Можно заработать.
Был он государственным служащим или не был, в конце концов? А государство берет с людей деньги. Для того оно и существует.
Он же умел находить подход к людям. Он умел убедить любого, что медь – это слегка потускневшее золото, что стекло – это бриллиант, что завтра будут наливать дармовое пиво.
Он их всех обведет вокруг пальца! Он не будет пытаться сбежать, еще не время! Если голем может купить себе свободу, то и он сможет! Он засучит рукава, будет хлопотать, создавать видимость занятости и направлять все счета прямо Витинари, ведь это государственная служба. Разве патриций сможет возразить?
И если он, Мокриц фон Липвиг, не сумеет нагреть на этом руку, и даже обе, а если повезет, то и другие части тела, то значит, он этого и не заслуживает! А потом, когда все будет идти как по маслу, а деньги – течь рекой… тогда придет пора задуматься об игре по-крупному. За большие деньги можно заручиться поддержкой многих людей с кувалдами.
Рабочие вскарабкались обратно на плоскую крышу. По толпе прокатились редкие одобрительные возгласы тех, кто счел, что развлечение вышло неплохим даже несмотря на то, что никто не свалился.
– Что скажешь, господин Грош?
– Загляденье, сэр, загляденье, – отозвался Грош, когда толпа рассосалась, и они двинулись обратно к Почтамту.
– Значит, все в порядке?
К изумлению Мокрица, Грош похлопал его по руке.
– Не знаю, почему его сиятельство выбрал именно вас, сэр, понятия не имею, – прошептал он. – У вас благие намерения, я же вижу. Но послушайте моего совета, сэр, и уносите отсюда ноги подобру-поздорову.
Мокриц посмотрел в сторону входа. Там стоял господин Помпа. Просто стоял, свесив руки. Угольки в его глазах тускло тлели.
– Не могу, – ответил Мокриц.
– Очень мило с вашей стороны, сэр, но нечего здесь делать человеку, у которого вся жизнь впереди, – сказал Грош. – Стэнли дай его булавки, и ему везде будет хорошо, но вы-то, вы можете далеко пойти.
– На самом деле нет, – ответил Мокриц. – Честное слово. Мое место здесь, господин Грош.
– Да помогут вам боги за такие слова, сэр, помогут вам боги, – сказал Грош. Слезы покатились по его лицу. – Когда-то мы были героями, – сказал он. – Нас обожали. Все нас ценили. Все нас знали. Раньше это было великое место. Раньше мы были почтальонами.
– Эй, господин!
Мокриц обернулся. К нему навстречу бежали трое человек, и Мокриц усилием воли подавил порыв дать деру, особенно когда один из них воскликнул:
– Это он!
Мокриц узнал лавочника, с которым повстречался сегодня утром. За ним кое-как поспевала пожилая пара. Старик с решительным лицом и твердой поступью человека, который ежедневно дает отпор кочанам капусты, остановился в паре сантиметров от Мокрица и прорычал:
– Это ты здесь почтальон, юноша?
– Да, полагаю, речь обо мне, – ответил Мокриц. – Чем могу…
– Ты доставил мне письмо от Эгги! Я Тим Паркер! – прогремел старик. – Кто-то может & скажет, что с этим ты мальца припозднился.
– А, – сказал Мокриц. – Что ж, я…
– & хватило же духу!
– Мне очень жаль, что… – начал Мокриц. От умения ладить с людьми было мало толку в случае с господином Паркером. Он принадлежал к тем непрошибаемым людям, чье умение контролировать собственную громкость находится примерно на одном уровне с пониманием чужого личного пространства.
– Жаль? – кричал он. – Тебе-то чего жаль? Ты ни в чем не виноват, сынок. Тебя тогда еще & на свете не было. Сам дурак, раз решил, что ей на меня наплевать, верно говорю? Эх, сынок, я был в таком раздрае, что так прямо пошел & вступил… – его раскрасневшееся лицо нахмурилось. – В это самое… где верблюды & шляпы смешные & песок… куда уходят, чтобы забыться…
– Клатчский Иностранный Легион? – подсказал Мокриц.
– Он самый! А потом я вернулся & встретил Сэди, а Эгги встретила своего Фредерика, я женился, она вышла замуж & мы забыли друг о друге напрочь & тут, разрази меня гром, письмо от Эгги! Мы с сыном с ног сбились, пока ее нашли! Короче говоря, сынок, женимся мы с ней в субботу! & все благодаря тебе!
Господин Паркер был из тех людей, которые с возрастом превращаются в дубы. Когда он хлопнул Мокрица по спине, тому показалось, что его стукнули табуреткой.
– А Фредерик и Сэди не будут против? – прохрипел Мокриц.
– Это вряд ли! Фредерик помер десять лет тому назад, а Сэди уже пять как покоится на кладбище Мелких богов! – радостно прогремел господин Паркер. – Мы скорбим, конечно, но, как говорит Эгги, все оно так & было суждено & тебя нам послали высшие силы. А я говорю, это какое же нужно мужество, чтобы взять & доставить это письмо после стольких-то лет. Другие бы взяли & выбросили его, мол, велика важность! Ты очень обрадуешь нас с будущей второй госпожой Паркер, если согласишься быть у нас на свадьбе почетным гостем & уж я-то не приму отказа! А еще в этом году я & возглавляю Гильдию Купцов! Мы, может, & не такие шишки, как Убийцы с Алхимиками, зато нас много & я за тебя замолвлю словечко, уж можешь мне поверить! Мой сын Джордж еще вернется попозже разослать приглашения, раз уж почта снова работает! Уважь старика, сынок, пожмем друг другу руки…
Он протянул к нему свою огромную ладонь. Привычка оказалась сильнее его, и Мокриц протянул свою. Крепкое пожатие, твердый взгляд…
– Честный ты парень, сынок, – сказал Паркер. – Я никогда не ошибаюсь! – он хлопнул Мокрица по плечу, и у того хрустнуло колено. – Как тебя звать, сынок?
– Фон Липвиг, господин. Мокриц фон Липвиг, – ответил Мокриц. Он начинал переживать, что оглох на одно ухо.
– Фон, говоришь, – протянул Паркер. – Ну так для иностранца ты отлично справляешься & плевать мне, кто меня слышит! Ну все, мне пора. Эгги хочет накупить финтифлюшек!
Женщина приблизилась к Мокрицу, встала на цыпочки и чмокнула его в щеку.
– Хорошего человека сразу видно, – сказала она. – Есть у тебя дама сердца?
– Кто? Нет! С чего… нет! – растерялся Мокриц.
– Обязательно будет, – сказала женщина, ласково улыбаясь. – И мы тебе, конечно, очень признательны, но мой тебе совет: делай предложение лично. Мы очень надеемся увидеть тебя в субботу.
Она удалилась вслед за своим вновь приобретенным кавалером, и Мокриц проводил ее взглядом.
– Вы доставили письмо? – в ужасе спросил Грош.
– Да, господин Грош. Не специально, просто проходил мимо…
– Вы взяли старое письмо и доставили его? – повторил Грош, как будто сама идея никак не укладывалась у него в голове.
Его голову размазало по стене…
Мокриц сморгнул.
– Доставлять почту наша обязанность, приятель! Это наша работа! Забыл?
– Вы доставили письмо… – прошептал Грош. – Какая дата на нем стояла?
– Не помню я! Лет сорок или больше.
– Какое оно было из себя? В хорошем состоянии? – не унимался Грош.
Мокриц сердито посмотрел на дряхлого почтальона. Вокруг уже собралась небольшая толпа, как и положено в Анк-Морпорке.
– Это было письмо сорокалетней давности в дешевом конверте! – огрызнулся он. – Такое оно и было из себя! Его так и не доставили по адресу, и это перевернуло жизни двух человек. Но я его доставил, и оно принесло этим людям много радости. В чем проблема, господин Грош… да, что такое?
Последнее было обращено к женщине, которая тянула его за рукав.
– Правду говорят, что старую почту заново открывают? – спросила она. – Там работал мой дедушка!
– Поздравляю, – сказал Мокриц.
– Он говорил, что это место проклято! – продолжала женщина, как будто подобная перспектива ее очень радовала.
– Неужели? – сказал Мокриц. – Что ж, хорошее проклятие сейчас пришлось бы как нельзя кстати.
– Оно живет в подполе и сводит людей с ума-а-а-а! – продолжала она, до того упиваясь этим словом, что ей никак не хотелось с ним расставаться. – С у-ма-а-а-а!
– Очень интересно, – сказал Мокриц. – Правда, мы на почтовой службе в такое не верим, верно, господин Гро… – Он умолк. Выражение у господина Гроша было в точности как у человека, который в такое верит.
– Ах ты, глупая курица! – закричал Грош. – Кто тебя за язык тянул!
– Господин Грош! – оборвал его Мокриц. – Предлагаю продолжить этот разговор за закрытыми дверями!
Он схватил старика за плечо, чуть ли не на себе пронес его сквозь заинтригованную толпу, втащил за собой в здание и захлопнул дверь.
– С меня хватит! – крикнул он. – Хватит этих таинственных бормотаний и намеков, ясно? Никаких больше тайн. Что здесь творится? Что здесь творилось? Отвечай немедленно, а не то…
Глаза старичка исполнились страха. Я не такой, подумал Мокриц. Так не пойдет. С людьми нужно ладить.
– Отвечай немедленно, старший почтальон Грош! – прикрикнул он.
Старик выпучил глаза.
– Старший почтальон?
– Я ведь почтмейстер в этих краях, – сказал Мокриц. – Значит, могу повышать кого хочу. Так что да, старший. С испытательным сроком, разумеется. Теперь ты мне ответишь или…
– Не обижайте господина Гроша, сэр! – раздался у него за спиной звонкий голос.
Грош заглянул через плечо Мокрица куда-то в полумрак.
– Все в порядке, Стэнли, ничего не происходит, нам же не нужен еще один эпизод, – и прошептал Мокрицу: – Вы меня лучше тихонько поставьте обратно, сэр…
Мокриц так и сделал, подчеркнуто бережно, и обернулся.
Юноша стоял прямо за ним с остекленевшим взглядом и занесенным над головой чайником. Увесистым чайником.
– Нельзя обижать господина Гроша, сэр, – хрипло повторил он.
Мокриц вытащил из-за лацкана булавку.
– Ну конечно нельзя, Стэнли. Кстати, это, случайно, не подлинный «Глинопёр» средней колкости?
Стэнли выронил чайник, мгновенно потеряв из поля зрения все, кроме дюйма серебристого металла в пальцах Мокрица. Одной рукой он уже лез за увеличительным стеклом.
– Покажите, покажите, – сказал он взвешенным, задумчивым голосом. – Ах да. Ха-ха. Извините, нет. Очень распространенная ошибка. Обратите внимание на отметки на подголовнике, вот здесь. Видите? И сама головка не обвита. Это машинное производство. Скорее всего, братьев Хоппилли. Думаю, ограниченный тираж. Но их эмблемы нет. Возможно, изготовлено талантливым подмастерьем. Особой ценности, увы, не представляет, разве что для коллекционера, специализирующегося строго на изделиях Хоппилли.