– Хочу предупредить тебя заранее! – сказал ей Энтони, когда сегодня утром она прибыла в здание суда. Он уже был в парике и в мантии и потому показался ей слишком официальным, почти недосягаемым, и это сильно расстроило ее. – Я только что разговаривал с судьей. Она намеревается дать тебе условное наказание, удовлетворив ходатайство обвинения о признании тебя виновной.
Взгляд его темных глаз был строг и напряжен, что еще больше увеличило ее нервозность, грозящую вот-вот перерасти в панику.
– Условное наказание означает, что тюремного срока не будет, – зачем-то стала пояснять ей Ким, как будто она и сама этого не понимала. – И судебного процесса, как такового, не будет. После вынесения приговора вы сможете сразу же отправиться домой.
Домой! Само это слово уже обещало радость без конца и края. Благословенное слово «домой»!
Шарлотта вперила внимательный взгляд в Энтони. Этого ли он хотел? Или просто решил разменять ее на возможность получить обратно Хло. Дескать, вы мне отдаете Шарлотту, а я уступаю вам Хло. Итак, она обретет свободу. И отныне никаких препятствий для того, чтобы им быть вместе. Они смогут начать новую жизнь вдалеке отсюда и, возможно, в один прекрасный день она сможет забыть все случившееся с ней, перевернуть эту драматичную страницу своей жизни.
Нет, ни за что! Никогда на свете!
Слегка отодвинув ее от себя, Энтони сказал:
– Решение за тобой! Но каким бы оно ни было, знай! Я поддержу тебя!
Ответная фраза далась ей нелегко. Ком застрял в горле, мешая говорить. Но она все же кое-как вымолвила хриплым от напряжения голосом:
– Я отказываюсь от условного наказания! Во всяком случае, так я буду знать, что сделала все, что смогла. Я хочу, чтобы процесс состоялся. Ради Хло! И ради себя самой.
Черты его лица моментально разгладились, словно именно такой ответ он и ожидал услышать из уст своей любимой. Он взглянул на Ким поверх головы Шарлотты и слегка кивнул.
И Шарлотта поняла: они будут сражаться за то, чтобы ее признали невиновной.
И вот она одна на скамье подсудимых. В проеме между нею и достопочтенной судьей миссис Джастис Каролиной Освальд разместились несколько рядов юристов: все в черных мантиях и завитых париках. Судью Джастис Освальд назначили вести процесс сегодня утром. Воистину, гром среди ясного неба. Никто толком не знал, что стряслось с тем судьей, который был утвержден на эти слушания ранее. Да это уже было и не столь важно, ибо миссис Освальд уже восседает на своем законном месте в красной мантии, в плохо сидящем парике и окидывает зал суда строгим, нелицеприятным взглядом. А о чем она думает? Ведь она наверняка уже успела составить собственное мнение по данному делу.
Шарлотта вдруг неожиданно вспомнила слова старого священника, своего приемного отца, которые он часто любил повторять. Все люди имеют прошлое, и оно всегда проступает в нас, независимо от того, хотим мы этого или нет.
Неужели и у судей тоже есть прошлое? Они ведь кажутся такими безгрешными созданиями, словно сошедшими с небес.
Но почему в ее памяти вдруг всплыли именно эти слова? Наверное, потому, что он сам был человеком необыкновенной святости. Если есть Бог, то Дуглас наверняка где-то рядом с Ним. Быть может, хоть он замолвит за Шарлотту словечко Всевышнему.
Энтони восседал рядом с Джулианом Крейном в первом ряду. Сидели и еще какие-то люди, все в мантиях. За ними расположилась Ким вместе с целой командой юристов-экспертов. Чуть дальше несколько полицейских в обычной форме. Теренс Гулд среди них не просматривался. Да он и не может быть там. Ведь его вызовут в качестве свидетеля.
Места для прессы были забиты до отказа, так же, как и галерея для публики. Со своего места Шарлотте было плохо видно, кто где сидит. Нужно было поворачиваться назад, а такого желания у нее пока не возникало. Да и какая разница, в конце концов? Она знала, что в зале находятся Мартин, Габби, Мэгги, Рон. Заняли всю боковую скамью под длинным узким окном, напоминающим церковный витраж. Шарлотта не просто знала, что они есть, она буквально ощущала их присутствие и поддержку. Она, эта поддержка, незримыми волнами накатывалась на нее, помогая сохранять душевное равновесие. Анна, Боб, Рик, Шелли, Томи, все томились пока в коридоре вместе с другими свидетелями, ожидая, когда их вызовут для дачи показаний.
Шарлотте очень хотелось пристальнее разглядеть членов присяжной коллегии, но она боялась, что это может как-то задеть их или даже обидеть. Пять женщин. Причем одна из них такого же возраста, как она сама. Семь мужчин, все в возрасте от пятидесяти до шестидесяти. Полный этнический микс: представлены все расы и национальности.
Что лично ей показалось хорошим признаком. С другой стороны, откуда ей знать, как этническая принадлежность того или иного присяжного повлияет на их окончательное решение?
Смотрят ли они на нее сейчас, пока секретарь знакомит всех присутствующих с процедурой слушаний? А если да, то что они видят перед собой? Точнее, кого? Тридцатилетнюю женщину, преступившую закон из самых благих побуждений? Или недобросовестную служащую, подвизавшуюся ранее в системе социальной защиты населения, которая вместо того, чтобы надлежащим образом исполнять свой профессиональный долг, взяла и украла чужого ребенка. И тем самым не только навлекла позор на себя и все социальные службы, вместе взятые, но и подорвала доверие общества к этим институтам власти. Наверняка они ведь наслышаны о ее громком деле. Кто в Британии или в Новой Зеландии не слышал о нем? Шарлотте очень хотелось, чтобы каким-то образом присяжные все же сумели разглядеть в ней то, что она представляет собой на самом деле.
Глядя на Энтони, склонившегося к Джулиану Крейну, который что-то нашептывал ему на ухо, Шарлотта лишний раз удивилась его самообладанию. Он вел себя так, будто находится не в зале суда, а где-нибудь на пленэре беседует со старым добрым приятелем. По отношению к ней он вел себя отстраненно и был так же величественно недоступен, как и те люди в мантиях, которые представляли сторону обвинения.
Еще никогда Шарлотта не чувствовала себя такой одинокой. Словно какая-то невидимая причудливая грань отделила ее от всего остального мира. Там они, а здесь она. И она – одна!
– Ваша честь! Достопочтенные члены коллегии присяжных! – начал свою речь Сайман Кентли, главный обвинитель на процессе, поднимаясь со своего места. Невысокий, непредставительный внешне, но держаться умеет. И голос хорошо поставлен. Сразу видно человека, облеченного властью. Шарлотта почувствовала, как при первых же словах прокурора ее внутреннее напряжение достигло своего апогея. И вдруг вспомнила, как помрачнел Энтони, когда узнал, что его противником в ходе слушаний станет именно Кентли. Помнится, он тогда еще обронил:
– А они не очень-то уверены в успешном для них исходе дела, коль скоро прибегли к услугам старины Кентли. Это называется пустить в ход тяжелую артиллерию.
Видно, Энтони пытался как-то успокоить ее и обнадежить, но в данном конкретном случае получилось у него не то чтобы очень хорошо.
– В ближайшие два дня вам предстоит выслушать много самых разных душещипательных историй, – продолжал развивать свою мысль главный обвинитель, – о том, как обвиняемая сумела создать настоящий семейный очаг, полный любви и внимания, для маленькой Отилии Уэйд, известной еще и как Хло. Более того, ни секунды не сомневаюсь в том, что так оно и было на самом деле. И все вы убедитесь в том, что у малышки действительно появился дом, где ее любят. У той самой малышки, которая ранее жила на Норт-Хилл вместе с отцом-педофилом и душевнобольной матерью.
Должны же члены жюри, размышляла Шарлотта, осознать и понять, что прокурор полностью отдает себе отчет в том, какую трагедию пережила маленькая Хло. Кстати, Энтони тоже предупреждал ее о том, что сторона обвинения обязательно воспользуется этим приемом. И вот вам, пожалуйста! Уже в самом начале своей речи прокурор недвусмысленно дал понять всем присутствующим, что он всецело осознает трагедию маленькой девочки.
– Отец уже понес наказание за совершенные им тяжкие преступления, в том числе и за убийство своей жены, матери Хло. За все свои злодеяния он получил два пожизненных срока и в настоящее время находится в тюремном заключении. Считаю важным напомнить суду эту подробность, ибо она объясняет, почему в зале суда отсутствуют родственники Хло. У нее нет семьи и нет родственников: и ее отец, и ее мать были единственными детьми в своих семьях, как и она сама.
Не стану и далее распространяться на тему об ужасных злодеяниях отца малышки, ибо в отношении этого человека справедливость уже восторжествовала. Мы здесь собрались для того, чтобы дать свою оценку действиям Шарлотты Николс, бывшего инспектора социальной службы, которая по долгу своей профессиональной деятельности обязана была защитить маленькую девочку от сексуальных домогательств со стороны отца и изолировать ее от таких родителей. В конечном счете это и было сделано, но, подчеркиваю, именно в конечном счете, то есть в самом конце. А потому мы должны внимательно проанализировать все обстоятельства того, как долго длилась эта история, почему инспектор тянула с тем, чтобы изъять ребенка из семьи, и как она сделала это, в конце концов. Ведь уже в своем самом первом отчете о посещении семьи Отилии Уэйд обвиняемая указывает на тот факт, что мать девочки нуждается в медицинском освидетельствовании, как человек, страдающий явным душевным расстройством, а отец, цитирую буквально, оставил при первом знакомстве тягостное и неприятное чувство. Тогда почему тянули с принятием решения по судьбе девочки?
Шарлотта почувствовала, как глаза всех членов присяжной комиссии устремились на нее. Они буквально буравили ее своими взглядами. Ей захотелось вскочить со своего места и крикнуть, что все это было не так, то есть не совсем так. Что те несколько слов, которые как бы мимоходом обронил ее обвинитель, даже близко не отражают действительность. Но о такой перепалке со стороной обвинения прямо сейчас не могло быть и речи. Прокурор всегда первым излагает свою версию того, как развивались события, и излагает так, как этот видится лично ему. А уж ей право голоса для того, чтобы согласиться с его версией или оспорить ее, будет дано позже, гораздо, гораздо позже.