А вот и занудный высокопарный голос здравого смысла. Зачем этот пустой треп? Он же просто-напросто вреден!
Кивнув, я снова делаю вид, что работаю, но хочется спросить еще пару вещей. Они вертятся на языке так, что все мысли концентрируются на них, а не в ноутбуке.
– Почему сейчас?
– Не знаю. Ты меня развеселил. Я стала вспоминать, когда в последний раз сама себя считала красивой. Пересмотрела кучу фотоотчетов с квизов. Написала, что приду на игру. Вспомнила, как любила приходить туда каждый раз разной. Решила избавиться от волос, раз мне они так давно не нравятся. Пошла и сделала.
– Значит, это не из-за комплимента?
– Ты не делал мне комплиментов. Комплименты – это другое. Я просто целую неделю ждала, когда ты заговоришь, и, когда ты это сделал, пусть и неловко, у меня словно камень с души упал. Но это странно… Хоть я и думала о тебе все это время, я хотела порадовать себя, а не тебя. Круто?
Ничего не отвечаю, потому что после слов «я и думала о тебе все это время» ничего не слышу.
– Что это? – Лискина сама меня отвлекает. Кивает на золотую медаль, висящую на зеркале заднего вида. – От предыдущего водителя украшение осталось?
– Нет. – Я тянусь и снимаю побрякушку. – Когда коробки перевозил, она выпала. Сергей Васильевич, прежний водитель, сказал, что такое надо хранить на видном месте.
– Это твое? За какие-то математические штуки?
– Нет. – Я смеюсь, а Ася снова смотрит на меня, как на говорящую собаку. Уже второй раз так реагирует на смех.
– Ты смотришь на меня, как на говорящую собаку, – не могу не сказать, это по какой-то причине выше моих сил. Мне вообще слишком хочется… болтать.
– Ты не поверишь, но именно так я и думаю о тебе, когда слышу в твоем исполнении предложения длиннее трех слов.
Мы молчим пару секунд, а потом хохочем. В машине тут же становится теплее.
Ася паркуется у ресторанчика и присвистывает:
– Прикольно. Любишь здоровую еду?
– Люблю, – отвечаю, выйдя из машины, и дергаюсь, чтобы помочь Асе, но она справляется сама.
– Я же твой водитель, а не наоборот. – Она машет рукой, закрывает автомобиль и первая идет к ресторану.
Ася умело вживается в роль, и это смотрится комично, но она совершенно точно верит в то, что делает. Заходит первой, просит хостес о столике на двоих в тихом месте – хоть я и не уточнял, где и как люблю сидеть, – и смело шагает вперед.
Зал полупустой, просторный, светлый, всюду какая-то зелень. Ася крутится на месте, прижимает пальцы к уху и шепчет: «Первый-первый, я второй, как слышно? Орел в гнезде!» Я не комментирую. В целом она выглядит почти профессионалом, когда не кривляется.
Вообще-то я думал, что идея нанять ее окажется плохой и ничего из этого не выйдет, потому что девушка-водитель – это в итоге не помощник, а объект для заботы и защиты. Но Ася отлично изображает, что не нуждается в поддержке.
– Так откуда медаль? – Она наваливается на стол и упирается подбородком в кулак.
– Я занимался греко-римской борьбой.
– Чего-о? – Она восклицает так громко, что на нас оборачиваются немногочисленные посетители.
– Секция рядом с домом, все одноклассники туда ходили. Родители решили, что интровертному мальчику нужно как-то подружиться со сверстниками. Лучший способ – общие увлечения. Здоровье позволяло, комплекция тоже. Я довольно быстро понял, что и как нужно делать. Спорт порой – та же математика. С одноклассниками, правда, нас это никак не сблизило, скорее наоборот. Не пропускал тренировки, делал что говорят, соблюдал режим, не курил за спортшколой. К семнадцати я сделал все, что мог. Дальше – мастер спорта, но для этого нужно было стать совершеннолетним. А после совершеннолетия мне борьба стала уже неинтересна.
– Ты так разобрался с Колчиным? – Ее голос тухнет, как и взгляд. Восхищение сменяется вопросом.
– Нет. Точнее, почти. Он на меня кинулся, я его уложил на лопатки. Все. Этого хватило.
– Прости, что тебе пришлось…
– Не страшно. Я сам пришел.
– Увидел в окне?
– Да.
– Ты следишь за мной? – Она улыбается так широко, что хочется сказать: «Да».
– Нет. Просто твои окна напротив…
– Я знаю.
– Следишь за мной?
– Да, – довольно выдает она и улыбается еще шире. – Все-все вижу.
Почему я задыхаюсь от этих слов? Вдох застревает в горле, приходится даже откашляться и тайком проверить пульс, это уже вошло в привычку. У меня нет проблем с сердцем, но мне определенно интересно, почему оно так реагирует на самые неочевидные вещи.
Ася поражает своим умением говорить все в лоб. Я привык быть самым неловким собеседником в компании, а она обескураживает даже таких прямолинейных, как я. Она смелее, раскованнее, быстрее, чем кто-либо из моих немногочисленных знакомых.
– И… зачем? – Звучит слишком осторожно, но, если честно, мне несколько страшно услышать от Аси очередное откровение. Она слишком легко вживается в роли, чтобы доверять ей.
В ее присутствии я обнаруживаю в себе слишком много новых качеств. Становлюсь растерянным, хуже слежу за словами, допускаю навязчивые мысли. Интересный эффект от присутствия постороннего человека.
Держаться подальше. Вот и весь ответ.
– Мне интересно, кто ты.
– Почему?
– Мы такие разные! Разве не естественно хотеть узнать того, кто на тебя не похож?
– Нет.
– Почему?
– Мне хватает своей жизни, чтобы не лезть в чужую.
– Значит, я тебе неинтересна?
– Нет.
– Ты врешь?
– Да.
– Почему?
– Блин. – Я сверлю взглядом меню и складываю в уме цены, чтобы отвлечься. Что я только что сказал? «Да»? – Просто это неправильно. Я выбираю легкий путь. А нужно выбирать правильный. И самое правильное сейчас – уволить тебя и найти тебе другого провожатого.
– Почему? Или не стоит задавать вопросы, на которые я знаю ответ?
– Ты знаешь ответ?
– Я тебе нравлюсь. – Она широко улыбается. Обезоруживающе.
– Это неправда.
– Врешь?
– Нет.
На этот раз она краснеет до корней волос и отворачивается.
– Давай закажем еду и прекратим этот неловкий разговор, – советую я Асе.
Она кивает и старается казаться непринужденной, но эта роль ей явно дается намного хуже предыдущих. В одном я ее превзошел – в прямолинейности. Она не врет другим, а я не вру себе.
Глава 17
Три микроинфаркта за полдня – это по мне.
Первый – когда после салона и шопинга я вижу Тимура. Ему нравится, как я выгляжу, точно знаю, и мне вдвойне приятно получить одобрение такого сухаря, как он.
Второй – дурацкое «Я тебе нравлюсь». Он отрицает, и я чувствую себя полной дурой. Опять.
Удивительно, но когда-то я бы расхохоталась и махнула рукой, а теперь в груди все сжимается, потому что я кажусь сама себе глупой.
Костров бесит! Никогда я не находила с такими общий язык. Он не воспринимает легкий флирт: не подыгрывает мне, не болтает. Это все могло бы быть весело, но ему не нужна моя «дружба». Ему нужно быть мрачным мамонтом.
Ну а третий инфаркт – дорога домой. Я не включаю музыку, не смеюсь. Мне уже не кажется, что я рада. Просаженные деньги жгут стыдом и страхом – завтра, послезавтра, через неделю мне надо будет на что-то жить. И сейчас явно не лучший момент, чтобы спрашивать у «начальства», когда зарплата.
Припарковавшись у дома Кострова, я выхожу и протягиваю ему ключи. Он в ту же секунду поднимает руку, и теплые пальцы мягко забирают связку. Мы соприкасаемся на миг, а потом смотрим друг на друга, и у меня в горле пересыхает. Наш второй контакт после моего неловкого поцелуя в щеку? Двух! И рукопожатия. Выходит, четвертый. Сглатываю комок в горле и жду, когда он тоже это осознает.
Костров просто обезоруживающе хорошенький и совершенно недоступный! Терпеть таких не могу! Неужели нельзя быть обычным? Как все?
– Ну пока, – бормочу я, переминаясь с ноги на ногу.
Вот бы его обнять… Ну просто попробовать. Интересно, каково это? Он теплый или такой же холодный, каким прикидывается? Наверное, это было бы приятно. Целовать его в щеку было приятно. От него пахнет миндалем и яблоком.
Старушка, Персик, где вы, когда так нужны?
– Доброй ночи. – Он вежливо улыбается, как хороший мальчик.
Я поворачиваюсь и бреду к своему подъезду, пока не слышу крик за спиной.
– Ася! – зовет он.
Мои руки покрываются мурашками, даже волосы на голове будто шевелятся. Почему же какие-то три буквы так сильно жгут в груди?
– Что?
– Ты очень красивая, – говорит Костров. – Это не ради флирта. Ни в коем случае. Я просто думаю, что ты сегодня должна услышать это. Потому что это правда. И утром ты тоже была очень красивая.
Он наклоняет голову вперед в странном недопоклоне и очень широко улыбается.
– Господи, Костров, почему ты такой дикарь? – Мой голос звучит так громко, что с деревьев взлетают птицы. И пусть это только из-за порыва ветра, но выглядит кинематографично.
– Дикарь? – снова смеется он.
Это что, третий раз, когда он смеется? Четвертый? Костров, я скоро привыкну!
– Да! Реально асоциальный тип. – Я приближаюсь и упираю руки в бока.
– Да что ты? – Он сжимает губы, сдерживаясь, а потом улыбается так широко, что становится виден ровный ряд зубов. Его лицо меняется, снова становится открытым, дружелюбным.
Коленки опять ноют. Прекрасно!
– Ты не умеешь… флиртовать!
– А зачем мне с тобой флиртовать?
– Господи, да просто ради интереса! Чтобы не терять форму!
– Зачем? Какой в этом смысл?
– Никогда не думала, что скажу это, но ты, Костров… какой-то глупый!
И я вновь слышу его смех. Он кивает мне трижды, потом смотрит прямо в глаза. И опять дрожат коленки. Он такой необычный, что от каждого «обычного» действия меня просто разрывает. Это нормально?
– Тебя что, никто никогда не пытался соблазнить?
– Нет. А ты пытаешься?
– Да нет же! Просто… Ну неужели ты не флиртовал?