ился, и я увидела, что из этого получается: она ему так идет, что у меня в голове он отныне всегда с ней. И волосы торчком. И красивый прямой нос. И шея, когда он запрокидывает назад голову. И руки. И плечи. И то, как он шепчет ерунду, гладя при этом мою спину. И голос. И сообщения. И признания.
Споткнувшись на ровном месте, я смотрю под ноги. Прямо на тротуаре, согнувшись и прижавшись грудью к асфальту, лежит Колчин.
– Егор?
– Тш-ш, там котенок, – бормочет он, будто это обычное дело.
Егор и правда выуживает что-то из-под погнутой мусорной корзины на остановке.
– Что?
– Быстрее, придержи!
Я сажусь на корточки и держу на весу корзину, пока Егор достает оттуда пищащий, крепко завязанный пакет.
– Представь, какие-то уроды выкинули.
– А как ты…
– Да мне из-за колес нельзя за руль. Осваиваю общественный транспорт, – говорит он с таким видом, словно это в порядке вещей.
Егор развязывает пакет, и мы оба заглядываем в него, чуть не стукнувшись макушками. Там одинединственный, совсем хилый черный котенок.
– И куда его? – спрашиваю я.
Колчин умильно смотрит в желтые глаза облезлого зверька, улыбается, спрятав его под куртку.
– Заберу себе.
Сидящие на лавочке остановки девочки восхищенно смотрят на красавчика Колчина с облезлым котенком за пазухой. Он нарочито не обращает на них внимания.
– Могу я назвать его Персиком? Помнишь, мы мечтали завести кота. Персика.
– Да. Конечно, да.
Я никогда не забывала про нашего гипотетического кота. Если он станет настоящим, мне будет, пожалуй, не по себе. Но не могу лишить Егора этого, даже мысли такой не возникает.
Колчин выглядит так, будто ему это нужно. Кто-то живой, кого можно будет душить заботой.
– Круто! – Егор улыбается коту. – Я лечусь.
– Ага.
– Соня настояла, мы купили там… всякое. Стабилизаторы настроения или типа того.
– М-м, ясно. Я пошла.
Я встаю слишком резко – голова кружится.
Не хочу слушать. Не от неприязни, просто зачем давать ему шанс? Ведь он может начать на что-то надеяться. Кажется, Егору не много нужно. Сейчас он кажется почти прежним – очень милым и беззаботным.
– Ась! Могу я тебя проводить?
– Нет, не думаю.
Девочки сидят навострив уши, а я стремительно ухожу. И Егор не идет следом. Наконец-то, даже дышать стало легче.
Когда он вот такой понятливый, все воспринимается проще, и он кажется более знакомым. Такого человека я хорошо помню.
Дойдя до перекрестка, я стою на светофоре и невольно оборачиваюсь. Егор стоит, подставив лицо последнему осеннему солнцу, держит котенка под курткой и ждет автобуса. Какой-то сюр.
Меня тревожит ностальгия и странное чувство дисгармонии. Егор – не про котят, автобусы и спокойствие.
Я невольно дергаюсь. Мне кажется, что Колчин должен сейчас, как обычно, начать терроризировать сообщениями, но телефон молчит. Даже проверяю, не остался ли Егор в ЧС.
По дороге я не выдерживаю и набираю Соню, которая после третьего гудка отвечает недовольным «Че?».
– Как Егор?
– Норм.
– Расскажешь, что было в итоге?
Она замолкает, вздыхает.
– Ну, мы не обращались к психологам, психиатрам или типа того. Он не хочет афишировать, но мой невролог прописал ему колеса. Все. Он их пьет, вроде как за неделю очухался, жить будет.
– Точно все хорошо?
– Переживаешь о бывшем?
– Нет, просто опасно звучит как-то. Лечение без врача – это точно…
– Все нормально. Что-то еще?
– Могу я перестать прятаться?
– Ой, сама решай, а? Я что тебе, мамка?
– Ты лучше его знаешь… Сейчас.
– Он пьет колеса, и это все, что я знаю. А еще знаю, что неделю назад он орал и кидал в меня стаканы. Зеркало разбил.
– Он подозревает, что…
– Он считает, что такого просто не может быть. И всех кругом в этом убедил. Они смеются, что такому, как Костров, ничего никогда с тобой не светит. Поздравляю, ты больше не подстилка. Ты теперь святая золотая девочка, которая непременно будет с Егором – нужно только подождать.
– Какая-то биполярка, ей-богу. Ладно, поняла.
– Если честно, я думаю, что Егор уже не ревнует, но я боюсь, что он теперь не совсем понимает, что происходит. Я не знаю. И я не знаю, что должно случиться, чтобы мы отвезли его в больничку. – Ее голос становится чуть более взволнованным.
А потом Соня, не договорив, сбрасывает вызов, и я иду домой уже без нее.
В квартире с облегчением выдыхаю и прогуливаюсь по своим новым комнатам, будто желая убедиться, что все готово для приема первых гостей. На кухне теперь бордовые стены и черный гарнитур. На полу валяются подушки и стоит низкий кофейный столик, как в китайском ресторанчике.
В спальне синие стены и кровать с кованой спинкой – тут, наоборот, белая мебель. Скрипучее основание удалось пристроить за самовывоз, зато на замену нашлось подержанное. Кровать больше не издает раздражающих звуков и не мешает спать. Вместо шкафа из коробок – комод, урвала на гаражной распродаже, которую устроили съезжающие соседи. Пятнадцать ящиков, как в старом архиве. Я все покрыла своей коронной белой водоэмульсионкой и начистила латунные ручки.
Тут же поставила штангу для одежды. Деревянные советские плечики из бабушкиного гаража тоже реставрировала этой краской. Для синей стены нашлась большая картина в белом паспарту и тонкой черной рамке. И фонарики над кроватью.
Все чаще хочу остаться дома, тут стало уютнее и появилось слишком много дел. Я так долго боялась одиночества, что теперь удивляюсь сама себе, когда задергиваю шторы, отрезая от себя даже соседа из дома напротив.
«Что делаешь?»
«Собираюсь на квиз».
«Не страшно?»
«Немного».
«Я приду, как только попросишь».
Кидаю Кострову фотографию наряда. Я сшила практически идеальное платье из коричневого легкого батиста в мелкий цветочек. Не особенно по-осеннему, но с теплыми колготками и огромным бабушкиным свитером поверх – самое то.
Тимур молчит, а потом присылает свое фото. Хочу раздобыть маховик времени и переместиться с его помощью вперед, в ночь, когда я провожу друзей и придет Тимур. На фото он скучающе уткнулся щекой в кулак на фоне каких-то графиков. Из-под манжеты выглядывают мои обожаемые часы. На них можно рассмотреть завышенный пульс.
«Ждать вечера и спокойно работать стало сложнее. Я вычту свой непродуктивно отработанный день из твоей ЗП».
Не отвечаю ему, чтобы не увлечься диалогом, и, взяв пальто, бегу на улицу. Мне кажется, что я уже не волнуюсь. Почти уверена в этом, но все равно в нерешительности торможу у входа, пока со спины на меня не набрасываются Женя и Яна.
– А вот и она! – Женя обхватывает меня за талию и поднимает вверх. – А где Костров?
– Пусти! – хохочу я в ответ. – Он не фанат кино.
– А отвечал неплохо, – бурчит кто-то.
Я оборачиваюсь, выпутываюсь из рук Женьки и сталкиваюсь взглядом с Аней.
– Ну, ты просто меня не слушала, вот он и помог.
– Не очень похоже на извинения.
– Ань. – Я хочу ей много всего сказать, но не уверена, что это подходящий момент. – Ты же придешь ко мне вечером после игры?
Она мнется, переглядывается с Яной, потом с Леной.
– А что ж ты «курочек» не позвала на новоселье? Или они уже были?
– Ревнуешь?
Она краснеет и отворачивается. Ее черное каре уже через секунду мелькает за стеклянной дверью бара и смешивается с толпой.
– Ну не дразни ее! – умоляющим тоном просит Яна.
– Знаешь, ей тоже пора немного повзрослеть. – Я поджимаю губы и иду вслед убежавшей Ане.
Мне легче. Я не чувствую себя настолько чужой и, кажется, с каждым раундом принимаю происходящее как часть новой жизни. Я боялась, что уже не вольюсь в старую команду, как не влезают люди в любимые прошлогодние джинсы, но она мне впору. Ребята выросли, изменились. Слушаю их в перерывах и жадно впитываю все, что пропустила. Они интересные, и я им во многом проигрываю, хотя когда-то казалась чуть опытнее и старше, пусть мы и одногодки. Я жила одна, они с родителями. Я приезжала на игры на мотоцикле, они на трамвае. Я работала, и у меня в речи были крутые слова вроде «зарплата», «начальник», «коллеги». Это делало меня очень важной и осознанной. Теперь они важные и осознанные.
Яна и Женя перешли от дружбы к любви и кажутся очаровательно милыми. Делают все правильно, не хотят жить вместе до свадьбы и много говорят о планах на будущее. Они видятся мне недосягаемыми. Яна – очень счастливой, с искренней любовью в глазах.
Аня, кажется, собирается продолжать учебу в магистратуре. За эти два года она продвинулась куда дальше меня, я чуть меньше начинаю гордиться своим новым умением смотреть сериалы с субтитрами.
Лена нашла работу переводчика для какого-то иностранного сайта и зарабатывает больше, чем все мои знакомые. Самая тихая и скромная девчонка, которая никогда не выказывала особого интереса к наукам.
Я боюсь момента, когда меня спросят о планах на жизнь. Мои планы – это шить юбки, смотреть много фильмов и возить Кострова по его делам. Я законсервировалась, пока они развивались, и мне не по себе.
– А что у тебя нового? – улыбается Яна. – Расскажи уже!
Мы только что отыграли седьмой раунд и уже знаем, что заняли далеко не первое место.
– Восьмое, как всегда, – ворчит Женя, глядя на появляющуюся на экране турнирную таблицу.
На минуту обо мне забывают, и я успеваю придумать речь.
Шить юбки. Смотреть фильмы. Возить Кострова. Разговаривать с неодушевленными друзьями, Старушкой и Персиком.
– Ну что? Что нового, рассказывай, мы столько пропустили! – Яна вспоминает обо мне в очереди в гардероб. Аня прислушивается – впервые за вечер.
– Быть может, пойду на курсы. Усовершенствую английский. Кажется, он мне нравится.
– Только сейчас поняла? – Брови Ани ползут вверх.
Нет, просто хочу стать еще круче?
Да, потому что мне стало недостаточно моего уровня?
Нет, просто хочу освоить новое направление?