Передалось ли вам мое возбуждение теперь? Почувствовали ли вы себя в моих кроссовках? Нарисовало ли вам воображение ваш дом, вокруг которого вы бежите три раза?
А ведь слова «разволновалась» во втором варианте текста не было. Я заменила его действиями, физическими проявлениями волнения.
Текст, в котором чувства не просто называются напрямую, а показываются через их телесные выражения, воздействует на читателя сильнее.
Я люблю показывать, а не рассказывать, поэтому позволю себе поэкспериментировать с чужимитекстами.
Посмотрите, насколько проиграл бы рассказ «Когда же пойдет снег», если бы Дина Рубина написала о состоянии ее героини: «Я была смущена и казалась себе некрасивой в больничном халате». Но вместо этого она пишет: «Мы шли по обе стороны забора, и я мучительно, всем телом чувствовала на себе ужасный халат. В нем у меня не было ни груди, ни талии, а все только подразумевалось».
Или если бы Чарльз Диккенс написал в «Дэвиде Копперфильде»: «Меня переполняло чувство любви к моей няне Пеготти» вместо «Мы оба горячо поцеловали замочную скважину с обеих сторон – помню даже, я погладил ее рукой, как будто это было милое лицо Пеготти, и потом мы расстались».
Или если бы Марк Шагал в своей автобиографии «Моя жизнь» написал: «На собственной свадьбе я провалился в застенчивость» вместо «Истукан истуканом сидел я возле своей суженой. Вряд ли даже в гробу у меня будет такая застывшая и вытянутая физиономия».
Читательские чувства включаются не тогда, когда мы говорим им, что чувствовать, а когда мы описываем, что происходит. Как если бы вы снимали кино и строили кадр. Вы не можете сказать в кадре: радость! горе! вдохновение! – а можете лишь показать, что делает человек, испытывающий все это.
Вы можете показать крупные действия (побежал, схватил, бросил), а можете – микроскопические (как изменилось дыхание персонажа, как вздрогнула какая‐то часть его тела, как он спрятал нос в шарф).
Мне вспоминается один фильм, в котором героиня разговаривает со своей матерью перед сном. Они в номере отеля и уже устали друг от друга. Мать героини стоит в ванной у зеркала, а сама героиня сидит у зеркала в комнате. Мы – зрители – видим все это пространство, потому что смотрим как бы издалека и сзади. А героини не видят друг друга. Они немножко язвят, обмениваются подколками, ведь обе остры на язык. И в момент, когда сказанное задевает слишком больно, обе замолкают и начинают с силой, яростно втирать крем в лицо.
И мы мгновенно понимаем: каждая разозлилась. И чувствует отчаяние, что не может наладить контакт с близким человеком. И раздражена. В этот момент они ненавидят друг друга, но мы – зрители – видим больше: мы видим, как они похожи, как даже крем они втирают в лицо одинаковыми движениями.
В черновиках у всех у нас встречаются простые названия чувств. Порой, когда делаешь набросок, некогда «разворачивать» чувство, проще зафиксировать его абстрактным словом: тоска, скука, надежда и тому подобное. Но при втором и третьем взгляде на текст, когда мы редактируем, мы можем заменить это сухое указание живым действием.
Казалось бы: эмоция – это состояние, то есть – существительное и прилагательное. Но я рискну сказать, что эмоция – это глагол.
Беру пример из Дарьи Алавидзе, героиня которой сидит в ресторане и скучает оттого, что к ней долго не подходит официант:
Все вернулись к своим делам, я выпила всю воду, начала грызть кусочек льда. Потом другой. Подавилась, закашлялась, уставилась в окно.
Согласитесь, что описание через глаголы куда лучше, чем если бы в тексте появилось что‐то вроде «Мне стало скучно» или «Полуденная скука охватила меня». Мы видим, что происходит, как бы со стороны, не залезая человеку в голову или сердце. Но при этом все понимаем и чувствуем.
А кроме того, описывая, как человек проявляет какую‐то эмоцию, вы неизбежно показываете читателю его характер. Ведь один герой в ситуации скуки мог бы возмутиться и уйти из ресторана, написав жалобу, другой – залезть в Инстаграм своей бывшей, третий – достать блокнот и карандаш. Показывая проявления чувств и реакции, вы помогаете читателю узнать персонажа и испытать собственные эмоции по отношению к нему.
Конечно, описание физического проявления эмоций – не единственный способ показать, что чувствует персонаж. Вы можете, к примеру, вставить в текст его внутренний монолог или рефлексию. Показать, на что он обращает внимание. Так Чехов в своей «Каштанке» сравнивает дом с опрокинутым супником – и мы чувствуем, как голодна Каштанка. Ей всюду мерещится еда.
Или автор, с которым я работала, показывает, как ее героиня отправилась на пробежку и прямо на бегу закурила. Что лучше может сказать, что этой пробежкой она пытается остановить свои мысли, снизить интенсивность реакции на событие, но у нее не получается?
Посмотрите, как это делает Набоков:
«Утро поднялось пасмурное, но теплое, парное, с внутренним солнцем, и было совсем приятно трястись в трамвае на далекий вокзал, где был сборный пункт:
в экскурсии, увы, участвовало несколько персон. Кто они будут, эти сонные – как все еще нам незнакомые – спутники? У кассы номер шесть, в семь утра, как было указано в примечании к билету, он и увидел их (его уже ждали: минуты на три он все‐таки опоздал). Сразу выделился долговязый блондин в тирольском костюме, загорелый до цвета петушиного гребня, с огромными, золотисто-оранжевыми, волосатыми коленями и лакированным носом. Это был снаряженный обществом вожак, и как только новоприбывший присоединился к группе (состоявшей из четырех женщин и стольких же мужчин), он ее повел к запрятанному за поездами поезду, с устрашающей легкостью неся на спине свой чудовищный рюкзак и крепко цокая подкованными башмаками».
Я выделила в тексте фразы, которые показывают нам, что чувствует герой рассказа «Облако. Озеро. Башня» Василий Иванович. Сначала это интерес, волнение, предвкушение, но очень быстро – неприязнь, тревога, страх и даже отвращение. Эти эмоции Набоков не называет, но показывает через внутреннюю речь своего героя и его восприятие реальности, точнее – людей, с которыми ему придется провести время в поездке. И нам этого достаточно. Мы чувствуем куда больше, чем если бы прочли список чувств.
Если ваша героиня, к примеру, имеет низкую самооценку и чувствует себя неуверенно, то первое, что придет ей в голову, когда ее любовник не пожелает ей доброго утра в сообщении, будет: он встретил другую. Он встретил другую, и уже поцеловал ее, и теперь гуляет с ней по Палермо.
Видите? Вы не назвали ни одной эмоции – а читатель ощутил всю их гремучую смесь. И проникся симпатией, презрением или состраданием к тому, кого вы описываете. Не чудо ли? Нет, не чудо: мастерство.
1. Если просто перечислять чувства, читатель ими не заразится.
2. В черновиках у всех у нас встречаются простые названия чувств. Но при редактуре вы можете усилить эти места в тексте.
3. Телесные проявления эмоций воздействуют на читателя сильнее.
4. Описывайте, что происходит снаружи, а не внутри – как если бы вы снимали кино.
5. Эмоция – это часто глагол.
6. Описание человеческих реакций помогает вам раскрыть характер, то есть сблизить читателя и героя.
У вашего героя или героини – последний рабочий день. В этот день ему или ей нужно только забрать свои вещи, зайти в бухгалтерию и решить несколько административных вопросов.
Напишите два текста, каждый примерно на страницу. В обоих текстах не называйте эмоции напрямую, а показывайте их через действия персонажа и его взгляд на вещи. Опирайтесь на глаголы и существительные и не используйте внутренний монолог.
Контекст для первого текста: герой уходит с работы по собственному желанию, потому что получил более выгодное предложение или решил поменять свою жизнь.
Контекст для второго текста: героя уволили за проступок (совершал ли он его – решать вам). Без компенсации, на глазах у всего коллектива.
Каким по характеру будет ваш персонаж, решать вам. Лучше определить это для себя заранее. Вы также можете взять персонажа, над которым уже работаете, чтобы узнать его получше.
Какие эмоции испытывает этот человек? Не упоминайте их, но дайте читателю побыть на его месте, используя инструменты этой главы.
Глава 20Миф о суждениях и оценкахИли: но как иначе выразить свое мнение?
Когда я подбирала название для этой книги, я написала семьдесят два варианта. Потом зачеркнула все странные, длинные и неподходящие и оставила три. Эти три варианта я отправила своим друзьям, попросив у них обратной связи. Сейчас, когда я пишу эти строки, я все еще не знаю, какой из вариантов выберет издатель. Может быть, мне придется придумать еще семьдесят два. Но речь не о названиях. Речь – об обратной связи.
Обратная связь – важная часть писательского процесса. Мы отправляем друг другу рукописи для чтения и критики, отзываемся на книги, которые покупаем, и фильмы, которые смотрим. Уметь облекать в слова свои впечатления от текста и аргументировать свое мнение важно. Если вы пишете, скорее всего, в какой‐то момент вам предложат написать рецензию на чей‐то текст, или предисловие к чьей‐то книге, или отзыв на нее для сайта, где она продается. Или вам самим захочется поделиться мнением о прочитанном в соцсети.
«Я написала в посте о фильме, который меня потряс, а текст никого не зацепил», – такие слова я слышу часто. И в большинстве случаев причина того, что текст никого не зацепил, одна и та же. Это – частный случай того, о чем мы говорили в предыдущей главе.
Давайте я сразу покажу вам текст, автор которого разрешила мне сделать это – на примере всегда легче разобраться. Это – пост в Фейсбуке, написанный на волне эмоций.
Выходит, что текста много, а пользы для читателя в нем – мало. Мы понимаем лишь то, что автору этой записи фильм понравился. Но понравится ли он нам? Текст не помогает ответить на этот вопрос.