няла сестру, прижимая ее к себе.
– Я знаю, ты боишься! – прошептала она ей на ухо. – Тебе сейчас страшно! Очень! Но ты справишься! Ты обязательно со всем справишься! Вот увидишь!
– Конечно, справлюсь! – попыталась улыбнуться в ответ Шарлотта. – Мы все справимся! – Потом она повернулась к Ким: – Понимаю, у вас сейчас много работы. Но прошу! Пожалуйста! Вдруг вам удастся узнать что-то новое о Хло?
– Сделаю все, что смогу! – пообещала Ким и, снова взяв Габби за руку, крепко сжала ее, удерживая молодую женщину подле себя, пока Шарлотта в сопровождении охранника не покинула комнату свиданий, направляясь к фургону.
– Итак, – бойко тараторил диктор новостной программы, которая шла по одному из новозеландских каналов телевидения, – мы вплотную приблизились к дате начала слушаний по делу Отилии Уэйд, которое, как известно, пройдет в Англии. Сейчас мы свяжемся с нашим зарубежным корреспондентом Гамильтоном Терри, который в данный момент находится рядом с женской тюрьмой в Дин-Вэлли. Хэм! Какие новости? Чем можешь поделиться с нами?
– Марк! Буквально несколько минут тому назад сюда доставили Шарлотту Николс. Чуть раньше мировой судья отклонил прошение ее адвоката об освобождении под залог. Довольно неожиданное решение, по правде говоря. Ибо у всех нас, кто присутствовал в зале суда, сложилось впечатление, что суд согласится с доводами адвоката и примет положительное решение по данному вопросу. Однако этого не случилось. Нам сказали, что, скорее всего, обвиняемая при переводе в тюрьму будет требовать защиты собственной безопасности на основании статьи сорок три, согласно которой заключенный может рассчитывать на помещение его в одиночную камеру, опять же в целях его личной безопасности. Обычно подобные решения принимаются в отношении лиц, обвиняемых в совершении злодеяний над детьми. А как известно…
– То есть вы хотите сказать, что подсудимая опасается за собственную жизнь?
– Ну, если она согласится воспользоваться этой законодательной нормой, то тогда у нас есть все основания так думать. Да, она вполне может бояться того, как отнесутся к ней другие сокамерницы. Не забывайте! До того как она похитила чужого ребенка, она была социальным работником. То есть она сама могла быть причастна ко многим разбирательствам, в ходе которых ту или иную мать лишали родительских прав и забирали ребенка из семьи, пусть и на вполне законных основаниях. Может статься, что в тюрьме она носом к носу столкнется с некоторыми из этих мамаш, отбывающими срок за то или иное правонарушение. Уж они-то наверняка затаили не просто обиду, а ненависть к…
– О боже! – в ужасе пробормотала Анна, прижимая руку ко рту. – Я и думать об этом забыла! Ведь она же действительно живая мишень для всех этих женщин!
– И перестанет быть ею, если обратится за помощью, как рассказывает этот корреспондент! – напомнил жене Боб. Выглядел он таким же уставшим, осунувшимся, замотанным донельзя, как и его жена. Но ни о каком сне пока не шло и речи. Оба продолжали бодрствовать. – К тому же Ким сообщила мне, что они собираются подавать второе прошение об освобождении под залог, но уже в Суд короны. Слушанья там состоятся в среду. Может быть, в тот же день ее и выпустят.
– Да, но пока ей предстоит томиться в камере, в железной клетке, быть может!
– Если там для нее будет безопасно, то возблагодарим Господа за то, что на свете существует и такие железные клетки.
– Тише! – оборвал их разговор Рик. – По-моему, они говорят о Хло!
– …Пока у нас нет никаких официальных подтверждений, что ребенок тоже доставлен в Кестерли. Едва ли мы вообще получим такие подтверждения, – продолжал вещать Гамильтон Терри. – Но, согласно циркулирующим слухам, она должна быть здесь. Или же ее передали под защиту других властных структур, что тоже возможно. На данный момент нам лишь известно, что у девочки нет семьи, нет родственников, которым можно было бы отдать ее на попечение, а потому…
– У нее есть мы! – заплакала Анна. – Мы ее семья!
– …Скорее всего, ее определят либо в сиротский приют, либо передадут приемным родителям, но под самым строгим наблюдением и контролем со стороны властей.
Взяв в руки пульт управления, Анна отключила телевизор и опрометью бросилась вон из комнаты.
В комнате повисла напряженная тишина. Первым нарушил молчание Боб.
– Ты, когда ехал сюда, не заметил на дороге никого из этих газетчиков? – обратился он к сыну.
– Нет, не видно! Дон Теккерей прав. Он ведь сказал, что как только Шарлотте предъявят обвинение, страсти вокруг ее имени постепенно начнут утихать.
– И на том спасибо! – невесело пошутил Боб. – Не то чтобы я хотел, чтобы ее обвинили. Но это все равно лучше, чем и дальше продолжать играть на общественном мнении, разжигая к ней ненависть и презрение.
– Знаешь, в эпоху Интернета общественное мнение имеет множество способов для самовыражения, – резонно заметил ему Рик. – Впрочем, нас это не должно волновать. Самое лучшее – это вообще перестать обращать внимание на подобные разговоры вокруг да около.
– Кому бренди? – спросила Анна, входя в комнату с графином бренди и тремя стаканами.
Боб привстал со своего места, приветствуя появление жены, потом снова сел и задумался.
– Что меня тревожит по-настоящему, так это то, что мы не сумели раздобыть для Шарлотты самого лучшего адвоката. По-моему, и Дон Теккерей тоже на это рассчитывал. Завтра же переговорю с ним! Что там у тебя? – бросил он взгляд на сына, который внимательно изучал входящие, поступившие на его мобильник.
– Все в порядке! – поднял глаза Рик. – Это Хеймиш ответил мне на эсэмэску, которую я отправил ему ранее.
Боб кивнул головой. В комнате повисло неловкое молчание.
– Как я понимаю, Хеймиш – это и есть…
– Да, это он!
Анна осталась безучастной к этому короткому обмену репликами. Скорее всего, она даже не обратила на них внимания.
– Когда будешь разговаривать с Доном, – начала она, всецело занятая собственными проблемами, – попроси его узнать, можно ли мне отправиться к ней прямо сейчас.
– Хорошо! Обязательно! – откликнулся Боб и повернулся к Рику: – Сынок! Тебе совсем не обязательно торчать здесь с нами! Мы как-нибудь управимся и без тебя!
– Нет! Я хочу остаться! – живо возразил Рик. Я кашу заварил, мне и нести всю ответственность! Мне нужно постараться…
Анна нахмурилась.
– О чем ты толкуешь, Рик? Какая ответственность?
Рик мельком глянул на отца.
– Я виноват в том, что не был до конца честен с Кэти. И поэтому она начала копать под Шарлотту.
– Да! Знаю! Ты говорил мне! Но никакой твоей вины в случившемся нет. Не ты заварил, как ты выразился, эту кашу. Ее вообще никто не заваривал. А потому и никто ни в чем не виноват. Разве что Кэти. Но представляю, как она сейчас, бедняжка, мучается. Если уж кто и виноват, так это я, и только я. Ну почему, спрашиваю я себя снова и снова, почему я решила, что все сойдет нам с рук? Почему не запретила Шарлотте? Почему согласилась? Наверное, бог лишил меня на тот момент разума, и вот результат!
Анна тяжело вздохнула.
– Да, наверное, у всех у нас тут помутился разум, – уныло согласился с женой Боб. – Но что толку говорить об этом сейчас? Что сделано, то сделано! И давайте не будем забывать о том, что все это делалось из самых лучших побуждений и никто из нас не помышлял о том, чтобы обидеть Хло или тем более причинить ей вред. Все мы желали только одного! Чтобы у малышки появилась наконец настоящая семья, где все ее любят. И ведь мы вполне преуспели в этом. Во всяком случае ты, Рик, точно завоевал ее маленькое сердечко. Она была счастлива с нами! Вне всякого сомнения, это так. И все, чего мы хотим на самом деле, так это чтобы девочка снова была с нами.
Лицо Рика приняло скептическое выражение.
– Неужели ты считаешь это возможным, папа?
Боб молча глянул на жену, но Анна отвернулась от него.
– Мы ведь еще в самом начале пути, – проговорил он задумчиво. – А потому сегодня очень трудно прогнозировать, что будет завтра или послезавтра. Или тем более гадать, что в конце концов случится с ними обеими.
Глава 15
Трейси Баррел, как никто, понимала, что это такое – вырасти в приемной семье. С пяти лет, когда инспектор социальной службы явилась за ней в школу, чтобы забрать с уроков и отвести к постели умирающей матери, Трейси находилась на попечении государства и под его защитой. Мать избил до смерти ее последний кавалер, который даже не был отцом Трейси. Она не знала, кто ее родной отец. Этого не знал никто, и она так и не смогла впоследствии выяснить правду о нем. Потом в ее жизни была целая череда приемных отцов и матерей, и некоторых из них она даже любила. Но стоило девочке привязаться к ним по-настоящему, как ее тут же переводили в очередную семью. Среди приемных матерей попадались совсем даже неплохие женщины. Да и вообще, кочуя из семьи в семью, она обзавелась кучей родственников: братья, сестры, тети и дяди, бабушки и дедушки. Всех и не упомнишь! Вот только семьи, по-настоящему своей семьи у нее не было.
Семья в ее жизни появилась много позже, когда она познакомилась с Нельсоном Баррелом, а потом вышла за него замуж и принялась наконец вить собственное семейное гнездо. Всю свою раннюю юность, да и большую часть молодости, она провела на улице, путаясь с разными дурными компаниями и время от времени попадая за решетку за всякие мелкие хулиганские выходки. Друзей, настоящих друзей у нее было мало, денег не было вовсе, как и никаких перспектив или планов на будущее. Господи! Как же она ненавидела себя в то время! Пожалуй, никто бы не смог ненавидеть ее больше. И так продолжалось до тех пор, пока в ее жизни не появился Нельсон, под надзор которого она поступила при очередном освобождении, получив условный срок с отсрочкой исполнения. Именно он терпеливо, шаг за шагом, медленно, но неуклонно приучал ее к пониманию того, что значит быть любимой.
Они вместе уже почти десять лет, последние шесть – они не только муж и жена, но и родители Тайлера и Мари. И все равно Трейси не оставляет чувство удивления и даже некоторого изумления при виде собственного счастья. Ведь она сумела не только выкарабкаться из глубокой пропасти, в которой оказалась в самом начале своей жизни. Она еще стала женой такого умного и привлекательного мужчины, как Нельсон, и матерью двух потрясающих ребятишек. Но и это еще не все! Благодаря поддержке мужа она выучилась, получила степень, и сейчас у нее просто отличная работа.