Так и сейчас, как подмастерье, любующийся работой мастера, Мокриц читал слова Хвата Позолота на непросохшей газетной бумаге.
Это была ересь, но ересь, поданная мастером своего дела. О да. Как было не восхититься ловкостью, с которой совершенно невинные слова изваляли в грязи, осквернили. С которых содрали истинное значение и порядочность и заставили торговать собой ради Хвата Позолота. Впрочем, «синергетичность» всегда была продажной тварью. Проблемы «Гранд Магистрали», несомненно, были результатом загадочной вселенской судороги и ничего общего не имели с предумышленной алчностью, гордыней и тупостью. О, «Гранд Магистраль» принимала неправильные… пардон, «благонамеренные решения, которые, судя с высоты сегодняшнего дня, могли оказаться в каких-то аспектах несовершенными», но они, ясное дело, были приняты во имя исправления «фундаментальных системных ошибок», сделанных предыдущими владельцами. Никто ни в чем не раскаивался, потому что ни одна живая душа не сделала ничего дурного. Плохие вещи творились в результате их спонтанной аккумуляции в каком-нибудь диком, промозглом геометрическом иномирье, и «о них оставалось лишь сожалеть»[10].
Репортер «Правды» пытался, но даже табун лошадей не остановил бы Хвата Позолота, так поглощен он был выворачиванием смыслов наизнанку. «Гранд Магистраль» была «для людей», и репортеру не удалось даже уточнить, что именно это значило. А этот материал, озаглавленный «Наша Миссия»…
Мокриц почувствовал во рту привкус до того кислый, что можно было плевками выкладывать узоры на листе железа.
Пустые, глупые слова, сказанные людьми, у которых не было ни опыта, ни ума, ни мастерства, если не считать умения разбавлять слова водой. О, за что только не выступала «Гранд Магистраль», от жизни и свободы до маминого домашнего расстройственного пудинга. Она выступала за все – и ни за что.
Сквозь алую пелену взгляд Мокрица выхватил фразу: «Безопасность – наш первый приоритет». Почему не расплавились свинцовые литеры, почему не воспламенилась бумага, чтобы не быть причастными к такому непотребству? Станок должен был искоробиться, валик – расколоться в щепки…
Это было ужасно. Но потом Мокриц увидел ответ Позолота на поспешный вопрос о Почтамте.
Хват Позолот обожал Почтамт до глубины своей души. Он был очень признателен за их содействие в трудную минуту и надеялся на дальнейшее сотрудничество, хотя, конечно же, в современной реальности почта никогда не сможет быть полноценным конкурентом за пределами самой узкой сферы. Но кому-то же надо и разносить счета, ха-ха…
Это было виртуозно… мерзавец.
– Эй… что с тобой? Может, хватит кричать? – сказала госпожа Ласска.
– Что? – пелена рассеялась.
Все в холле вытаращились на него, раскрыв рты. Жидкие чернила капали с почтамтских перьев, марки засыхали на языках.
– Ты кричал, – сказала госпожа Ласска. – Ругался на чем свет стоит.
Госпожа Макалариат с решительным лицом прокладывала себе путь в толпе.
– Господин фон Липвиг, очень надеюсь никогда больше не слышать в этих стенах подобных выражений! – сказала она.
– Все они были адресованы председателю «Гранд Магистрали», – сказала госпожа Ласска тоном, который у нее сходил за участливый.
– А, – госпожа Макалариат замялась, но вовремя опомнилась. – Тогда… не могли бы вы делать это чуть потише?
– Разумеется, госпожа Макалариат, – послушно согласился Мокриц.
– И постарайтесь обойтись без слова на букву Ж.
– Хорошо, госпожа Макалариат.
– А также без слов на букву «Б», «Т», обоих слов на «С», а еще на «В» и на «П».
– Как скажешь, госпожа Макалариат.
– «Поганый ползучий выродок», впрочем, приемлемо.
– Я запомню, госпожа Макалариат.
– Вот и славно, почтмейстер.
Госпожа Макалариат развернулась на каблуках и продолжила отчитывать кого-то за то, что он не использовал промокашку.
Мокриц показал газету госпоже Ласске.
– И ему это сойдет с рук, – сказал он. – Он просто говорит красивые слова. Магистраль слишком масштабна, чтобы прогореть. Слишком много вкладчиков. Он найдет еще денег, будет продолжать жить на волосок от катастрофы, а потом позволит всему рухнуть. Может, еще и перекупит компанию через другую фирму по дешевке.
– Я ничему не удивлюсь, – сказала госпожа Ласска. – Но ты так уверенно говоришь.
– Так бы поступил я, – сказал Мокриц. – Э… если бы был таким, как он. Эта уловка стара как мир. Ты повышаешь ставку, а потом делаешь так, чтобы остальные игроки так увязли, что не посмели бы спасовать. Это иллюзия, понимаешь? Им кажется, если они останутся в игре, то все обязательно образуется. Они не смеют и подумать, что это всего лишь иллюзия. Говоришь им умными словами, что завтра все будет тип-топ, и они надеются. Но никогда не выигрывают. И они знают это в глубине души, но остальной организм слушать не желает. Заведение всегда выигрывает.
– И почему таким, как Позолот, все всегда сходит с рук?
– Я только что объяснил. Потому что люди надеются. Они верят, что кто-то продаст им за доллар настоящий бриллиант. Увы.
– Знаешь, почему я устроилась на работу в траст? – спросила госпожа Ласска.
Потому что с глиняными людьми общаться проще? – подумал Мокриц. Потому что они не кашляют, когда ты с ними разговариваешь?
– Нет, – ответил он.
– До этого я работала в одном банке в Сто Лате. Кооператив Капустных Фермеров…
– О, это тот, что на городской площади? С резной капустой на входе? – спросил Мокриц, вовремя не спохватившись.
– Ты знаешь это место? – спросила она.
– Да, как-то проезжал мимо…
О нет, подумал он, мысленно прокручивая разговор вперед. Пожалуйста, только не это.
– Неплохая была работа, – сказала она. – Наш отдел занимался чеками и векселями. Проверяли, нет ли подделок. И однажды я пропустила четыре подделки. Четыре! Банку это обошлось в две тысячи долларов. Четыре векселя, и все подписи были неотличимы. Меня уволили. Сказали, что они обязаны что-то предпринять, иначе банк потеряет доверие клиентов. Не очень весело, когда тебя считают воровкой. Вот что происходит с такими, как мы. А такие, как Позолот, всегда остаются на коне. Что с тобой?
– Хм-м?
– Ты какого-то… неправильного цвета.
Хороший был день, думал Мокриц. Вплоть до этой минуты, хороший был день. Он тогда остался очень доволен собой. Никогда не думаешь, что пересечешься потом с этими людьми. Черт побери Помпу и его среднеарифметические убийства!
Он вздохнул. Что ж, все должно было этим кончиться. Он знал, что так и будет. Он и Позолот, перетягивающие канат, чтобы проверить, кто выйдет большим мерзавцем.
– Это региональное издание «Правды», – сказал он. – Городской номер уходит в опечать только через полтора часа, на случай, если возникнут срочные новости. По меньшей мере, успею стереть ухмылку с его лица.
– Что ты собираешься делать? – спросила госпожа Ласска.
Мокриц поправил фуражку на голове.
– Предпринять невозможное, – ответил он.
Глава двенадцатаяДятел
Вызов – Движущиеся горы – Многофункциональность капусты – Совет ведет обсуждение – Господин Липвиг падет ниц – Дымящийся Гну – Методом Дятла
Настало следующее утро.
Что-то ткнуло Мокрица в бок.
Он разлепил веки и проследил взглядом по длинной блестящей черной трости, вплоть до руки, обхватившей серебряный набалдашник в виде головы Смерти – и лица лорда Витинари. За спиной патриция в углу тлели глаза голема.
– Не вставай, не стоит, – сказал Витинари. – Я слышал, ночь у тебя выдалась непростая.
– Извините, сэр, – сказал Мокриц, приняв вертикальное положение. Он опять заснул за столом. Во рту как будто переночевал Пис-Пис. Из-за плеча Витинари было видно, как Грош и Стэнли с беспокойством заглядывают в дверь.
Витинари сел напротив, предварительно стряхнув со стула пепел.
– Читал ли ты сегодняшнюю «Правду»? – спросил он.
– Стоял рядом, когда ее печатали.
У Мокрица в шее, казалось, возникли лишние кости. Он попытался повернуть голову прямо.
– Ну как же, как же. От Анк-Морпорка до Орлеи примерно две тысячи миль, господин фон Липвиг. И ты уверяешь, что доставишь туда послание быстрее, чем клик-башни. Бросаешь вызов Магистрали. Какая интрига.
– Да, сэр.
– Даже самая быстрая карета будет добираться туда около двух месяцев, господин фон Липвиг. И мне сообщили, что, если ехать без остановок, к концу пути почки будут выпрыгивать из ушей.
– Да, сэр. Я в курсе, – ответил Мокриц и зевнул.
– Прибегать к магии было бы неспортивно.
Мокриц опять зевнул.
– Я в курсе, сэр.
– Ты посоветовался с аркканцлером Незримого Университета, прежде чем предложить, чтобы он сочинил послание для этой любопытной гонки? – требовательно спросил лорд Витинари, разворачивая газету. Мокриц перечитал заголовки:
ГОНКА: НА СТАРТ!
«Летучий Почтальон» против «Гранд Магистрали»
– Нет, милорд. Я сказал, что послание должен подготовить уважаемый и неподкупный гражданин нашего города, например аркканцлер.
– И теперь он едва ли сможет сказать «нет», не правда ли?
– Хотелось бы в это верить. Во всяком случае, взяток от Позолота он брать не станет.
– Хм, – Витинари дважды стукнул тростью по полу. – Удивишься ли ты, если я скажу, что жители нашего города верят в твою победу? Магистраль никогда не выходила из строя дольше чем на неделю, клик достигает Орлеи за несколько часов, и тем не менее, господин фон Липвиг, люди верят в тебя. Не находишь ли ты это поразительным?
– Э…
– Но ты хозяин положения, господин фон Липвиг, – сказал Витинари, оживившись. – Ты золотой посланник! – его улыбка была змеиной. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Ты же знаешь, что делаешь, да, господин Липвиг?
– Вера горами движет, – сказал Мокриц.