ково это маленькому ребенку сидеть днями напролет в четырех стенах и видеть только своих родителей. А в качестве друга иметь только игрушечного мишку, которого, как она сама сказала мне, зовут Бутс.
– Так она все же заговорила в тот день?
– Проронила только одно это слово, и все! Но я была уверена, что Хло могла бы рассказать мне много больше, но не представилось возможности. Я просто не успела разговорить малышку, а тут в комнату вернулся отец, и она сразу же замкнулась.
Легкое разочарование скользнуло по лицу Энтони, скользнуло и тут же исчезло.
– И каковы были результаты вашего первого визита в дом Уэйдов?
– Само собой, я написала подробный отчет по результатам своего посещения (это был мой первый отчет по данной семье), включая и рекомендации, касающиеся непосредственно ребенка. Так, я рекомендовала незамедлительно определить девочку в подготовительную группу детского сада, а также показать ее врачу, который занимается проблемами развития детской речи. Я сама договорилась о таком осмотре, позвонила логопеду и согласовала с ним время визита. Я также договорилась в муниципальной клинике, чтобы девочку осмотрел наш районный педиатр.
– Иными словами, на том этапе вы сделали все от вас зависящее, все, что обязан был сделать специалист вашего уровня, когда у него возникают подозрения, что ребенок подвергается опасности?
– Да, это так.
– И что было потом?
– Вначале мистер Уэйд был взбешен тем, что я считаю, будто бы его ребенок подвергается какой-то опасности, живя в родительском доме. Но потом он согласился и на осмотр терапевта, и на прием у логопеда. Что ему никак не удавалось, так это найти подходящее место в детском саду. Либо слишком дорого, либо сам садик его почему-то не устраивал, либо все хорошо, но свободных мест в группах нет. Тогда я сама подключилась к поискам и нашла подходящий вариант и сама же отвела туда девочку. Потому что на тот момент я была уже в курсе, что ее мать никогда не покидает дом.
– Она страдала агорафобией? То есть боялась людных мест, открытых пространств?
– Полагаю, да.
– А отец в это время был на работе?
– Да.
– Мать была довольна, что вы сняли такую обузу с ее плеч и сами стали заниматься девочкой?
– Не уверена, что я вообще видела когда-то Эрику Уэйд довольной чем-то. Но как бы то ни было, а к моменту моего прихода девочка всегда была уже готова, одета и все такое. Эрика даже предложила оставить в моей машине детское сиденье, чтобы не таскать его туда-сюда из гаража всякий раз, когда я отвозила девочку в садик.
– Иными словами, водить Хло в детский сад стало вашей обязанностью?
– Получается, что так. Хотя лично я ничуть не возражала. Я очень боялась, что, если Хло вовремя не определить в детский коллектив, она никогда не сможет адаптироваться потом в детской среде. И у нее вообще могут возникнуть серьезные проблемы по части социализации в обществе.
– А что вы там говорили о том, чтобы показать девочку муниципальному педиатру?
– Я говорила, что такая встреча была назначена, но ждать нужно было целых девять недель. А поскольку Хло регулярно осматривал ее лечащий врач и всякий раз давал заключение, что со здоровьем у нее все в порядке, то я не могла потребовать, чтобы девочку осмотрели в экстренном порядке, так сказать, вне очереди.
– Понятно! И как дальше развивались ваши отношения с Хло?
– Я с самого начала почувствовала, что девочка тянется ко мне. Впрочем, я и сама очень быстро привязалась к ней и полюбила. Да и как можно было не полюбить это милое, нежное создание, такое трогательное, такое хрупкое? Хло нравилось проводить время со мной, независимо от того, чем мы занимались или куда шли по делам. Несмотря на то, что она по-прежнему не разговаривала с другими посторонними людьми, со мной, хоть и изредка, хоть и в небольших порциях, но она заговаривала, постепенно открывая свой внутренний мир. И чем глубже я в него погружалась, тем острее понимала, что девочка отчаянно нуждается в том, чтобы рядом с ней был человек, который бы просто любил ее и ничего более. На тот момент таким человеком оказалась я.
Итак, я стала водить ее три раза в неделю в детский сад Памкин, работающий на общественных началах. В прогулочной группе у нее даже появилась первая в ее жизни подружка, и я видела, что Хло делается все более и более уверенной, общаясь с другими детьми. Чего она категорически не любила, так это когда я оставляла ее в группе и уезжала. Она всегда страшно расстраивалась, но со временем Хло поняла, что я обязательно вернусь за ней. Она стала доверять мне. Было так трогательно видеть, как вспыхивало от радости ее милое личико всякий раз, когда она бежала мне навстречу и хватала меня за руку. Высшая степень ее доверия ко мне проявлялась и в том, что изредка она даже давала мне подержать своего драгоценного мишку. Что можно было расценить как очень высокую честь!
Шарлотта проглотила комок, подступивший к горлу, и замолчала.
– Был ли детский сад тем единственным местом, куда вы возили девочку? – мягко подсказал ей Энтони.
– Нет! Мы еще часто ездили кататься на карусели неподалеку от детского сада. А потом я отвозила Хло домой. Само собой, раньше ее никто не катал на карусели, и ей очень нравилось это развлечение. Вот так мы с ней кружились и кружились, и, глядя на ее раскрасневшееся от удовольствия, счастливое личико, невозможно было отказать ребенку покататься еще. Самое удивительное – она сама никогда не просила об этом. Для этого у нее просто не хватало смелости. Но я чувствовала, видела по ее глазам, как ей хочется. И тогда мы снова садились на карусель и кружились до тех пор, пока я наконец не говорила ей, что все! Пора домой. И сразу же свет в ее глазах гас, и Хло моментально преображалась, замыкалась, уходила в себя. Тогда я стала удлинять время наших прогулок. Помимо карусели мы зачастили в одно приморское кафе. Там я заказывала ей стакан молока и пирожное, а потом, если погода была хорошей, мы еще катались по пляжу на ослике. Постепенно мы стали наведываться во многие места в нашем городе. Ходили в зоопарк, посещали аквариум, просто гуляли по пирсу или в парке. И везде, где бы ни были с ней вдвоем, я видела, как ей нравится быть со мной, как многое значат для нее те часы, что мы проводили вместе. Дело дошло до того, что однажды она тайком прокралась в мою машину и спряталась на заднем сиденье, и я обнаружила ее только тогда, когда вернулась домой.
Энтони дал знак остановться, чтобы переждать очередной эмоциональный всплеск зала. Но вот приглушенный гул голосов затих, и Шарлотта продолжила свой рассказ:
– Я еще никогда не видела, чтобы она так горько плакала, как тогда, когда я стала пытаться объяснять ей, что обязана отвезти ее обратно к родителям. Как раз в это время у меня гостила мама, и она стала свидетелем того, как отчаянно сопротивлялась Хло, как она не хотела уезжать. Мы обе тогда очень сильно расстроились, но делать было нечего. Я обязана была вернуть девочку ее родителям. Тем более что уже позвонил отец и в самых строгих выражениях потребовал у меня объяснений. Дескать, где его дочь и что с ней. Делать было нечего. Я посадила малышку обратно в машину и повезла ее домой. Помнится, тогдашняя моя поездка на Норт-Хилл стала одним из самых трудных испытаний в моей жизни. Хло проплакала всю дорогу, пока я ее везла, а я сама изрыдалась уже на обратном пути.
– Но вам ведь и раньше приходилось иметь дело с психологически травмированными детьми, не так ли? То есть вам не в новинку были все эти тяжелые моменты в вашей работе?
– Да, хотя такие вещи никогда не даются просто. Но здесь… здесь было несколько иное! Наверное, потому, что я сильно привязалась к Хло. Сама не могу объяснить, в чем состояла эта разница. Но она была, это точно! Девочка все время хотела быть только со мной, а я… я хотела быть с ней. И дело вовсе не в том, что я считала себя единственным человеком, кто мог бы помочь ей. Просто между нами уже установилась незримая, но прочная связь. По сути, я стала для Хло единственным человеком, которому она доверяла. В этих условиях передать девочку на попечение другому инспектору было бы актом невероятной жестокости, ибо я понимала, как сильно станет переживать Хло.
– Когда вы обсуждали эту ситуацию с Томи Бургесом, вашим непосредственным руководителем, он согласился с вашими аргументами в пользу того, чтобы оставить ребенка на вашем попечении?
– Да, согласился! Тем более что в ближайшие дни Хло предстоял осмотр у местного педиатра, и Томи посчитал, что мне, инициировавшей этот визит, лучше всего довести дело до конца.
– Замечали ли вы к тому времени какие-нибудь следы насилия на теле девочки?
– Да, замечала. Но у Брайана Уэйда всегда были наготове исчерпывающие объяснения. То она упала с кровати, то их лечащий врач диагностировал у Хло какую-нибудь инфекцию…
Энтони вскинул руку вверх, снова призывая Шарлотту сделать паузу.
– Хочу обратиться к коллегии присяжных! Думаю, вам будет интересно узнать, что лечащий врач, на которого уже несколько раз сослалась моя подзащитная, тоже состоял в той компании педофилов, что и сам Брайан Уэйд. Можно сказать, они совместно растлевали маленьких детей. Но на тот момент мисс Николс ничего не подозревала о его извращенных наклонностях, а потому у нее не было причин не доверять его диагнозам. Прошу вас, продолжайте! – кивнул он Шарлотте.
– Сказать честно, заявления лечащего врача Хло не очень меня впечатлили, но, поскольку визит к муниципальному педиатру должен был состояться уже в ближайшие дни, я решила запастись терпением и подождать результатов его осмотра.
– Каких результатов вы ожидали в первую очередь?
– Я надеялась, что он скажет мне, что ребенок не подвергался сексуальному насилию.
– И?
– Но осмотр выявил прямо противоположное!
– То есть девочка подвергалась насилию?
– Да!
– То есть она лишилась девственности в возрасте трех лет?
Шарлотта закрыла глаза, не в силах видеть никого, и тихо проронила: