Ким бросила на нее задумчивый взгляд, и Шарлотта невольно покраснела. Что за чушь она городит! Вот засадят в тюрьму, и будет тебе определенность! И постоянное место жительства тоже.
– Но, может, вы хотите остановиться у своей сестры? – спросила у нее Ким.
Шарлотта внутренне напряглась, но в глазах блеснула надежда.
– Вы говорили с Габби? Нашли ее?
– Пока еще нет. Ваша мать тоже безрезультатно пытается дозвониться до нее. У меня такое чувство, что пресса добралась и до вашей сестры, а потому она вместе с семьей просто временно съехала куда-нибудь в другое место.
Сама мысль о том, что журналисты атакуют Габби и ее семью с той же яростью, что и ее саму, была нестерпима. Немного помолчав, словно обдумывая услышанное, Шарлотта сказала:
– Скорее всего, они переехали к нашей тете Шелли. Она живет неподалеку от них. Или к родителям Мартина…
Ким взяла в руки свой мобильник.
– Не хотите, чтобы я позвонила вашей тете?
Шарлотта колебалась. Яснее ясного, если бы Габби и Шелли хотели выйти с ней на связь, они бы нашли возможность, как это сделать. А потому их молчание можно расценивать и как самое обычное нежелание взваливать часть ее проблем на свои плечи.
– Вы помните номер? – продолжала упорствовать Ким.
Шарлотта молча кивнула. Больше всего ее пугало, что с ней попросту не захотят иметь дела.
– Я не считаю, что нам стоит звонить тете. Зачем их втягивать в эту тяжбу, к которой они не имеют никакого касательства? Это просто нечестно!
– Томи говорил, что вы с сестрой были очень близки.
Глаза Шарлотты затуманились. Она действительно очень переживала разлуку с Габби, и чем дальше, тем сильнее. Она любила сестру. Ее связывали с Габби узы, более крепкие и прочные, чем с кем бы то ни было еще. Пожалуй, Габби – это единственный человек, которого она хотела бы сейчас увидеть.
Не считая Хло, конечно!
– Нет! Мы не станем звонить! – снова повторила Шарлотта. – Говорю же вам, это нечестно! У Габби дети, семья! Зачем еще и их впутывать в мои неприятности?
– Что ж, это ваше решение! – задумчиво бросила Ким. – Но если вы передумаете, тогда… Тогда вы и сами сможете позвонить ей. Надеюсь, что к тому времени они уже вернут вам ваш телефон.
По губам Шарлотты скользнуло слабое подобие улыбки. Она по достоинству оценила оптимизм Ким. В конце концов, именно он, и только он помогает Шарлотте пока держаться на плаву и не утонуть окончательно в том омуте отчаяния, в котором она сейчас барахтается.
Уже был двенадцатый час дня, когда в дверь постучали, приглашая их проследовать в зал судебных заседаний.
– Все будет хорошо! – еще раз повторила Ким последние свои напутствия, поднимаясь с места. – Смотрите только на судью. Четко назовите свое имя, когда вас спросят, и на этом все! Предполагается, что больше к вам не будет вопросов.
Шарлотта молча кивнула. Внутреннее напряжение снова сковало все ее тело, мешая не только говорить, но и двигаться.
Ким уже была на выходе, когда Шарлотта неожиданно спросила у нее:
– Все эти газетчики… они действительно так настроены против меня? Пишут всякие гадости, да? Как тогда, когда они считали, что Хло пропала и это я виновата в том, что раньше не вырвала девочку из рук этого монстра, ее отца…
– Если честно, то мнения разделились, причем практически поровну. Но сейчас они не имеют права писать о вас ничего негативного, ибо такие действия могут быть расценены как неуважение к правосудию со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Шарлотта обдумывала последние слова Ким всю дорогу, пока охранник вел по крутым каменным ступенькам лестницы туда, где был расположен зал заседаний. Она уже явственно слышала шум голосов, доносившийся из залы. Преобладали громкие мужские голоса. Казалось, они заполняли собой все пространство лестничного проема, смешиваясь с острым запахом пота и немытых тел, который все еще витал в воздухе, как напоминание о тех людях, с которыми разбирались до нее. Она шла, затаив дыхание и сцепив пальцы рук с такой силой, что еще немного, и они сломаются. Хоть бы одно родное лицо в зале, подумала она с отчаянием. Как было бы здорово, если бы это было лицо матери. Или Боба. Или Рика…
Или Габби!
«Перестань распускать нюни и начинать жалеть себя прямо сейчас! Помни! Ты должна быть сильной ради Хло!»
Зря она не спросила у Ким, собирается ли Томи присутствовать на сегодняшнем заседании. Вряд ли она отыскала бы его глазами в переполненном зале, но знать, что он сейчас здесь, было бы для нее огромным облегчением. А может быть, кто-нибудь из ее бывших деревенских соседей приехал? А что такого? Не поленился, взял и приехал! Артисты из самодеятельной труппы, которой она руководила столько лет. Или бывшие прихожане ее приемного отца… завсегдатаи деревенского паба… Да мало ли кто еще? Она вспомнила славную старушку по имени Милли, которая жила по соседству и которую она знала всю свою жизнь. Милая, добрая Милли! Уж она бы, конечно, точно приехала и поддержала ее своим участием, если бы не проклятый Альцгеймер! Болезнь сделала из нее полного инвалида. Но Шарлотту она все равно помнила и узнавала. Всякий раз, когда Шарлотта навещала старушку, ее сморщенное лицо освещалось радостью. Да, она несла чушь, но при этом четко понимала, с кем она разговаривает. Но Милли уже нет в деревне, ее перевезли куда-то в Йорк, поближе к племяннице и племяннику. Дай-то бог, чтобы они обеспечили надлежащий уход за нею.
Чем выше поднималась Шарлотта по лестнице, тем сильнее ей хотелось одного: развернуться и убежать прочь. А вдруг на заседание явился ее бывший? Джексон со своей женой и в сопровождении своей давней приятельницы Хетер Хэнкок. Хэнкок ведь подвизается репортером в местной газете. Уж она-то постарается извлечь максимум пользы из этого дела, чтобы продвинуться по службе. Не поленится расписать все ее художества. Наверняка ведь не забыла, что в прошлом социальный работник Алекс Лейк никогда не шла у нее на поводу и не позволяла ей запугивать себя своим мнимым авторитетом среди населения города. А явится ли на суд ее бывший коллега Бен? Тому дважды звонили, предупреждая о том, что в доме, где живет Отилия, творится что-то неладное, но он проигнорировал эти сигналы и продолжал оставаться безучастным ко всему происходящему, пока за дело не взялась Шарлотта. Будь его воля, то малышку до сих пор продолжал бы насиловать ее негодяй отец и избивать обезумевшая мать.
Боже мой! Боже! Где же сейчас ее малышка Хло?
Где она?
Как было бы здорово, если бы ее отдали Мэгги Фенн. Но несмотря на то что Шарлотта сама просила Ким поговорить с Томи на эту тему, она прекрасно понимала, что начальство никогда не пойдет на такой шаг. Девочку не отдадут в руки того, кого знает она, Шарлотта. Будет ли сегодня в зале суда сама Мэгги Фенн? А вдруг она появится там вместе со своим братом Энтони? Ну, он-то, такой важный человек, вряд ли снизойдет до того, чтобы почтить судебное разбирательство своим личным присутствием. Чему Шарлотта, чувствуя весь позор своего положения и стыд за содеянное, была только рада.
Не успела она войти в зал заседания, как шум толпы накрыл ее пеленой, похожей на густой туман. Зал был забит до отказа, и Шарлотта мгновенно почувствовала себя зверем, попавшим в западню. Ее преследователи, судя по всему, уже не только поймали ее, но и приговорили. Но вот все стихло, и десятки глаз устремились на Шарлотту, пока охранник вел ее к скамье подсудимых. Скамья располагалась на одном уровне с местом судей, возвышаясь над остальным залом. Скамья была старой, выщербленной и даже слегка согбенной, словно она была готова в любой момент развалиться на части под грузом всех тех трагических событий и историй, свидетелем которых ей довелось быть.
Опустив голову, Шарлотта медленно поднялась по трем ступенькам, ведущим к скамье, и, следуя указаниям охранника, заняла свое место на одном из сидений. Солнечный свет широкими потоками вливался в зал через высокие сводчатые окна. Но окна были расположены высоко, и через них нельзя было выглянуть и посмотреть на то, что творится в этот час на улице. Как и зевакам не представлялось возможным поглазеть на происходящее в зале суда. Солнечный луч скользнул по темным деревянным скамьям, на которых уже восседали представители защиты и обвинения, выхватив на мгновенье столпы пыли, крутящиеся в воздухе. Ким уже была на месте. Она со своей привычно непроницаемой миной на лице сидела рядом с мужчиной с аскетично строгим узким лицом, впрочем, нимало не смущаясь его внешней суровостью. Мужчина, жилистый коротышка, время от времени окидывал зал своим орлиным взором. На его лице Шарлотта ясно прочитала все то, что он думает о ней. Эта особа удрала из страны, похитив чужого ребенка. Так с какой же стати доверять ей? Она может так же ловко удрать и во второй раз.
Само собой, она не собиралась никуда убегать. Но все ее заверения и обещания, как и все слова ее адвоката, едва ли разубедят этого человека в его мнении. Безусловно, право решать ее судьбу остается за судьей. Он один может определить, что перед ним благонадежная и порядочная женщина, которой можно поверить. Как и поверить в ее обещание, что она никуда не денется и будет терпеливо дожидаться судебного процесса, находясь на свободе и проживая в самом Кестерли. Но полицию-то она ловко обвела вокруг пальца, блеснул своим орлиным глазом прокурор. Продемонстрировала просто виртуозные способности к обману. А коли так, размышляла про себя Шарлотта, то кто же ей поверит? Нет, она решительно не видела ни одного весомого аргумента в пользу того, чтобы ее выпустили из зала суда под залог.
– Всем встать! Суд идет!
Почти сгибаясь под тяжестью изучающих ее взглядов публики, Шарлотта медленно встала и взглянула на дверь, расположенную прямо за местом судей. Из-за двери появился судья, в темном костюме, с красным галстуком-бабочкой. Был он какой-то нервически взвинченный, как ей показалось. А может, просто сердитый. Или же это его обычное выражение лица, которое может измениться, когда он улыбнется. Едва ли, впрочем, такое случится сегодня. Уж слишком мало поводов для улыбок.