Если вы взяли классический текст, поищите статьи литературоведов и критиков, объясняющие, почему это произведение – шедевр. Понимание этого и умение обосновать свое отношение к тексту важно для писателя.
Глава 24Миф о том, что писательство – одинокое делоИли: я все сам!
Каждую новую главу этой книги я добавляю в гугл-документ, к которому есть доступ у двадцати пяти человек. Эти люди – бета-ридеры моей рукописи. Они живут в разных местах: в Казани, во Франкфурте, в Москве, в Петербурге, в Лондоне… Большинство из них тоже авторы текстов, но некоторые – нет. Что их объединяет, так это то, что они любят читать и верят в мою книгу.
Одни, уложив детей спать, читают ее с телефона и шепотом записывают мне аудиодорожки с обратной связью. Другие раскрывают ноутбук и пишут обстоятельные комментарии на полях гугл-документа.
В ответ на некоторые главы я получаю тревожные реакции, что у меня изменился стиль повествования и это нужно исправить. В ответ на другие: «Глава отличная, мне нечего добавить».
После первых комментариев я иду и перекраиваю написанное. После вторых – радуюсь, выдыхаю и приступаю к новой главе. Но какие комментарии важнее? Невозможно ответить. Самое важное для меня – то, что эти комментарии есть. Они изгоняют страх, дают поддержку и помогают увидеть собственный текст новыми глазами.
Я думаю, что писать целые книги в одиночку совсем не обязательно. Это похоже на еще один миф, веря в который, перекрываешь себе доступ к ресурсу.
Конечно, немалая часть писательской работы случается наедине с ноутбуком. Но и это наедине может быть разным. Есть авторы, которым, чтобы писать, необходима тишина и знакомое место. А есть такие, как я, которым работается лучше среди людей, которые тоже пишут. Поэтому я часто договариваюсь с кем‐то из друзей встретиться в кафе, где мы берем кофе, садимся за соседние столики и начинаем писать – каждый свое. Иногда я делаю это онлайн, созваниваясь с кем‐то по видеосвязи или списываясь в чате. «25 минут?» – «Да». – «Поехали!» А в ноябре, пока идет международный писательский марафон НаНоРайМо (NaNoWriMo), я пишу с другими весь месяц.
Для меня, как и для многих моих знакомых, это работает. Помогает сконцентрироваться, не терять время и чувствовать себя в потоке. И очень здорово освобождает от сомнений и страхов.
И хотя разные тексты пишутся по‐разному: одни в тишине библиотек, другие – в транспорте, я думаю, что важно попробовать разное и узнать, что работает для меня. Например, одно дело – глубоко погрузиться в текст, как это бывает в середине книги, которую пишешь. И совсем другое – начинать писать после перерыва. Для вторых случаев у меня есть writing buddy – партнер по ответственности. В некоторые месяцы мы договариваемся созваниваться по воскресеньям на тридцать минут, чтобы обсудить, что сделано за неделю, и поставить цели на следующую.
Я знаю, что творческое общение стимулирует меня. Поэтому иногда дарю себе онлайн-курсы с дедлайнами или индивидуальные консультации по текстам. Или прошу подругу выбрать время для звонка, в котором она расспросит меня о моем замысле, обсудит его со мной.
Так делали и классики. Достаточно заглянуть в тома с их переписками, и мы увидим, как часто обсуждают они идеи своих произведений с коллегами и какую подробную обратную связь дают друг другу еще до того, как произведение опубликовано.
Вот несколько примеров. Я предлагаю вам, читая, представить, что эти письма получили вы, то есть что они – о ваших текстах.
11 апреля 1889, г. Москва, Чехов пишет брату:
Новый Виктор Крылов!
…Ты написал пьесу? Если хочешь знать о ней мнение, имеющее ценность, то дай ее прочесть Суворину. Сегодня я напишу ему о твоей пьесе, а ты не ломайся и снеси. Не отдавай в цензуру, прежде чем не сделаешь поправок, какие сделаешь непременно, если поговоришь с опытными людьми. Одного Суворина совершенно достаточно.
Мой совет: в пьесе старайся быть оригинальным и по возможности умным, но не бойся показаться глупым; нужно вольнодумство, а только тот вольнодумец, кто не боится писать глупостей.
Не зализывай, не шлифуй, а будь неуклюж и дерзок. Краткость – сестра таланта.
Памятуй кстати, что любовные объяснения, измены жен и мужей, вдовьи, сиротские и всякие другие слезы давно уже описаны. Сюжет должен быть нов, а фабула может отсутствовать…
13 сентября 1929 года, Андей, Франция.
Эрнест Хемингуэй – Скотту Фицджеральду
Дорогой Скотт,
отвратительное состояние депрессии, когда терзаешься, хорошо ли, плохо ли ты написал – это и есть то, что называется «награда художнику».
Бьюсь об заклад, все получилось дьявольски хорошо. И когда ты собираешь вокруг себя этих слезливых пьянчуг и начинаешь плакаться, что у тебя нет друзей, ради бога, внеси поправку. Если ты скажешь, что у тебя нет друзей, кроме Эрнеста – паршивого короля романов с продолжением, – то и этого будет достаточно, чтобы их разжалобить.
Ты не выдохся и знаешь еще предостаточно, и, если тебе кажется, что запас твоих жизненных познаний иссякает, рассчитывай на старину Хема.
Я расскажу тебе все, что знаю: кто с кем спал и кто раньше или позже женился – все, что тебе потребуется…
Летом неохотно работается. Нет ощущения приближающейся смерти, как это бывает осенью – вот когда мы беремся за перо.
Пора расцвета проходит у всех – но мы же не персики, и это не значит, что мы гнием. Обстрелянное ружье делается только лучше, равно как и потертое седло, а уж люди тем более. Утрачивается свежесть и легкость, и кажется, что ты никогда не мог писать. Зато становишься профессионалом и знаешь больше, и когда начинают бродить прежние соки, то в результате пишется еще лучше.
Посмотри, что получается на первых порах: творческий порыв, приятное возбуждение – писателю, а читателю ничего не передается. Позже творческий порыв иссякает, и нет того приятного возбуждения, но ты овладел мастерством и написанное в зрелом возрасте лучше, чем ранние вещи…
Просто нужно не отступать, даже когда совсем скверно и не ладится.
Единственное, что остается, если взялся за роман – это во что бы то ни стало довести его, проклятого, до конца.
Мне бы хотелось, чтобы ты в материальном отношении зависел от этого или других романов, а не от треклятых рассказов, потому что они опустошают тебя и в то же время служат отдушиной и оправданием – треклятые рассказы…
Черт возьми! У тебя больше материала, чем у кого‐либо, и тебе это больше по душе, и, бога ради, не бросай, закончи роман и, пожалуйста, пока не закончишь, не берись ни за что другое…
Писать рассказы – вовсе не значит продаваться, просто это неразумно. Ты мог и по‐прежнему можешь достаточно зарабатывать одними романами. Чертов ты дурак. Продолжай, пиши роман…
…Если письмо получилось занудным, то только потому, что меня ужасно расстроило твое подавленное настроение, и я чертовски люблю тебя, а когда начинаешь рассуждать о работе или «жизни», то это всегда ужасно банально…
Полин шлет поцелуй тебе, Зельде и Скотти.
Всегда твой
Фицджеральд – Хемингуэю:
Дорогой Эрнест!
Роман очень хороший. Ты пишешь лучше, чем кто бы то ни был из теперешних писателей. Спасибо, что
вспомнил обо мне и за надпись на книге.
Я читал ее с напряженным интересом, стараясь сам решать технические вопросы по мере того, как они возникали, часто так и не догадываясь, каким образом ты добиваешься того или иного твоего эффекта, и всякий раз убеждаясь, что и с этой трудностью ты справился.
Великолепен эпизод, когда гибнет отряд, а также бой на холме и та сцена, где Джордан производит взрыв. Из боковых ответвлений мне особенно понравился Карков, а еще Пилар и ее соната смерти… Сцена прощания отца с сыном сделана могучей рукой. Собираюсь прочитать книгу еще раз.
Я так и не собрался написать тебе насчет «Иметь и не иметь»; эта книга мне тоже понравилась.
В ней есть наблюдательность и умение писать, за которое ты еще поплатишься, когда тебе начнут подражать мальчишки; в ней есть места и целые страницы, по своей неутихающей напряженности достойные Достоевского.
Поздравляю тебя с большим успехом твоей новой книги. Чертовски тебе завидую и говорю это вполне серьезно. Достоевского с его огромным, обращенным ко всем сердцем я всегда любил больше других европейцев. А успеху завидую потому, что он даст тебе время заниматься тем, чем ты хочешь.
Любящий тебя, как прежде,
Гюстав Флобер – Эмилю Золя:
Париж, пятница, вечером.
Только что я прочел вашу жестокую и прекрасную книгу! Я и сейчас еще под впечатлением ее. Сильно! Очень сильно!
Не одобряю только предисловия. По-моему, оно портит ваше произведение, такое беспристрастное и возвышенное. Вы открываете в нем свою тайну, это слишком наивно; и высказываете свое мнение, вещь, которую, с точки зрения моей (лично моей) поэтики, романист не имеет права делать.
Вот и все мои возражения.
Но у вас замечательный талант, и вы молодец!
Напишите, когда можно вас навестить, чтобы подольше побеседовать о вашей книжке.
Сердечно жму руку, весь ваш.
Хотели бы вы получать такие вдумчивые и поддерживающие письма о ваших текстах? Помогли бы они вам продвигаться в вашем деле? Если да, то заведите себе литературных друзей. Или превратите уже существующих друзей в литературных. Это кажется сложным, но на самом деле многие люди мечтают о глубоких разговорах, а некоторые даже дерзают и устраивают иногда у себя дома литературный салон. Почему бы и нет? Можно попробовать.