрет.
– У меня получится?
– Нет. – И на данный момент это было правдой.
– Они принимают приказы только от мужчин? Наверняка в этом все дело!
– Вряд ли, – вполне честно.
– Но секрет есть?
– Не то чтобы секрет. Флид сам это нам сказал. Он просто не знал, что это секрет.
Правда.
– Это какое-то слово?
– Нет. Правда.
– Почему ты мне просто не скажешь? Ты же знаешь, что можешь мне доверять!
– Да, конечно. Но можно ли будет тебе доверять, если кто-то приставит нож к твоему горлу?
– Зачем это кому-то?
Мокриц вздохнул:
– Потому что тебе будет известно, как командовать величайшей армией всех времен! Ты не смотрела по сторонам? Или ты не заметила всех этих стражников? Они объявились сразу после слушания!
– Какие стражники?
– Все эти тролли, перекладывающие мостовые. Ты часто видишь подобное? Строй кебов, которые не заинтересованы в пассажирах? Батальон попрошаек? А каретный двор за Почтамтом кишит зеваками, которые ничего не делают и глазеют в окна! Вот какие стражники. Это называется засада, а я – дичь…
В дверь постучали. Мокриц узнал этот стук, предназначенный, чтобы осведомить, но не беспокоить.
– Входи, Стэнли, – сказал он. Дверь открылась.
– Это я, сэр, – сообщил Стэнли, который шел по жизни с осторожностью человека, читающего руководство по эксплуатации в переводе с иностранного языка.
– Да, Стэнли.
– Глава отдела марок, сэр, – пояснил Стэнли.
– Да, Стэнли?
– Лорд Витинари на каретном дворе, сэр, инспектирует новое автоматизированное приемное устройство. Он говорит, что никуда не торопится, сэр.
– Он говорит, что никуда не торопится, – сказал Мокриц Доре Гае.
– Тогда не будем терять ни минуты?
– Именно.
– Удивительно похоже на виселицу, – заметил лорд Витинари, в то время как почтовые экипажи грохотали у него за спиной.
– Это позволяет экспрессу подбирать мешки с почтой, не замедляя хода, – объяснил Мокриц. – То есть письма из мелких региональных отделений могут приниматься прямо на ходу. Это может сэкономить несколько минут на длинных маршрутах.
– И конечно, если я выдам тебе несколько лошадей-големов, экипажи смогут преодолевать по нескольку сотен миль за час, как мне сообщили. И к тому же интересно, смогут ли их горящие глаза видеть даже в такой туман.
– Вероятно, сэр. Только вообще-то у меня уже есть лошади-големы.
Витинари холодно посмотрел на него и сказал:
– А! Еще у тебя есть все уши. О каком обменном курсе мы говорим?
– Понимаете, не то чтобы я хотел быть властелином големов, – начал Мокриц.
– Обсудим по дороге. Жду тебя в своей карете, – перебил Витинари.
– Куда мы?
– Здесь недалеко. Мы направляемся к господину Бенту.
Клоун, открывший калитку в неприветливых воротах Гильдии Шутовских дел, перевел взгляд с Витинари на Мокрица, потом на Дору Гаю и не порадовался никому из них.
– Мы хотели бы видеть Доктора Пьерро, – сказал Витинари. – Я требую впустить нас с минимумом веселья.
Калитка захлопнулась. Послышался быстрый шепот и какой-то лязг, и одна створка двойных дверей приотворилась, достаточно для того, чтобы они смогли пройти гуськом. Мокриц шагнул вперед, но Витинари задержал его, положив руку ему на плечо, и указал тростью вверх.
– Это Гильдия Шутовских дел, – сказал он. – Ожидай… потех.
На двери балансировало ведро. Витинари вздохнул и подтолкнул дверь тростью. На обратной стороне послышался грохот и плеск.
– Не знаю, почему они продолжают на этом настаивать, честное слово, не понимаю, – сказал патриций, переступая порог. – Это не смешно и может кого-нибудь покалечить. Осторожнее – крем.
Из темноты за дверью послышался стон.
– Со слов Доктора Пьерро, господин Бент при рождении был наречен Чарли Бенито, – сказал Витинари, проходя под шатром, занимавшим весь двор Гильдии. – И он был рожден клоуном.
Десятки клоунов прекратили свои ежедневные тренировки и провожали их взглядами. Торты оставались неброшенными, штаны не наполнялись побелкой, невидимые собачки замерли, недовиляв хвостами.
– Рожден клоуном? – переспросил Мокриц.
– Именно так, господин фон Липвиг. Великим клоуном из рода клоунов. Ты видел его вчера. Грим Чарли Бенито передавался из поколения в поколение.
– Я подумал, он сошел с ума!
– А вот Доктор Пьерро, напротив, считает, что он пришел в себя. У юного Бента, по-видимому, было ужасное детство. Никто не сообщил ему о том, что он клоун, пока мальчику не исполнилось тринадцати лет. А его мать по личным причинам всячески подавляла в нем клоунство.
– Должно быть, раньше клоуны ей нравились, – заметила Дора Гая. Она посмотрела по сторонам. Все клоуны поспешно отвернулись.
– Она любила клоунов, – сказал Витинари. – Точнее сказать, одного клоуна. И только одну ночь.
– Ага. Понятно, – сказал Мокриц. – А потом цирк уехал?
– Увы, да, по цирковому обыкновению. После чего, надо полагать, она старалась держаться подальше от мужчин с красными носами.
– Откуда вам все это известно? – спросил Мокриц.
– Отчасти это аргументированные домыслы, но госпожа Драпс многое сумела из него вытянуть за последние пару дней. Она дама глубокая и непреклонная.
На противоположном конце шатра был еще один выход, где их встретил глава Гильдии.
Он был весь белый: белый колпак, белые ботинки, белый костюм и белое лицо, на котором тонко очерченная красной краской улыбка скрывала его настоящее лицо, холодное и горделивое, как у Князя Тьмы.
Доктор Пьерро кивнул Витинари.
– Милорд…
– Доктор Пьерро, – ответил Витинари. – Как поживает наш пациент?
– О, вот если бы он попал к нам, когда был еще юн, – сказал Пьерро. – Какой был бы клоун! Какое чувство времени! Да, кстати, обычно мы не допускаем посетительниц женского пола в здание гильдии, но в таких особых обстоятельствах сделаем исключение.