- Виви! – завидев нас кричит счастливо Данте с кубком в руках.
У меня рождаются быстро подтверждающиеся опасения, стоит только приблизиться и повести носом рядом.
- Хейз принес кое-что из дома. Хи-хи! И Элоди со дня рождения своего отца, и Селеста тоже… О! Это же наш первый клинок всея академии!
Данте переводит взгляд, икает, приближается, хлопает Эша по плечу и крепко обнимает, словно давно потерянного и вдруг обретенного родича.
- Угощайтесь! – кто-то сует мне бокал.
Принюхиваюсь.
Фруктовое вино. Опасный и обманчивый напиток. Сладкий и вкусный, чем больше выпьешь, тем больше хочется. Но не успеешь осознать, как рассудок машет на прощанье ручкой.
- Давай, зятек, за дружбу! За мир! – Циан кладет руку Эшу на плечо и протягивает ему кубок. – Береги ее!
Я массирую морщинку меж нахмуренных бровей, начиная жалеть, что притащила парня в компанию своих неадекватных сумасшедших друзей. Жду, что Эйдж, проигнорировав всех, молча развернется и скроется прочь, но он снова опровергает мои предположения, берет из рук хитро блестящего глазами Циана кубок и осушает его одним залпом.
- Так держать!
- Веселимся до рассвета! Никому не расходиться! – запинаясь, уже хороший Данте объявляет громко.
Куда подевались дежурные учителя, что должны были остаться следить за толпой безумных подростков?
- Виви! – пищит мне на ухо возникшая рядом словно из ниоткуда Элоди. От нее разит спиртовым душком. – Я так тебя люблю-у!
Богиня, когда они успели? Еще даже не полночь. Бал начался в лучшем случае час назад, может, и того меньше!
- Играем! – Хейз стягивает с шеи галстук и завязывает себе глаза. – Кого я поймаю, тот будет наказан тремя…четырьмя! Четырьмя кубками!
Мне смешно и одновременно хочется бессильно развести руками. Дураки! Кучка пьяных идиотов! Все вокруг. Не думала в прошлом, что они, оказывается, так повеселились на балу, когда отсутствующая я разбиралась с проблемами Митчеллов.
Музыка больше не медленная, под нее вальс не потанцуешь. Быстрая, резковатая, дерзкая…Музыкантов тоже чем-то угостили? Или они решили поддержать настроение куражащихся выпускников?
Какофония звуков, смеха, шума, криков, дым – боги, нашлись смельчаки, раскурившие сигары – не мешает продолжаться детской игре в салки, ровно, как и пьянеющие еще больше с каждым раундом игроки.
Эш смеется, с очередным выпитым кубком его тело покидает напряжение и скованность, парень расслабляется в компании легко располагающих к себе своей беззаботностью и отсутствием стеснений Данте и Циана.
Я понимаю, почему все вдруг отчаянно захотели сойти коллективно с ума.
Завтра мы вернемся домой и начнется жизнь, к которой многих готовят с рождения. Обязанности и ответственность, семейная честь, долг, дворянское достоинство…неподъемный груз обязательств и статус, которому надлежит соответствовать до конца дней.
Сегодня кончается наша беззаботность и беспечность. Друзья расстаются, забываются ребячливые шутки и остаются в прошлом легкомысленные проказы и шалости.
- Твоя очередь! – без предупреждения набрасывает мне из-за спины повязку на глаза Хейз.
Тускло освещенный зал становится темной пустотой. Однако, в отличии от моих явно в стельку пьяных друзей, я, вопреки паре бокалов вина, относительно трезва и могу себя контролировать.
Лишенная зрения, в пространстве ориентируюсь прекрасно, и слух за неимением четкой картины вокруг, становится лишь чутче. Подыгрываю пару раз и осторожно, когда Данте в очередной раз привлекает к себе внимание громогласной бравадой, удаляюсь от оживленной толпы.
Почувствовав холодок в воздухе сбоку, выхожу, после короткой возни с шторой, на тихий балкон и уже собираюсь снять с глаз повязку, когда кто-то резко толкает меня в сторону, прижимая спиной к колонне.
Не успеваю поднять руки, чтобы сорвать с глаз ткань, как мои запястья хватают с такой силой, что вырваться не получается. При этом, никакой угрозы от неизвестного, вероятно, потревоженного моим неожиданным визитом человека, я не ощущаю.
Возможно, вино все же слегка ударило в голову, все мои реакции немного замедлились.
Хочу вырвать руки – не выходит, их перехватывают чужие сильные пальцы и заводят над мое же головой наверх; собираюсь поднять колено и пнуть прочь негодяя, мой замысел быстро разгадывают, и чужое тело наваливается так, что становится сложно не то, что пошевелиться, даже дышать приходится с затруднением.
Открываю рот, чтобы возмутиться или закричать, позвать на помощь, не знаю, не успеваю решить, но на губах вдруг чувствуется тепло, от которого я вся так и замираю.
Ощущение странное, знакомое и одновременно чуждое, влажное и теплое. Поначалу я не осознаю, что происходит, в голове совершенно пусто. Но когда наконец возвращается мой рассудок, дергаюсь от шока.
Человек…прижав меня к колонне, заблокировав мои запястья, замкнул мои возмущения, давя несогласие, поцелуем.
Пытаюсь отвернуться, сдернуть движением головы повязку с глаз, но тщетно.
Кое-что внезапно заставляет меня остановится.
Этот незнакомец, что по силе и физическим данным явно не может быть девушкой, который, бессовестно пользуясь моей слабостью, продолжает меня целовать, едва заметно дрожит.
Наши губы продолжают касаться друг друга, словно не знают, расстаться им или снова сойтись. Не успеваю решить, как мне поступить - неожиданное предположение об эмоциональном состоянии наглеца рождают во мне робость и смущение, а может, виновато выпитое вино – когда захватившие в плен губы становятся смелее. Не позволяя сомкнуть зубы, в рот вторгается дерзкий язык подлеца.
Дышать становится совсем уж трудно, пытаюсь отвернуться, но вторая рука – другая продолжает с силой держать надо мной мои же запястье, вдавливая их в холодный камень колонны – сжимает властно мой подбородок.
Ласка требовательных губ и языка приводит в полное замешательство. Мои мышцы, которыми я так горжусь, превращаются в слабую субстанцию. Едва держусь на ногах, напоминая себе новорожденного жеребенка. Даже если бы могла прийти в себя и вернуть рассудок, отбросив невольное наслаждение и томящую сладость, не имею возможности сопротивляться.
Резкий и неожиданный лязг внутри зала разрушает атмосферу. Кажется, кто-то опрокинул старые, служащие декором рыцарские доспехи.
Со смущающим звуком, прижавшись еще раз на мгновение, чужие влажные губы разрывают инициированный ими страстный танец, с явной неохотой незнакомец отстраняется, а я с трудом прихожу в себя.
Резко сдергиваю с глаз служащий повязкой галстук Хейза.
На залитом лунным светом балконе я одна. Вокруг пусто, нет никаких признаков пребывания кого-то еще.
Поднимаю руку, зарываясь в волосы, отсутствует бесследно не только таинственный вор поцелуев. Заколки нет. Маленькой, блестящей синими камешками бабочки, не дающей лезть в лицо непослушным прядям, нет. Она словно ожила и упорхнула прочь, в бездонно глубокое ночное небо.
33
- Просто…неслыханно!
Восклицаю спустя неизвестное количество времен, стоя словно вкопанная на пустом балконе, рассеянно касаясь губ.
Повезло, что это не первый мой поцелуй. Было бы обидно до ужаса даже не знать, кто был тем, кто его украл. Хотя, полагаю, лучше не знать и продолжать оставаться в неведении. Мой настоящий и неприятный опыт с Эштоном, когда я его вынудила, навсегда останется постыдным воспоминанием.
Постояв еще немного на отрезвляющем прохладном ветру, я выбрасываю из головы все ненужное. Если этот наглец рассчитывает, что заинтересовал меня настолько, что брошусь на его поиски, то он глубоко ошибается!
Даже проще, что личность неизвестного остается анонимной. Меньше забот иметь дела с чужими чувствами. Мне бы хотя бы понять свои. И потом, отказывать другим во взаимности тоже не самая приятная в мире вещь. Хорошо, что мне не придется.
Я как раз вовремя.
На шум в зал примчались учителя, остановили музыкантов, конфисковали алкоголь и отправили остающихся до завтра в этом статусе студентов по комнатам – отсыпаться.
Отдаю Хейзу его галстук, подхватываю еле стоящую на ногах Элоди, и вместе мы медленно идем сначала прочь из главного здания, потом по тропинке вдоль небольшого сквера и наконец добираемся до женского общежития. Буквально волоча на себе тело клюющей носом соседки, я с легкой усмешкой осознаю, что Эштон испытал нечто похожее в тот раз, когда вел меня от лазарета до комнаты.
Скидываю тело Элоди на ее не заправленную и заваленную одеждой кровать и наконец снимаю убившие мои ступни туфли.
Без заколки волосы лезут в лицо, поэтому я делаю пучок и закалываю его первым, что попадается под руку - кистью для макияжа, принадлежащей соседке, переодеваюсь, готовлю одежду на завтра, убираю в сумку платье и туфли, умываюсь и ложусь спать.
Утром будит меня не пение Элоди в душе и не бьющие в прикрытые веки лучи солнца, а звон часов на одной из башен академии. Открываю глаза и начинаю собираться. Соседка даже не вздрогнула. Добрых полчаса, или даже больше, уходит на то, чтобы растолкать Элоди.
- Виви…Воды… - хрипит, не открывая глаз блондинка.
Вот и они – последствия попойки накануне!
На моей памяти подруга не выглядела хуже, чем сейчас. Заботливо подаю воды, и девица осушает стакан залпом.
- Когда приедут твои родители?
Семья Элоди собиралась ее сегодня забрать и помочь с вещами.
Если она постарается, то может быть, успеет принять душ, потому что едва кто-либо переступит порог нашей комнаты, мгновенно по запаху поймет, чем занимались ее обитательницы накануне. А из нас двоих несложно по виду догадаться, кто вчера отплясывал без туфлей на столе: похмелье тут только у одного человека.
Не успевает подруга подняться с постели, в дверь комнаты стучат. А вот и они.
- Я сделала все, что могла, - хлопаю соседку по плечу, исполнив свой дружеский долг, поднимаю с пола сумку с пожитками и оглядываю напоследок спальню общежития.