Илиадой!
Я прикрываю бумагу своим телом…»
Далее автор скажет, что это то самое море, в которое впадает его Днепр. И вернется в Беларусь, к своему повествованию.
Красиво? По-моему, да. Дерзко? О да. Неидеально? Живо. Вы заметили, что Короткевич, лежащий на пляже в Крыму, стал вам ближе? Это потому, что он выглянул из текста. Выгляните и вы.
Глава 27Миф о том, что у всех писателей одна задачаИли: как понять, что у меня получилось?
Мои друзья-программисты всегда удивляются, что писателям так сложно заканчивать свои произведения. «Нам тоже сложно, – говорят они, – и хочется улучшить код, сделать его красивее. Но мы знаем, что нужно просто свериться с техническим заданием – и, если все работает, успокоиться».
Долгое время я отвечала, что работа писателя – это не работа программиста, не сравнивайте. Но чем больше я пишу, тем больше понимаю, что свериться с ТЗ, чтобы завершить дело – здоровая идея. Только в нашем случае ТЗ – это не техническое задание, а творческая задача.
Сейчас, когда я пишу эту книгу, мне 32 года. Когда она выйдет, мне будет 33. Я не классик с многотомным собранием сочинений и не могу писать об окончании текстов, опираясь на это собрание. Но, возможно, я чуть ближе к вам, чем этот классик. Поэтому я расскажу, как сейчас заканчиваю тексты я. И, если это однажды изменится, я напишу еще одну книгу. И если у вас иначе, это нормально.
Я затеваю произведение или книгу от переполненности – и чаще всего в начале дела энергии на него у меня очень много. В этот момент я пишу заметки о том, какой бы я хотела видеть будущую вещь. Эта мечта и есть моя творческая задача. В момент начала она кажется мне дерзкой, и я совсем не уверена, что справлюсь.
Когда же произведение, которое я пишу, начинает оформляться и завершаться, мне обычно кажется, что я должна писать его еще лет пять. Я уже предчувствую новые творческие задачи, к которым пока не могу подступиться, но очень хочу.
Тогда я открываю свои заметки и вспоминаю – чаще всего, с удивлением – чего я хотела от своего текста. То есть делаю то, что делают программисты – сверяюсь с первоначальной творческой задачей.
Задача эта может быть разной. Про свою я расскажу чуть ниже. А пока начну с безопасного: с известных писателей. Вот, к примеру, творческая задача «Колымских рассказов» Варлама Шаламова. Я нашла ее в его статье «О моей прозе»:
«Я ставил себе задачей создать документальное свидетельство времени, обладающее всей убедительностью эмоциональности».
Вот – задача нобелевского лауреата Светланы Алексиевич. Из интервью:
«Я складываю образ своей страны из людей, живущих в мое время. Я хотела бы, чтобы мои книги стали летописью, энциклопедией поколений, которые я застала и вместе с которыми иду. Как они жили? Во что верили? Как их убивали и они убивали? Как хотели и не умели быть счастливыми, почему у них это не получалось».
Художественная задача не обязательно должна быть такой масштабной. Вы можете желать передать в тексте какое‐то состояние, показать начало чувства, создать атмосферу или исследовать волнующий вас вопрос.
Я поделюсь с вами тремя своими заметками, сделанными в начале работы над этой книгой:
1. «Когда я читаю “Фауста” Гете, или “Шар и Крест” Честертона, или “Энергию заблуждения” Шкловского, или “Мою жизнь” Марка Шагала, я каждый раз чувствую одно и то же. Я чувствую, что автор жив и даже – что он живее меня. Мне сообщается энергия жизни, которую французы называют peps. И я мечтаю, чтобы моя книга была такой же: полной жизни. Чтобы она читалась легко и оставляла ощущение живого интересного разговора. И при этом еще давала в руки волшебные палочки и прогоняла страх».
2. «Мне ужасно хочется, чтобы в моей книге была энергия эксперимента, свободы, творчества. Чтобы она никого не щелкала по носу ни за рассказ длиной в шесть слов, ни за легкость стиля, ни за нерегулярное писательство. Чтобы ее было невозможно прочесть целиком за один присест, потому что после каждой главы пальцам хотелось бы к клавиатуре – писать свое. И чтобы читатель ее мог опереться не только на Пушкина с Толстым, но и на малоизвестного автора, который ему нравился в школе, и на свои подростковые рассказы».
3. «Когда я вижу, что в ком‐то есть творческое начало, но оно не реализуется из‐за страхов, у меня внутри все воспламеняется. “Антоним жизни – не смерть, антоним жизни – страх”, – сказал Фрейд. И я ношу эту цитату под сердцем. Я люблю, когда не страшно. Бесстрашие – вот здоровое состояние человека в момент творчества. Я думаю, что творчество, как и любовь, изгоняет страх. Я села и записала все мифы и страхи о писательстве, которые знаю! Все эти ограничивающие убеждения, из‐за которых столько классных текстов так и не прозвучали. Страхи, из‐за которых проще пойти сварить кофе и включить сериал, уехать в другую страну, начать новый бизнес – все это проще, чем открыть текстовый редактор и написать абзац.
У меня есть такая амбиция, чтобы внутри читателей этой книги что‐то воспламенилось – и они побежали писать истории, которые давно уже где‐то там внутри бьют клювом скорлупу, желая увидеть мир».
К моменту, когда я сверяюсь со своей творческой задачей, я обычно получаю и первую обратную связь на книгу. Чаще всего по ней видно, удалось ли мне эту задачу решить.
Самое важное здесь – не сказать себе: «Ну, это было легко!», не обесценить свой результат. Вспоминать, что в начале пути легко не было, наоборот: задача казалась недостижимой. А сейчас она кажется простой, потому что автор многому учится, пока пишет книгу.
Разве не удивительно это: еще полгода назад, да и всю жизнь до этого, я не умела писать так. А сейчас передо мной лежит текст, в котором – для меня – свершилось чудо.
После того, как я сверилась с тем, каким хотела видеть свой текст, затевая его, я проверяю, не перемудрила ли я с инструментами. Не «надела ли я все лучшее сразу» в своем тексте? Не переборщила ли с деталями в моментах напряжения? Или, наоборот, не пересушила ли повествование?
Я не хочу быть художником, который взялся писать сцену сражения акварелью только потому, что ему нравится акварель. Или скульптором, который взял пластилин вместо гипса, а теперь расстраивается, что мелкие детали «плывут».
Я думаю, что именно творческая задача определяет, какие инструменты вы будете использовать, а какие – нет. Вы можете быть прекрасным портретистом, умеющим писать глаза и взгляды, но какая‐то творческая задача может потребовать от вас отказаться от этого. Как, например, у упомянутого уже Шаламова:
«Разве для любого героя “Колымских рассказов” – если они там есть – существует цвет глаз? На Колыме не было людей, у которых был бы цвет глаз, и это не аберрация моей памяти, а существо жизни тогдашней».
Я не сомневаюсь, что Шаламов сумел бы описать цвет глаз виртуозно. Но он отказывается от этого, следуя реальности и своей задаче.
Когда я писала эту книгу, я не использовала период, хотя люблю этот прием. Период – это большое, сложное, законченное предложение, разделенное отчетливой паузой на две части, которые произносятся с повышением и понижением голоса. Вот пример из Аксакова: «Как ни хотелось моему отцу исполнить обещание, данное матери, горячо им любимой, как ни хотелось ему в Багрово, в свой дом, в свое хозяйство, в свой деревенский образ жизни, к деревенским своим занятиям и удовольствиям, но мысль ослушаться Прасковьи Ивановны не входила ему в голову». В периоде есть красивая торжественность. Но моей книге она ни к чему, как ни к чему она дружескому разговору за полночь на кухне.
Зато ориентация на разговорную речь, личные истории, парцелляция (это когда вместо «Редактируйте по слову за раз» я пишу «Редактируйте. По слову за раз») – лучшие друзья этого текста. Они помогают мне решить творческую задачу.
Я думаю, что, и рассуждая о чужих текстах, нам стоит иметь в виду творческие задачи, которые ставил перед собой автор. И отталкиваться от них: решены ли они? И как решены?
Попробуйте читать чужие тексты, задавая себе вопрос: о чем это? Какую мозаику складывает автор? Что он исследует? На какую идею, как на веретено, наматывает образы? Чем больше вы будете практиковаться в этом, тем полнее будут раскрываться для вас тексты, которые вы читаете. И тем больше удовольствия от них вы будете получать.
Судить произведение стоит по тем законам, которые создал автор внутри него.
Я не спорю с тем, что бывает интересно приложить постмодернистскую линейку к романтическому тексту или посмотреть на средневековый текст через призму психологического романа. Но в этих случаях мы понимаем, для чего это делаем: ради эксперимента или, например, чтобы проиллюстрировать какие‐то свои идеи.
Когда мы даем обратную связь автору, то понять идею произведения, его задачу – важно. И когда мы даем ее себе – тоже.
1. Формулируйте творческую задачу или задачи, которые вы решаете в каждом тексте.
2. Сверяйтесь с этими задачами, когда теряете ориентиры.
3. Не все возможные задачи нужно решать в одном тексте.
4. Выбор инструментов тоже зависит от задачи.
5. Судить произведение стоит по тем законам, которые создал автор внутри него.
Выберите спокойный тихий момент, возьмите блокнот или откройте текстовый редактор и спросите себя: какие тексты я люблю больше всего? Ищите ответа на глубине. Вам не обязательно выбирать из классических произведений. Если книга, к которой вы часто возвращаетесь в мыслях, написана автором «второго эшелона» или вашим другом – все в порядке. Перечислите те книги, без которых вы не можете представить своей жизни.
А теперь сформулируйте, за что вы их любите. Что вдохновляет вас, от чего все внутри воспламеняется или мурлычет? Обязательно запишите это, ведь мы формулируем точнее, когда пишем.