Витинари откинулся на спинку кресла и со вздохом закрыл глаза.
– Хорошо, Стукпостук, я собрался с силами и готов услышать, что представляет собой политическая карикатура.
Послышался шелест бумаги, и Стукпостук нашел нужную страницу.
– Что ж, Шалопай вышел очень хорошо.
Под столом Витинари пес, услышав звук своего имени, открыл глаза. Так же, как и его новый хозяин, с еще большим нетерпением.
– У него же ничего нет в пасти?
– Нет, сэр, – спокойно ответил Стукпостук. – Это же анк-морпоркская «Правда», сэр.
Витинари снова расслабился.
– Продолжай.
– Он на поводке и выглядит непривычно свирепым. Вы держите поводок, сэр. От него нервно пятится в угол стая жирных котов. На котах надеты цилиндры, сэр.
– Обычное дело у котов.
– И на них написано «Банки», сэр, – добавил Стукпостук.
– Как тонко!
– В то время как вы, сэр, машете перед ними веером бумажных денег, и в облаке у вас над головой написано…
– Дай угадаю. «Это вам не ананасовый крем»?
– Очень хорошо, сэр. Кстати, оказывается, председатели остальных городских банков желают аудиенции, в любое удобное для вас время.
– Хорошо. Тогда сегодня после обеда.
Витинари поднялся и подошел к окну. Туман рассеивался, но его дрейфующий покров все еще скрывал город из вида.
– Господин фон Липвиг очень… популярный молодой человек, не так ли, Стукпостук? – спросил Витинари, глядя в полумрак.
– Да, сэр, – согласился Стукпостук, собирая газеты. – Исключительно популярный.
– И очень уверен в собственных силах.
– Согласен с вами.
– И преданный?
– Он принял за вас торт, сэр.
– Стратег со стремительным мышлением.
– О да.
– Не будем забывать, что его собственное будущее зависело от этого торта.
– Он восприимчив к политическим веяниям, – сказал Стукпостук и взял стопку бумаг в руки.
– И, как ты верно говоришь, популярен, – сказал Витинари, оставаясь сухопарым силуэтом на фоне тумана.
Стукпостук выждал. Не только Мокриц был восприимчив к политическим течениям.
– Настоящая находка для города, – проговорил Витинари после недолгого молчания. – И не нужно позволять ему простаивать. Хотя понятно, что он должен пробыть в Королевском банке достаточно времени, чтобы прогнуть его под себя окончательно, – задумчиво произнес он.
Стукпостук ничего не сказал и просто придал бумагам на столе более приятный вид. На глаза ему попалось одно имя, и он переложил документ наверх.
– Тогда ему, конечно, снова начнет не сидеться на месте, и он подвергнет опасности и себя, и окружающих…
Стукпостук улыбнулся документам. Его рука застыла в воздухе…
– Не к слову будет сказано, сколько лет господину Сморщу?
– Главному налоговому инспектору? Уже за семьдесят, сэр, – ответил Стукпостук и открыл выбранную им папку. – Верно, тут написано, семьдесят четыре.
– Не так давно мы задумались над его методами, не так ли, Стукпостук?
– Совершенно так, сэр. На прошлой неделе.
– Боюсь, это человек не гибкого ума. И он несколько растерялся в современном мире. Держать кого-то вверх тормашками над корытом и трясти – это уже не метод. Я бы не стал его винить, если он решит уйти на заслуженный и честно заработанный покой.
– Да, сэр. Когда бы вы хотели, чтобы он принял такое решение? – спросил Стукпостук.
– Спешить некуда, – ответил Витинари. – Спешить некуда.
– Вы уже обдумали кандидатуру на его место? На такой работе друзей не заводят, – сказал Стукпостук. – Тут понадобится особенный тип.
– Я обдумаю это, – сказал Витинари. – Наверняка подходящий человек еще подвернется.
Сотрудники банка приходили на работу раньше обычного, пробиваясь через толпы, наводнившие улицы, потому что а) начинался новый акт восхитительного уличного представления под названием Анк-Морпорк и б) у кого-то будут большие неприятности, если пропадут их деньги. Однако ни господина Бента, ни госпожи Драпс нигде не было видно.
Мокриц был на монетном дворе. Работники господина Шпулькса – что ж, они сделали все, что могли. Извинительная фраза, которую часто произносят, чтобы сказать, что результат оказался на вершок выше посредственного, в их случае значила: на голову выше превосходного.
– Уверен, мы сможем их еще усовершенствовать, – повторял Шпулькс, пока Мокриц любовался.
– Они идеальны, господин Шпулькс!
– Вовсе нет. Но очень лестно слышать такие слова. Пока что мы успели сделать семьдесят тысяч.
– Этого недостаточно!
– Со всем уважением, мы же не газеты печатаем. Но мы набиваем руку. Ты что-то говорил про другие номиналы?..
– О да. Для начала – два, пять и десять долларов. И пусть пятерки и десятки будут говорящими.
И это не предел, думал Мокриц, пока разноцветные деньги порхали в его пальцах. Люди будут выстраиваться за ними в очередь. Стоит им увидеть такое, и они больше не захотят грубых, тяжелых монет! Гарантия: големы! Чего стоит монета по сравнению с рукой, которая ее держит? Вот это – ценность! Вот это – достоинство! Хм, да, пожалуй, это будет хорошо смотреться и на двухдолларовой банкноте, главное, не забыть.
– Деньги… говорящими? – переспросил Шпулькс с опаской.
– Бесята, – сказал Мокриц. – Это ведь всего лишь разумные заклинания. Даже не нужно придавать им определенную форму. Мы напечатаем их на купюрах большего номинала.
– И ты думаешь, в университете согласятся на такое? – спросил Шпулькс.
– Да, потому что я нарисую голову Чудакулли на пяти долларах. Я схожу и переговорю обо всем с Думмингом Тупсом. Если это не прецедент для нецелесообразного применения магии, то что тогда?
– И что будут говорить деньги?
– Все, что мы пожелаем. Например: «Ты уверен, что тебе нужна эта покупка?» или «Может, отложишь меня на черный день?». Возможности безграничны!
– Мне они обычно говорят «до свидания», – сказал печатник, вызвав дежурное веселье.
– Ну так мы попробуем сделать так, чтобы они посылали тебе воздушный поцелуй вдогонку, – сказал Мокриц. Он повернулся к людям из подсобок, которые сияли и светились от внезапной значимости. – Кто из вас, господа, поможет мне отнести все это в банк?..
Стрелки часов играли в догонялки, спеша разменять новый час, когда Мокриц прибыл в банк, а господина Бента все еще не было.
– Эти часы правильно идут? – спросил Мокриц, когда стрелки расслабленно зашагали к половине.
– Конечно, сэр, – ответил кассир. – Господин Бент подводит их дважды в день.
– Может, и так, но он отсутствует уже…
Двери распахнулись, и появился он. Мокриц почему-то ожидал увидеть клоунский наряд, но это был отглаженный и отполированный господин Бент в строгом пиджаке и в брюках в полосочку, и…
…с красным носом. За руку с госпожой Драпс.
Работники банка уставились на это, не зная, как реагировать.
– Дамы и господа, – произнес Бент, и его голос гулким эхом прокатился в воцарившейся тишине. – Я должен принести вам столько извинений. Я совершил множество ошибок. Да, вся моя жизнь была ошибкой. Я верил, что истинная ценность заключается в кусках металла. Почти все, во что я верил, на самом деле не стоит и гроша, но господин фон Липвиг поверил в меня, и поэтому сегодня я здесь. Давайте делать деньги, основанные не на геологической прихоти, но на гении человеческих рук и разума. А теперь… – Он прервался, потому что госпожа Драпс сжала его руку. – Ах да, как я мог забыть? Теперь я всем сердцем верю в то, что госпожа Драпс выйдет за меня замуж в Веселой Часовне в Гильдии Шутовских дел в ближайшую субботу, церемонию проведет преподобный брат Бим-Бом. Приглашены все…
– …только осторожнее выбирайте костюм, потому что это побелочная свадьба, – сказала госпожа Драпс, пытаясь говорить игриво.
– И с этим мне остается только… – попытался продолжить господин Бент, но тут его сослуживцы осознали, что они только что услышали, и обступили жениха и невесту. Женщин тянуло к будущей госпоже не-Драпс ни с чем не сравнимой силой притяжения обручального кольца, а мужчины сначала хлопали господина Бента по спине, а потом перешли к чему-то неслыханному, а именно: подхватили его и на руках пронесли по комнате.
В конце концов Мокрицу пришлось поднести ладони ко рту и прикрикнуть:
– Дамы и господа, посмотрите на время! Наши клиенты ждут, дамы и господа! Не будем мешать себе делать деньги! Нам нельзя быть плотиной в экономическом потоке!
…и он задумался, чем сейчас занят Хьюберт…
Высунув язык от усердия, Игорь вынул тонкую трубочку из клокочущих недр Хлюпера.
Несколько пузырьков зигзагами поднялись наверх центрального гидроблока и с хлюпом вырвались на поверхность.
Хьюберт вздохнул с облегчением.
– Отличная работа, Игорь, остался всего один до… Игорь?
– Йа, гофподин, – сказал Игорь у него из-за спины.
– Кажется, все работает, Игорь! Старый добрый черездефисный кремний! Но ты уверен, что он и дальше будет действовать как экономический модулятор?
– Йа, гофподин. Я абфолютно уверен в новом рафположении клапанов. Город будет влияйт на Хлюпер, ефли пожелайт, но не наоборот.
– Даже так, было бы ужасно, если бы он угодил в плохие руки, Игорь. Я все думаю, не преподнести ли Хлюпер правительству. Что скажешь?
Игорь обдумал это. По его опыту, «правительство» было самым точным определением «плохих рук».
– Я говорийт, что тебе фтоит вофпользовайтфя возможнофть чаще дышайт фвежим воздухом, гофподин, – сказал он ласково.
– Да, я, наверное, действительно заработался, – сказал Хьюберт. – Хм… насчет господина фон Липвига…
– Йа?
Хьюберт имел вид человека, боровшегося с собственной совестью и получившего коленом в глаз.
– Я хочу положить золото обратно в хранилище. Это решит все его проблемы.
– Но золото было украдено много лет назад, гофподин, – терпеливо объяснил Игорь. – Ты тут ни при чем.
– Нет, но они обвиняли господина фон Липвига, а он всегда был так добр к нам.