Совет из предыдущей главы о том, чтобы показать физические проявления эмоций, сюда подойдет только в том случае, если это эмоции не только автора.
Скажем, если бы автор написала, что после окончания фильма все 200 зрителей встали и захлопали, будто они в театре – это подействовало бы на читателя. Если так много людей испытали одинаковые эмоции, то велик шанс, что их испытаю и я.
Словосочетание «Потрясающие постановки» – пустой звук, но мы можем наполнить его смыслом. Например, рассказав, чьи это постановки (упомянув имя или название театра) и сколько призов они выиграли на театральных конкурсах. В этом случае оценка перестанет быть личной, прибавит в весе. Вы как бы скажете: «А к своим словам я прилагаю труп убитого медведя».
«Трогали очень глубоко» – тоже личная оценка. Хочется спросить автора: что это значит? Как проявляется в жизни? Есть ли за этим личная история? Может быть, муж автора, до этого считавший занятия балетом блажью, после фильма разрешил дочери записаться в студию? Если так, и если потрудиться описать это, читатель сам сделает вывод: фильм тронул его глубоко. То есть читатель включится в текст и станет немного его соавтором. Вступит в диалог. Откроется. И, возможно, сходит на фильм. И вернется благодарным.
Так передается эмоция и высказывается мнение. Не через декларацию, а через описание опыта.
Смотрите, как коротко и ярко пишет о книге критик Галина Юзефович в своем Фейсбуке:
«Дорогое издательство “Розовый жираф”, хочу от всей души поблагодарить вас за то, что издали книгу Роберта Макклоски “Приключения Гомера Прайса”. Я пока не прочла, но Тимофей у себя в комнате хихикал и только что не похрюкивал часа полтора, а потом вышел и трагически произнес: “Плохие новости, мама. На самолет не хватит”».
Чувствуете, как мы сразу погрузились в чье‐то удовольствие? И поверили, что книга затягивает. И смешит.
Я часто вижу, как люди дают обратную связь и как реагируют на нее. Например, когда моей подруге, издавшей книгу для детей, пишут: «Потрясающая книга!», она вежливо и на автомате отвечает: «Спасибо!» Но когда ей шлют снятые на телефон короткие видеоролики, на которых дети несут ее книгу своим мамам с требованием: «Читай!» – она улыбается улыбкой счастливого человека. «Я знаю вашу книгу наизусть, – говорят ей, – мы читали ее уже раз двадцать, но дочь каждый вечер выбирает ее снова». После такого отзыва мне хочется подарить ее книгу детям всех моих друзей. Потому что он не оценивает чью‐то работу сверху, а рассказывает об опыте взаимодействия с ней. И мне тоже хочется получить такой опыт.
В начале ХХ века в разных петербургских квартирах заседал «Цех поэтов», из которого позже выделился кружок акмеистов. Акмеисты много обсуждали работы друг друга и прекрасно умели давать обратную связь. Одним из их принципов был такой: «Говорите придаточными предложениями». Это значит, что, когда вы произносите «Это хороший роман» или «Этот роман мне не понравился», вам следует обязательно добавить «потому что…». После этого «потому что» вам придется обосновать ваше мнение, позаботиться об аргументации. Если следовать этому правилу, трудно написать плохую рецензию.
Есть такой миф: говорите (пишите) уверенно, как будто вы – самый известный критик. И эта уверенность сообщиться читателю, он поверит вам и пойдет туда, куда вы его поведете. Но читатель не так глуп. У него такое же сердце, как и у вас: оно все чувствует. Оно не любит, когда ему навязывают чужие оценки и ждут, что им будут верить на слово. И если автор рецензии не потрудился найти более весомые аргументы – читатель не потрудится дочитать текст до конца.
Зато если вы выбрали яркие факты и изложили их с уважением к читающему, зажгли его интерес – текст ваш, скорее всего, попадет в «Избранное», а напротив вашего имени поставят звездочку «Приоритет в показе».
1. Уметь давать обратную связь – важный писательский навык.
2. Если ваш отзыв никого не зацепил, возможно, вы думали о своих эмоциях больше, чем о читательских.
3. Оценка от человека, не являющегося авторитетом, воспринимается чаще всего негативно.
4. Куда лучше дать читателю возможность самому сделать выводы, предоставив ему факты и описание своего опыта.
5. Давая обратную связь, говорите придаточными предложениями.
Сначала разминка. Представьте, что вы пишете в соцсети (или рассказываете другу) о фильме, который недавно посмотрели. Добавьте придаточные предложения к этим фразам:
«Актриса – огонь!» Потому что…
«Это просто сердцедробительный сюжет!» Потому что…
«Тебе надо обязательно посмотреть этот фильм!» Потому что…
«Шикарные костюмы…» Потому что…
Готово? Теперь напишите отзыв или рецензию. Он может быть о фильме, а может – о спектакле, книге, рукописи друга, фестивале, который вы посетили, или о чем угодно еще.
Следите за тем, даете ли вы читателю достаточно конкретики. И, конечно, не забудьте упомянуть название того, на что пишете отзыв, его автора или авторов, возможно – жанр. Если это книга, процитируйте ее, чтобы дать читателю «тестер» авторского стиля или проиллюстрировать свою мысль. Вы можете процитировать и фильм, если, к примеру, пишете о том, что в нем хорошие диалоги.
Где бы вы могли опубликовать этот текст? Возможно, не только у себя на страничке, но и на сайте типа LiveLib? Или на озоне? На Кинопоиске? На сайте театра? В собственном блоге? Выпускайте свои тексты, это поможет вам посмотреть на них новыми глазами.
Глава 21Миф об универсальной историиИли: пусть каждый увидит в тексте себя…
Свою первую повесть я писала и переписывала четыре года. Сначала она была не повестью даже, а циклом рассказов. Я старалась сделать их бойкими и взрослыми и вычеркивала из них всю лирику. Метафоры, эпитеты, описания – все красивости просеивались сквозь сито моей драконовской саморедактуры. Тогда же я убрала из текста название города, в котором происходили события, и его приметы. Для чего? Чтобы читатель мог без труда представить вместо него свой город, ведь события книги могли случиться где угодно. Так рассуждала я, пока писала.
Но, как известно, ни одна книга не способна нас сколькому научить, как книга, написанная нами самими. И когда я представила цикл рассказов с рабочим названием «Постановка голоса» на обсуждение в Литинституте, я весь семинар – два часа – слушала разгромные рецензии на свой текст. Я исписала четыре листа А4, стараясь зафиксировать все замечания. И самым частым из них было такое:
– Мы догадываемся, что место, где все происходит – это Минск. Зачем ты прячешь его черты?.. Какие птицы там летают? По какой улице бежит героиня на работу? Каким воздухом дышат там люди?
Я помню, какими незначительными казались мне тогда эти замечания. Я попыталась возразить, что смысл моего произведения как раз в том и состоит, что эта история может произойти – и происходит – в любом городе. Но мое возражение ни на кого не подействовало. Мастер семинара в своей заключительной речи восклицал:
– Покажи нам мясо этой истории!
Так как я поступила в Литинститут, чтобы учиться новому, глупо было настаивать на своем. И я решила переписать эти рассказы целиком, показав Минск в деталях. Тем более, что я люблю прописывать обстановку и убрала ее из текста только потому, что так, мне казалось, он станет солиднее.
Я перепрыгну сейчас через несколько лет новых и новых редактур – они не относятся к теме. Скажу только, что тогда я решила принять совет мастера, совсем не понимая его. Но я запомнила этот совет и все искала объяснение: почему это так работает?
Когда мою повесть опубликовали, к ней написал вступительное слово Роман Сенчин. Мы не обсуждали, что будет в его заметке, и я прочла ее впервые, зайдя на сайт литературного журнала. Сенчин писал, что моя история – родом из Беларуси, но произойти она может в любом российском городе.
Оказалось, что и мастер, и другие студенты семинара были правы: изображение города не помешало, а помогло сделать историю универсальной.
Пять лет я носила в себе вопрос: как это работает? Пока не приехала на конференцию по сторителлингу в Бухарест и не услышала два выступления. В первом рассказывали о событиях, произошедших где‐то в Африке – на континенте, где я не была. Какой‐то город и какой‐то проспект – я бы забыла все это, если бы выступающий не сказал:
– Я ехал на своем форде по бульвару Нельсона Манделы… – я не отследила, что представляю Тверской бульвар в Москве.
Скажи спикер «Я ехал по одной из улиц», я бы ничего не представила. Это выступление вытеснилось бы из моей головы следующим. Но оратор был намеренно конкретен (мы обсуждали это после) – и слушатель включался.
За ним выступала Джеки Банажински, рассказывая историю, за которую когда‐то получила Пулитцеровскую премию. Я перескажу вам ее выступление.
В начале 80‐х годов о СПИДе только начинали говорить. Он только-только приходил в Америку, информации было мало, и она вызывала панику. Тогда Джеки поручили написать о гей-паре, оба партнера в которой были диагностированы как ВИЧ-положительные. Работа была долгой, без определенного во времени конца: Джеки жила дома у героев публикации вплоть до их смерти. Она описывала их быт, их привычки, то, какие хлопья они едят по утрам – словом, собирала детали, делающие историю живой и уникальной. «Рассказывала, каким воздухом там дышат», – сказал бы об этом мой литинститутский мастер.
Когда очерк Джеки опубликовали и он получил премию, ее родители – истые католики из крохотной деревушки – захотели прочесть его.
– Мои родители – люди очень, очень старой закалки, – рассказывала со сцены Джеки. – И я никогда не показывала им, что за истории я пишу. Но потом – бум! – Пулитцеровская премия. И, конечно, они жаждут прочесть то, за что мне ее дали. Хорошо, говорю я им, я пришлю вам, но вам не понравится эта история. Конечно, как этим строгим католикам может понравиться текст о двух мужчинах, которые много занимаются сексом, а потом они умирают?