ку.
К половине пятого на Саторской площади яблоку негде было упасть.
Замечательным свойством золотого костюма и фуражки с крыльями было то, что когда Мокриц их снимал, он переставал быть собой. Он становился непримечательным человеком в непримечательной одежде, с лицом, которое вам, возможно, покажется смутно знакомым.
Он шел в толпе, направляясь к Почтамту. Никто не обращал на него внимания. Мало кто вообще смотрел в его сторону.
Мокриц был один, хотя раньше он никогда не задумывался об этом. Он всегда был один. Иначе ему было нельзя.
Но, как ни странно, ему не хватало золотого костюма. Да, это была маска. Но Человек в Золотом Костюме – хорошая маска. Он больше не хотел быть человеком, который почти ничем не отличался от тени. Которого легко забыть. В крылатой фуражке он мог творить чудеса, или хотя бы то, что казалось чудесами, – а это ничуть не хуже.
Через пару часов предстояло сотворить еще одно чудо – назад пути не было.
Ну что ж…
Он обошел Почтамт и собрался войти через черный ход, когда кто-то притаившийся в тени окликнул его:
– Бззд!
– Ты имел в виду «псст»? – спросил Мокриц. Разумный Алекс вышел из тени. На нем была старая рабочая куртка «Гранд Магистрали» и огромный шлем с рогами.
– Мы не успеваем с полотном, – начал он.
– Зачем тебе шлем? – перебил Мокриц.
– Для маскировки, – сказал Алекс.
– Шлем с огромными рогами?
– Да. Я настолько выделяюсь из толпы, что никто не поймет, что я стараюсь остаться незамеченным, поэтому люди и не обратят на меня внимания.
– Только человек, очень одаренный интеллектом, может додуматься до такого, – сказал Мокриц осторожно. – Что-то случилось?
– Нам нужно больше времени, – сказал Алекс.
– Как? Гонка начнется в шесть!
– К тому времени еще не стемнеет. Мы успеем спустить парус к половине седьмого в лучшем случае! Если мы высунемся за парапет раньше, нас заметят!
– Быть не может! Другие башни слишком далеко!
– Зато проезжающие по дороге близко, – заметил Алекс.
– Проклятье! – Мокриц и забыл про дорогу. Достаточно будет одного свидетеля, который скажет, что видел кого-то на заброшенной башне…
– Смотри, у нас все готово к спуску, – сказал Алекс, глядя ему в глаза. – Когда мы выйдем наверх, то сработаем быстро. Нам нужно просто полчаса по темноте, может, плюс пару минут.
Мокриц закусил губу.
– Ладно. Как-нибудь устрою. А теперь возвращайся и помоги остальным. Но не начинайте, пока я не приеду, понятно? Верь мне!
Я часто это говорю в последнее время, подумал он, когда парень убежал. Надеюсь, они верят.
Мокриц поднялся к себе в кабинет. Золотой костюм висел на вешалке. Он оделся.
У него была работа. Она была скучной, но ее нужно было сделать. И он взялся за работу.
В половине шестого заскрипели половицы, и в кабинет вошел господин Помпа, волоча за собой метлу.
– Гонка Скоро Начнется, Господин Вон Липвиг, – сказал он.
– Мне нужно сперва кое-что закончить, – сказал Мокриц. – Здесь письма от строителей и архитекторов, о, кто-то просит меня избавить его от бородавок… мне правда нужно разобраться с бумагами, Помпа.
А в это время в кухне Хвата Позолота Игорь кропотливо выводил записку. В конце концов, есть же приличия, которые нужно соблюсти. Нельзя просто скрыться, как воришка в ночи. Надо прибрать за собой, убедиться, что кладовая забита продуктами, помыть посуду и взять из копилки точь-в-точь столько, сколько тебе причиталось.
Даже жалко. Хорошее было место. Позолот многого от него не требовал, и Игорю нравилось терроризировать остальных слуг. За редким исключением.
– Какая жалость, что ты нас покидаешь, господин Игорь, – сказала госпожа Светляника, повариха. Она промокнула глаза платочком. – С тобой здесь все заиграло новыми красками.
– Ничего не мочь поделайт, гофпожа Фветляника, – сказал Игорь. – Я буду фкучайт по твой пирог ф почками и по бифштекф, это да. Фердце мое поет при виде дамы, которая умейт приготовийт такую вкуфнятину из объедков.
– Вот, господин Игорь, это я для тебя связала, – повариха нерешительно протянула ему небольшой мягкий сверток. Игорь бережно развернул его и достал красно-белую полосатую балаклаву. – Это чтобы твои болтики не замерзали, – сказала госпожа Светляника и покраснела.
Игорь не знал, что делать. Ему нравилась повариха, он уважал ее. Никогда прежде он не видел, чтобы женщина так управлялась с острыми ножами. Бывают случаи, когда приходится закрыть глаза на Кодекс Игорей.
– Гофпожа Фветляника, ты как-то говорийт, что у тебя быть фефтра в Щеботане? – спросил он.
– Да, господин Игорь.
– Фамый время поезжайт к ней в гофти, – сказал Игорь твердо. – Только не задавай вопрофы. Прощай, дорогая гофпожа Фветляника. Я ф нежнофть буду вфпоминайт твою печенку.
Было уже без десяти шесть.
– Если Выйти Сейчас, Как Раз Успеешь К Началу Гонки, Господин Вон Липвиг, – пророкотал голем, не выходя из угла.
– Это дела государственного значения, господин Помпа, – сказал Мокриц сурово, читая очередное письмо. – Я выполняю свой гражданский долг.
– Да, Господин Вон Липвиг.
Он протянул так до десяти минут седьмого, потому что до площади было пять минут спокойным шагом. Под конвоем голема Мокриц покинул Почтамт с чувством, прямо противоположным спокойствию.
Толпа на площади при виде его расступилась. Послышались возгласы и смех, когда люди заметили метлу у него на плече. На ней были нарисованы звезды – значит, метла была волшебная. На таких убеждениях и сколачиваются состояния.
В любом карточном фокусе есть своя наука. Первым делом надо научиться придерживать нужные карты в разложенной колоде – вот и весь секрет. И Мокриц выучился мастерски, но механические фокусы утомляли его, были ниже его. Были и другие способы манипулировать, отвлекать, злить. Злость всегда играет на руку. Разозли человека – и он скорее ошибется.
В центре площади был свободный пятачок, где ждала почтовая карета, на козлах которой гордо восседал Джим Труба. Кони лоснились, кузов сверкал при свете фонарей. В отличие от столпившейся вокруг публики.
Здесь была пара представителей «Гранд Магистрали», несколько волшебников и, конечно, иконографист Отто Шрик. Они повернулись в сторону Мокрица, и на их лицах он увидел самые разные чувства, от облегчения до подозрительности.
– Мы уже подумывали о дисквалификации, господин фон Липвиг, – сказал Чудакулли строго.
Мокриц вручил метлу Помпе.
– Прошу прощения, аркканцлер, – сказал он. – Я рассматривал эскизы для марок и потерял счет времени. О, добрый вечер, профессор Пельц.
Профессор Патологической Библиомантии широко улыбнулся и показал ему банку.
– Со мной профессор Зобб, – сказал он. – Старик захотел посмотреть, из-за чего весь сыр-бор.
– А это господин Пони из «Гранд Магистрали», – сказал Чудакулли. Мокриц пожал инженеру руку.
– Ты без господина Позолота? – спросил он и подмигнул.
– Он, э, наблюдает из своего экипажа, – сказал Пони, нервно глядя на Мокрица.
– Раз все собрались, господин Тупс вручит вам обоим по экземпляру послания, – сказал аркканцлер. – Господин Тупс?
Им дали по свертку. Мокриц развернул свой и рассмеялся.
– Но это же книга! – воскликнул Пони. – Вся ночь уйдет на то, чтобы перевести ее в код. Тут еще и диаграммы!
Ну что же, поиграем, подумал Мокриц. Быстрым, как бросок кобры, движением он выхватил книгу у растерянного Пони, быстро пролистал, схватил несколько страниц и разом вырвал их под оханье толпы.
– Прошу, господин Пони, – сказал он, вручая ему страницы. – Вот оно, ваше послание! Страницы с семьдесят девятой по сто двадцать восьмую. Мы доставим вашу книгу, и получатель сможет вложить в нее эти страницы позднее, если они дойдут! – Он почувствовал на себе недовольный взгляд профессора Пельца и добавил: – Я уверен, что книгу подправят и она станет как новая!
Это был глупый жест, но широкий, зрелищный, веселый и жестокий, а Мокриц хорошо знал, как обратить на себя внимание толпы. Господин Пони попятился назад, сжимая в руках вырванные главы.
– Я не то имел… – попытался он, но Мокриц перебил его:
– В конце концов, наша карета слишком велика для такой маленькой книжки.
– Просто чтобы перевести рисунки в коды, нужно столько времени… – запротестовал господин Пони. К таким вещам он не привык. Механизмы с ним никогда не пререкались.
Мокриц изобразил на лице искреннее беспокойство.
– Действительно, нечестно, – сказал он и повернулся к Думмингу Тупсу. – Тебе не кажется, что это нечестно, господин Тупс?
Волшебник удивился.
– Но когда они все закодируют, оно уже через два часа будет в Орлее!
– И все же я настаиваю, – сказал Мокриц. – Нам не нужно нечестное преимущество. Джим, слезай! – крикнул он вознице. – Дадим кликам фору, – он повернулся к Думмингу Тупсу и Пони с самой честной услужливостью на лице. – Часа будет достаточно, господа?
Толпа взревела. Боги, как же я хорош, подумал Мокриц. Как я хочу, чтобы этот момент никогда не заканчивался…
– Господин фон Липвиг! – позвали из толпы. Мокриц посмотрел туда и увидел журналистку.
– А, госпожа Сахарисса! Карандаш наточила?
– Ты в самом деле собрался ждать, пока «Гранд Магистраль» не обработает свое послание? – спросила она, смеясь.
– Конечно, – сказал Мокриц, ухватившись за лацканы своего искрящегося сюртука. – Мы на Почтамте честные люди. Кстати, могу ли я воспользоваться возможностью и рассказать о нашей новой капустной марке?
– А ты не слишком далеко зашел?
– Планирую дойти до самой Орлеи, уважаемая! Я уже сказал, что марка со вкусом капусты?
Мокриц так разогнался, что уже не мог остановиться. Здесь было его сердце: он танцевал на краю пропасти, сочиняя мир на ходу, заставляя людей прислушаться к его словам и измениться. Ради этого он подкладывал стекло взамен бриллиантов, позволял картам порхать в его пальцах, с улыбкой стоял перед банкирами, изучающими поддельные чеки. Он жаждал этого чувства – неприкрытого, неподдельного восторга, когда идешь по самой кромке…