– Эй, Ась!
Я долго сижу без движения, уже остановившись у гаража. Замечательный был день. А мне даже не с кем им поделиться толком.
– М-м?
– О чем думаешь?
– О нас.
– Что случилось? – Он хмурится, но я не вижу тревоги.
– Я, наверное… Мне до тошноты страшно, и я очень устала.
– Ты все решишь, когда будешь готова. – Тимур улыбается и сжимает мои пальцы. – А теперь ты необходима мне в качестве водителя, потому что мне нужно в магазин – пополнить запасы, а потом в офис, так что бери книгу, и пошли.
Я думаю о словах Кострова и о Егоре, который сидел со своим котенком на остановке. Если тот пьет таблетки, быть может, уже нечего бояться? Он адекватнее, чем когда-либо. Стрессанул, ушел в депрессию, и прошло.
«Ой, прикиньте, у Егора котенок появился, так ми-ило! Видели пост его?!»
Девочки болтают в «курином» чате, а я слежу одним глазом, пока иду между витринами магазина вслед за Костровым и пока стоим на светофорах. Колчин вернулся. Он снова собирает у себя Компашку, девочки пищат, кидают фото нарядов, собираясь через неделю на вечеринку. И мне приходит приглашение, практически официальное, да еще и на две персоны:
«Асе и ее лучшему другу».
Сердце раскаляется и от каждого удара с шипением обжигается о грудную клетку. Колчин все знает. И он зол – я читаю это между строк там, где все видят хороший знак и скорое примирение. Дружеское, разумеется.
Мне эти новости не нравятся. Настоящее затишье перед бурей. Я. Жду. Подвоха.
– Ты чего?
– Ничего.
– Ко мне?
– Да.
– Все в порядке?
– Да.
– Уверена?
– Да, блин!
Костров хмурится на мое восклицание, а потом щурит глаза:
– Прости…
– Ничего, все в порядке.
– Я к себе, наверное. К ночи приду, ладно?
Он кивает, и я рада, что могу остаться с собой наедине, не наломав дров. Месяц назад не поверила бы, что смогу закрыть шторы и даже Персика оставить в другой комнате. Сижу на диване. Ноги утопают в ворсе нового дешевого ковра. Дышу и слушаю себя. В окне напротив сидит за ноутбуком Костров с чашкой кофе. Я представляю, как могла бы подойти к нему с сэндвичем на тарелке. Лежать, дочитывая «Поклонников Сильвии» в уютном кресле напротив. Без страха каждый день идти в его квартиру при свете дня.
И дышу.
Вдох-выдох.
Я будто смотрю кино, невероятный фильм об идеальной любви.
Вдох-выдох.
В нем нет Колчина, который придет пьяный и устроит скандал.
Вдох-выдох.
В нем нет его сестрицы, которая заявится среди ночи и попросит спасти брата.
Вдох-выдох.
Нет страха, что все закончится катастрофой и кто-то пострадает.
Вдох-выдох.
Меня бесит, что я чувствую себя под прицелом, но не знаю наверняка, сидит ли снайпер на соседней крыше.
– Ненавижу тебя, Колчин! Ненавижу!
Иду в спальню, чтобы переодеться, и на автомате пишу Кострову, чтобы закрыл жалюзи. Я не сидела напротив этих панорамных окон с книжкой никогда, потому что страшно быть увиденной. Всегда вечный гребаный полумрак, будто мы в картонной коробке.
От мысли «Что он мне сделает?» до «Да что угодно!» один крошечный шаг. Я так боюсь его сделать, что готова от бессилия рыдать.
Я не хочу, чтобы пострадал Тимур. Но еще больше я не хочу, чтобы Егор совсем упал. Мне кажется, что он на последней ступеньке. Лишь крошечный шаг отделяет его от пропасти.
Я устала делить с ним свою жизнь даже сейчас, когда, кажется, все уже хорошо. Хочу, чтобы все закончилось, и поскорее.
– Как же ты меня достал…
Сажусь на корточки перед кроватью и утыкаюсь лбом в покрывало, а потом дергаюсь от нового сообщения. Это Колчин-мать-его-опять.
«Смотри какой!» – пишет он мне, и ниже тошнотворно милое фото с котенком.
Сколько можно?
«Егор, не пиши мне больше. Правда. Ты обещал».
«Ты мне тоже кое-что обещала».
«Ну мы же можем дружить?»
«НЕ МОЖЕМ!»
Хочется швырнуть телефон в стену. Мне душно от Колчина. Он талантливый стратег и талантливый манипулятор, который умело втирается в доверие и в чужую жизнь.
Что мне сделать, чтобы ты оставил меня в покое?
«Я всегда буду рядом, дурочка. Я же говорил».
Глава 41
«Я всегда буду рядом, дурочка. Я же говорил».
Перечитываю это сообщение снова и снова. Чувство, будто опять я в машине Егора и она мчится по дороге, уже потеряв управление. Он всегда будет рядом.
В лекционной шумиха, все обсуждают вечеринку у Егора в субботу. Он хвастается своим котом. Кажется, половина потока вовлечена в обсуждение.
Стою у преподавательского стола и смотрю на Компашку, сидящую на последнем ряду. По центру Егор, как глава этого маленького клана, «курочки» сидят чуть в стороне, с подозрением косятся на меня. «А я говорила» полным составом заняли целый ряд, и рядом свободное место. Видимо, для меня.
И еще пустуют места на лавке рядом с Тимуром, его пальцы уже стучат по клавиатуре.
Ловлю взгляд Егора. Пока какая-то девчонка с потока завладела его телефоном и пищит, глядя на фото котенка, пока Олег и Влад эмоционально что-то рассказывают, Колчин смотрит на меня.
Что ты выберешь?
Налево Тимур, направо «А я говорила». Аня, кажется, понимает, что происходит, и поглядывает то на меня, то на Колчина. Я могу просто сесть рядом с ней, и все, – легкий выбор. Егор победоносно улыбнется, бросит в сторону Тимура какую-то гадость, пришлет мне очередное СМС «Я всегда буду рядом». Интересно, как долго его мнение будет так много значить? Как долго он будет говорить что-то пугающее, а я от страха делать все, чтобы избежать конфликта? Как его мать – всю жизнь? И зачем тогда было уходить?
Опять смотрю на экран смартфона.
«Я всегда буду рядом, дурочка. Я же говорил».
– Лискина, долго будете тут стоять? Сядьте уже! – подгоняет меня в спину Ливанов.
Егора, кажется, трясет. Он сидит, сжав в руке карандаш, который крутил все это время между пальцев. Я могу поклясться, что, если подойду ближе, увижу капли пота на лбу.
– Ну!
Разворачиваюсь на пятках и иду налево, к Кострову, не глядя ни на какого Егора.
– Что ты делаешь?
– Заявление, – шепчу в ответ, бросая сумку на стол так, что все на меня оборачиваются.
– Ася, что происходит?
– Ничего, просто делаю что хочу.
– Выглядишь неважно.
Он ловит мои руки и качает головой, чтобы прекратила шуметь.
Я могла бы сейчас сорваться и прилюдно поцеловать Тимура, расставив все точки над «i». Или на весь поток прокричать, что люблю его. Но снова что-то делать назло Егору? Опять? И так до конца жизни?
Тимур поднимает мою руку. Я наблюдаю за нашими переплетающимися пальцами.
– Смотри.
– Что? – Кажется, он меня заколдовал, но я смотрю на пальцы.
На них падает луч света из окна, и это могут видеть все, желающие повернуть голову в нашу сторону.
– Смотри, мир не рушится, – шепчет он. – Успокойся. Все хорошо, ты не обязана ничего делать.
Я слежу за его большим пальцем, гладящим тыльную сторону моей ладони. Он скользит к тонкой коже запястья, щекотно проводит там и до самого мизинца – по кругу.
– Что ты улыбаешься?
– Если проследить по дневнику моих лабораторных исследований, больше всего повышают пульс именно соприкосновения наших рук.
Я смеюсь в ответ. Дневник исследований. В этом весь Костров.
Он тоже смеется.
Мы на паре Ливанова, сидим, переплетая пальцы и улыбаясь друг другу.
– Тш-ш… Дыши глубже. Ты чем-то напугана?
Я киваю.
– Тебе нужна моя помощь?
Я киваю снова.
– Мне отпустить твою руку, пока никто не заметил?
Я задумываюсь ровно на пару секунд, в очередной раз вставая перед выбором. Костров же ничего не боится. Держит мои пальцы, любуется ими. Были бы наедине, он бы уже их целовал.
Я отрицательно качаю головой.
– Лискина, Костров, я опять вас выставлю за дверь, имейте в виду!
Мы оба поднимаем голову на преподавателя, а потом на задние ряды, где с грохотом летит на пол чья-то сумка. Вещи рассыпаются по ступеням, мне под ноги летят ключи от квартиры. До боли знакомые, те самые, что когда-то я отдала Егору.
– Егор! Ты куда, Егор? – кричит кто-то.
– Колчин, стоять!
Я выныриваю из своего сладкого мира и моргаю, будто привыкая к свету. Колчина в аудитории уже нет.
– Ты чего трясешься? – шепчет Тимур.
На нас все смотрят – это непривычно. Мне кажется, что мы до сих пор не можем друг с другом разговаривать и даже переглядываться прилюдно, так что пытаюсь убрать руку, накрытую ладонью Кострова, а потом себя осекаю.
– Боюсь, что он что-то плохое сделает.
У меня с души свалился камень, но, кажется, ненадолго. Я просто надеюсь, что все закончится сегодня – не хорошо, так плохо.
Поворачиваю голову к Кострову, и оказывается, что он тоже смотрит на меня. Кончики наших носов соприкасаются, а на моих губах появляется улыбка – сама собой, я даже не заказывала.
– Все будет хорошо, – шепчет он, глядя при этом на мои губы.
Внутри все поет от этого голоса и от этого взгляда.
– Я люблю тебя, – шепчу я в ответ, а Костров тянется и целует меня в лоб, заставляя жмуриться от удовольствия.
– Так, пароч…
Преподаватель не успевает договорить, как у меня в кармане начинает неистово пищать иммобилайзер от машины Кострова.
– Ой, простите! Это машина. Кто-то…
Но все, уже забив на правила, бросаются к окнам аудитории.
– Твою ма-а-а-ать! Колчин, ты придурок! – вскрикивает кто-то из его друзей.
«Курочки» подбегают к окнам и почти синхронно прижимают руки к губам с громким «Ах!».
– Что за беспредел? – бормочет Ливанов.
Сначала я думаю, что он про покинувших места учеников. Но нет, преподаватель тоже наблюдает за чем-то в окне.
Мы с Костровым встаем, но бежим сразу на выход, и все друзья Колчина, да еще «курочки», за нами.
– Он какой-то конченый! – кричит кто-то из них.