– Да. Я забила на учебу. Все меня успели догнать и обогнать. А последний месяц я так много работала, что, кажется, возвращаюсь в строй.
– Что еще? Ты вроде работаешь с нашим Тимуром Валентиновичем?
Мы выходим на улицу, я делаю глубокий вдох.
Я могла бы сколько угодно делать вид, что крутая, эрудированная и знающая, чего хочу от жизни. Эти ребята совсем не такие, они больше похожи на Тимура. За ними нужно тянуться, развиваться вместе с ними, иначе никак.
– Да. Вожу его… Личный водитель.
– Вы встречаетесь? – шепчет Яна.
– Нет. Просто дружим.
Она мигом сникает и бормочет, что мы были бы красивой парой.
Женя говорит, что не будет мешать девичнику, и сажает нас в такси. Всю дорогу я чувствую напряжение со стороны Ани и слежу за тем, как Яна тоскливо на нас косится.
Я понимаю, насколько скучала, подавляя неловкость внутри, пока мы молча едем по городу, каждый в своих мыслях. Мне должно быть не по себе, но я ощущаю только одну потребность: вернуть все как было. Снова найти людей, которые были мне не просто приятелями, а настоящими друзьями.
– Ян, вы идите, – шепчу я, как только мы выходим из такси, и отдаю ей ключи.
Она, не задавая вопросов, подхватывает Лену и убегает в подъезд, а Аня садится на лавочку и молча ждет, когда я заговорю.
– У нас есть шанс? – спрашиваю ее, садясь рядом. – Ань, я знаю, что ты ждешь извинений, но не понимаю, за что именно? За то, что я стала дружить с Олей?
Она резко поворачивает ко мне голову с полными слез глазами и сжимает в тонкую линию губы.
– Если я была с Егором, значит, должна была быть с его компанией. Я бы не смогла их игнорировать, а ты никогда не смогла бы к нам присоединиться. И не потому, что ты не такая, как они. А потому, что ты этого не хот…
– Не такая! – выдыхает Аня еще более обиженно, чем раньше. – Конечно, я не такая. Не такая красивая, не такая тощая, не такая глупая, как Оля.
– Но ты красивая.
Я знаю, о чем Аня говорит, но не знаю, как объяснить ей, что это неправда. Ей больно. И она от боли на меня срывается. На пять кило полнее сестры, в очках, странных платьях и лаковых ботинках. Всегда в кино, музыке, книгах и учебе. Аня делала все, чтобы не быть такой, как Оля. Не красилась, не покупала кремов для лица. Надевала самую несуразную одежду, какую находила. Я так и не смогла ее убедить, что это неправильно.
– Это ты всегда была красивая. И яркая. Крутая, – с обидой говорит Аня. – А я была как некрасивая подружка. Потом в тебя влюбился самый популярный парень. Потом с тобой стали дружить самые популярные девчонки. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я поверила, будто королева опять снизошла до нас?
– А чего ты хочешь от меня? Чтобы я перестала быть какой? Красивой, яркой или крутой?
Мне больно это говорить, но, кажется, Аня ничего другого не услышит. По крайней мере, она меняется в лице – злится и морщит нос, мол, да-да, рассказывай дальше, как ты хороша.
– Ань, честно, тебе я чем мешаю? Я отказывала тебе в помощи, унижала тебя? Я просто отказалась в какой-то момент вместе с тобой ненавидеть Олю. Мы с ней разные. Мы с ней не стали близки. Но она не демон. И ты не поверишь, но, если придешь к ней и попросишь пройтись с тобой по магазинам, она от счастья слюной подавится.
– Ой, вы что, прям по душам с ней говорили? – Аня опять пытается взорваться.
Но я не даю:
– Ты не веришь мне?
– Ты не знаешь, о чем говоришь!
– Знаю. Потому что если ты считаешь себя дурнушкой сейчас, то я считала себя дурнушкой тогда, оказавшись среди них, модных и красивых. Мне до них далеко. Было. И знаешь, стать такой, как они, легче, чем прочитать от корки до корки хорошую книгу. Были бы деньги и желание. А знаешь что? Когда я сюда вернулась, меньшее, о чем жалела, – это потеря вещей и компании, в которой меня не понимают.
– И что ж ты с ними тогда…
– Был Егор. Мне жаль, что любовь к нему была больше, чем наша дружба. И еще больнее, что твоя нелюбовь к Оле сильнее, чем наша с тобой дружба.
Аня кривит губы и отворачивается.
– Ты не веришь мне?
Встаю с лавочки и сажусь перед Аней на корточки, так чтобы мы оказались лицом к лицу. Ловлю ее руки и крепко сжимаю.
– Я ушла не за красивой жизнью. Я ушла из-за большой любви. И я не хотела тебя бросать и не бросила. Просто моя жизнь изменилась, как изменилась бы и твоя, встреть ты кого-то и полюби так же сильно. Ань, это было неправильно – заменять человеком целый мир. Но и ты живешь неправильно, все силы направив на то, чтобы презирать родную сестру.
– Не лезь в наши от…
– А мне можно лезть?
Тонкий голос Оли вызывает у меня улыбку – она приехала. А я почти не надеялась.
– Что ты тут делаешь?
Аня гневно на меня смотрит, а Оля как будто никого не замечает, кроме сестры. У меня чувство, что это не девочки встретились лицом к лицу, а две Аси из прошлого. Ася-«курочка» и Ася-капитан.
– Ань! Это правда, если ты подойдешь ко мне…
– Да не нужна мне твоя помощь!
Аня выпускает иголки, как обычно, но я за этим уже не наблюдаю.
– Удачи, – шепчу Оле и иду в квартиру, где ждут подруги.
Глава 39
Лена и Яна сидят на кухонном подоконнике, болтают с бокалами вина в руках. Кажется, что они уже не первый и не десятый раз у меня в гостях.
– Сбежала? – Яна тут же вскакивает. – Аня… все? Не придет?
– Все зависит от Оли, – отвечаю.
Яна тут же прижимает руки к губам:
– Что ты наделала…
– Исправила кое-что, не более того. Думаю, что, если бы я тогда не ушла от одной сестры к другой, у них мог бы появиться шанс. Вот сейчас у них он, быть может, и появится.
– Да нет!
– Оля два года провела, слушая мои проповеди про кино, важность женской дружбы, про наши тусовки на первом курсе, квизы. И знаете, что я вам скажу? Оля всю жизнь завидовала Ане не меньше, чем Аня – Оле.
– У соседа всегда трава зеленее, – философски подмечает молчаливая Лена, которая никогда не проронит лишнего слова. – А у тебя хороший вид из окна.
Она кивает на квартиру Кострова, где горит свет. Он в одних пижамных штанах перетягивает веревку с Вячеславом.
– Вы вот прям точно просто друзья? – шепчет Яна, глядя в окно.
– Ну вот если прям точно… – нерешительно начинаю я.
Оля и Аня заваливаются спустя три часа, чтобы попрощаться и поехать домой. Они обе заплаканные, но уже совсем не злые. Аня смотрит на меня почти с сожалением. Хоть что-то новое. Мне кажется, что лед тронулся наконец. И становится тепло на душе.
То, чего мне так не хватало. Три часа с Яной и Леной в разговорах взахлеб выворачивают наизнанку, и я честно делюсь тем, что у меня внутри, и говорю о многих вещах. Так странно обсуждать свои страхи прилюдно, разбирать каждый из них на детали. Проговаривать и слышать в ответ, что я не одна такая. Что никто ничего о своей жизни на самом деле не знает. Я говорю: кажется, единственное, что я люблю, – это кино и швейная машинка. Старушка и гипсовый кот Персик. А слышу, что Яна до чертиков боится брака и совсем к нему не готова. Лена мучается от синдрома самозванца и смелая только в сети – в жизни же двух слов связать не может и вот-вот погрузится в депрессию: последние полгода боится выходить из дома.
Проблемы, оказывается, есть у всех.
И я нормальная. Вообще-то даже не самая потерянная. У меня есть не так уж и мало – Костров, например. Вспоминаю про это и зависаю у окна, глядя, как он там сидит за столом с ноутбуком, то и дело поглядывая на мои окна.
– Ась! – Аня заставляет к ней обернуться.
– М-м?
– Мы пошли.
Вижу, что девочки уже оделись, как будто я выпала не на минуту, а на целый час.
– Нас Оля развезет по домам.
Как только про нее заходит разговор, Оля машет ключами и улыбается мне:
– Посидим завтра в обед в кафе?
Я смеюсь, а потом начинаю плакать, как настоящая истеричка, и Аня делает то же самое, прежде чем меня обнять.
Нам еще говорить и говорить, но я уже верю, что только о хорошем. Девочки уходят, я бросаюсь к кухонному окну и вижу, что жалюзи закрыты, свет выключен. Полночь, Тимур мог лечь спать, хоть и обещал, что дождется. А я слишком переполнена счастьем, чтобы им не поделиться.
«Ау, ты где?»
«Работал».
«А сейчас?»
«А сейчас шнурую кроссовки».
Он скидывает фото кроссовок, отчего у меня сердце стремится к черной дыре, недавно открытой одним талантливым астрономом Костровым.
«Открыто, я в ду́ше».
Костров читает сообщение, но не отвечает. Я ставлю телефон на зарядку, открываю дверь и скрываюсь в ванной комнате. Стою, вцепившись в раковину, и вспоминаю, как когда-то вот так же стояла и казалась сама себе жалкой. А теперь наоборот – радуюсь отражению.
Кострову идти до меня ровно четыре минуты и тридцать секунд. Он ни разу не оставался в моей квартире на ночь, и это что-то новенькое. Я волнуюсь, как в первый раз, теряю счет времени и, когда слышу открывающуюся дверь, еще стою с мочалкой в руках, активно натирая уже раскрасневшуюся кожу.
– Ау! – Голос Тимура заставляет все внутри ликовать.
– Ау! – кричу ему в ответ, услышав, как щелкают замки.-
– Бу! – Он заглядывает в ванную и бормочет, что надо заменить тусклые лампочки. – Я к тебе не пойду, можешь даже не соблазнять, – бурчит Костров за шторкой, а потом холодные – с улицы – пальцы касаются горячей кожи на моей талии.
Костров вытаскивает меня из ванны. Я визжу и брыкаюсь. Заливаю все водой, стекающей с волос, и роняю пену на его футболку.
– Ты чего? – хохочу я, пока он тянет меня в холодную квартиру, целуя мокрую кожу на шее и груди.
– Соскучился жуть, ты представляешь? – Он разворачивает меня к себе лицом, заставляет обхватить ногами его талию и уткнуться носом в плечо. – Слушай, весь день тут думал…
– Костров!
– …ты меня прям не отпускаешь. Это законно?
– Костро-ов…
– Я вообще нормально работать перестал.
– Я тебя люблю, Костров…