Наш прославленный партизан Фокс во время ужинов делился способами приготовления жаркого из мокасинки, однако когда ему было предложено продемонстрировать умение на практике, отговорился тем, что, мол, не сезон сейчас мокасинок есть. То есть, конечно, если голод прижмет, то в любое время года можно, но вот самые вкусные они в апреле.
— А вам что сейчас – мяса не хватает?
Мяса нам в общем-то хватало. Вернее, только мясо у нас из жратвы и было в изобилии, а вот муки было маловато, вместо кофе какая-то коричневая фигня, точного состава которой мне и знать на всякий случай не хотелось, а ящик со сгущенкой наши бравые ирландцы нашли где обменять на виски и устроили себе выходной день по такому поводу. Был еще бекон – на случай, если с мясом будут перебои, но перебоев как-то не случалось: в наш котел попадала то оленина, то дичь помельче. Повар обещал, если подвернется случай, какой-то деликатес из бизоньих языков, но бизоны, похоже, про это прослышали и вблизи техасской дороги не появлялись. Поэтому на индейских фермах мы то и дело покупали бычков. А Норман разок очень выгодно купил нескольких лонгхорнов из проходящего стада – и тут же случился бунт на корабле. Не со стороны ирландцев – эти жрали все, что им давали, и жаловались только на отсутствие спиртного. А вот Фокс, после смены увидевший покупку, забыв о субординации, наорал на Нормана: какого черта он у скотокрадов покупает? Нам что, нужны проблемы из-за ворованных коров?
— Да с чего ты взял, что это скотокрады?
— Да кто еще? — Фокс ткнул пальцем в направлении давно прошедшего стада. — Вот куда они скот гонят?
— На север, — ответил Норман.
— Ага, — сказал Фокс. — В декабре.
Смысл его сарказма был для нас малоочевиден. Ну да, декабрь. Прохладно, конечно, но снега нет и, похоже, не предвидится, трава сочная, коровы ее едят с удовольствием.
— Это здесь снега пока нет, — объяснил Фокс. — А в Миссури и снег может быть, и морозы. Рано коров гнать туда. Продавать будут, значит, военным, в Форт-Гибсоне или, может, в Форт-Смите.
— Но воры-то почему?
— Стадо маленькое, — пояснил Фокс. — Отбили где-то часть стада и распродают по дешевке.
Маленькое? На мой взгляд – так и очень большое, но Фоксу виднее.
Он со своими учениками-индейцами внимательно изучил клейма на купленных коровах, посовещался и доложил, что ничего страшного, коровы техасские.
— Но больше так не делайте, мистер Ирвинг. Здесь вам не Восток, тут шерифа ждать не станут, — попросил Фокс, успокоившись.
— Так индейская ж территория, — возразил один из молодых ирландцев, который случился поблизости и наблюдал за развитием событий. — Эти индейцы не имеют права разбираться с белыми.
— Так они и не будут разбираться, — ответил Фокс. — Был человек – и нету человека, и никто не видал, куда он пропал. Это белые толпу будут собирать, чтобы человека повесить. А индейцы все тихо сделают.
Вот так, с мелкими происшествиями, которые трудно было бы назвать приключениями, мы и добрались до Блю-ривер. Городка тут не было, только почтовая станция да на противоположном берегу – дом тестя почтаря. Как это часто в здешних краях водится, почтарь с тестем держали лавочку, кузню и паром через речку. Летом, помнится, в качестве парома выступала лодка-плоскодонка, а фургоны пускали через реку вброд. Сейчас вода поднялась, поэтому фургоны пришлось переправлять на широком плоту. На левом берегу располагался Форт-Куллох, построенный в начале войны Альбертом Пайком для защиты Техаса. Когда Пайк разругался с начальством и покинул армию, оказалось, что этот самый форт никому вообще-то и не нужен. Там начали кучковаться беженцы и образовался довольно большой временный лагерь. Когда мы проезжали по этой дороге летом, беженцы уже начали понемногу разъезжаться по домам, а сейчас там и вовсе жалкая кучка народа осталась, в основном женщины с ребятишками, кому было не под силу куда-то идти на своих двоих.
На правом берегу реки была низина, порой переходящая в болото. Где-то в этом болоте я летом рассказывал отряду индейцев про их российское происхождение. И сейчас как вспомню, так вздрогну, каким беспечным идиотом я тогда был.
Это болотце подкинуло нам маленький неприятный сюрприз: зря мы по нему летом околачивались, сейчас оно превратилось в мелкое озеро и, понятное дело, копать в нем ямы под столбы было нельзя. Пришлось давать крюк вместе с дорогой. А дальше мы разделились: я продолжил работы вдоль техасской дороги, а Норман забрал половину рабочих и Джейка с Диком и отправился прокладывать отводок линии до недалекого Форта Уашита на землях чикасо. В форте сейчас по новой обустраивалась армия США, ей требовался телеграф и телеграфный оператор, так что Дик Корби, мелькнув в моем повествовании, тут же его и покинул.
Доведя линию примерно до границы с землями чикасо, я и сам с остатками рабочих свернул, как и было договорено, с дороги, не дожидаясь Нормана, чтобы проложить ветку до Академии Армстронга. Такое странное название столица нации чокто носила не просто так: до войны тут действительно располагалась школа-интернат для мальчиков. Когда началась война, учеников отправили по домам, а в добротном большом двухэтажном здании обосновалось правительство чокто. Вожди чокто тоже хотели себе телеграф, и мы его им обеспечили, оставив там в качестве операторов двоих из индейцев, подопечных Фокса, которые работали на ключе лучше других.
Мы вернулись к дороге, встретились с Норманом, который, закончив свой отводок, тоже вернулся к линии на Техас. Где-то впереди уже замаячила Ред-ривер. Ее еще не было видать, но рабочие начали во всеуслышание рассуждать, как хорошо было бы, если б они вот пересекли реку, — и сразу бы получили заработанные денежки. В их истомленных воздержанием организмах зрела убежденность, что в Техасе под каждым деревом бьет источник вожделенной влаги, и нужны только деньги, чтобы получить к этому источнику доступ.
Норман и сам понимал, что удерживать толпу возбужденных ирландцев на техасском берегу нет необходимости, пусть получают расчет и проваливают с богом, вот только съездить в Шерман и получить в банке переведенные туда фирмой деньги он был не способен; он не мог сейчас ездить верхом, да и вообще сидеть, и предпочитал возлегать подобно римскому патрицию из-за чирея на заднице. Вся команда непочтительно ржала над этим прискорбным событием, лишь иногда спохватываясь и состраивая сочувствующие морды. Норман и сам смеялся над собой – а что оставалось делать? Однако поехать в Шерман он категорически не мог.
Поэтому поехал я, как официальный заместитель Нормана – надо ж оправдывать звание техника. В качестве боевой поддержки мне был придан Фокс, с напутствием присматривать друг за другом.
Около переправы Кольбера было шумно. Шум создавали в основном лонгхорны, которых несколько ковбоев с криками гнали через реку. Лонгхорны протестующе мычали так, что за этим хором и звук выстрела-то было не различить, но нехотя заходили все дальше в воду и, что поделать, выбирались на оклахомский берег. Здесь несколько деловитых парней отсекали часть стада и направляли в сторону.
— Индейцы берут плату за переправу коровами, — объяснил Фокс, увидев, что я не понимаю смысл происходящего. — Денег ни у кого нет.
— Скажешь, тоже скотокрады? — я разглядывал мокрых с головы до ног ковбоев, которые заставляли стадо переходить реку.
— Да и гадать нечего, наверняка.
Мы переправлялись через Ред-ривер как белые люди, на пароме.
На техасском берегу чуть не у самой воды у дороги торчало строение со знакомой вывеской «Первый и последний шанс». На пороге, подпирая плечо косяком, стоял хозяин – это если судить по фартуку поверх костюма. Не будь фартука, я бы принял этого господина за проезжего джентльмена, настолько его городской костюм не сочетался с окружающей местностью.
Нам в салуне делать было нечего, и мы скромненько наладились было ехать в город Шерман, но салунщик нас окликнул:
— Фокси Кид? Ты, что ли?
Пришлось спешиться и засвидетельствовать почтение. Мы честно признались, что денег на выпивку нет, но салунщик отмахнулся:
— За счет заведения!..
Когда Фокс бывал в этих краях в прошлый раз, ему еще не по возрасту было околачиваться в салунах. Теперь он не то чтобы сильно повзрослел, но у него появилась репутация. Свет его репутации падал и на меня. Я был представлен салунщику, получил порцию виски и сидел-помалкивал, пока хозяин заведения расспрашивал Фокса о приключениях последней пары лет. Фокс был немногословен и ничего нового я не узнал: да, партизанил, да, теперь в «Вестерн Континентал», нет, ничего такого, с теми парнями в Форт-Смите случайно получилось…
Мы обрадовали хозяина известием, что у него тут скоро случится нашествие жаждущих ирландцев (салунщик только хмыкнул), и направились в недалекий Шерман.
В городе Фокса наверняка тоже помнили, и по дороге туда он застенчиво поглядывал на меня, стесняясь своей нечаянной славы. Знал бы он, что ждет его в Шермане! Но ни у него, ни у меня никаких предчувствий не было.
Мы, как подобает героям вестерна, въехали в техасский городок – тихий, мирный. Редкие обыватели посматривали на нас внимательными взглядами. В любом порядочном киновестерне это означало бы, что город насторожился и готов к неприятностям, но здесь вероятнее всего, начинали прикидывать, кто с нас может поиметь хоть немного денег. Однако мы проехали мимо седельщика и портного, мимо борделя и двух салунов, мимо местного подобия универмага и мимо гостиницы и спешились только около Первого национального банка. Пока Фокс привязывал наших лошадей у поилки, я прошел в помещение и остановился у стойки, для пущей безопасности оснащенной решеткой.
Молодой человек с безукоризненным пробором принял мои бумаги и углубился в тщательное их изучение. Пока он читал, вошел Фокс и встал около меня, с интересом посматривая по сторонам. По стенам были развешены рекламные картинки, листовки, какие-то перечни и списки. За спиной у молодого человека стоял сейф, в духе времени не просто железный прочный ящик, но ящик с каким-то орнаментом на дверке. Кодовые замки, похоже, уже изобрели, но сейф все равно не произвел бы на обывателя двадцать первого века никакого особенного впечатления: ну ящик… ну очень тяжелый ящик… все равно не надо быть специалистом-медвежатником, чтобы такой сейф вскрыть, если сильно потребуется. Это вам не бронированное хранилище, где дверь толще, чем весь вот этот так называемый сейф.