– А куда трупы девали?
– Бросали у забора с колючей проволокой и охранникам говорили, что нашли убитого там. Убийц не искали. А вместо оружия во время бунта использовали чай. Да-да, чай. Его мочили и, смешав с песком, скатывали в шары, а затем сушили на солнце. Таким шариком можно сломать нос или зубы повыбивать. Сотни таких шаров и камней полетели в охранников, когда лагерь взбунтовался. Использовали и самодельные ножи. Американцы около часа пытались их успокоить, а потом открыли огонь на поражение. Алима ранили в ногу. Но он выжил и вернулся. Слегка прихрамывает, но только злее стал, ему на пользу.
– Он с ним общался?
– С аль-Багдади? – догадался Тарек. – Тогда никто не предполагал, какое будущее его ждет. Но, думаю, Алим при желании сможет вспомнить детали о нем. – Тарек подмигнул. – Я тебя понял, Салим-сайид.
– Надеюсь, ты меня не подведешь, – Петр встал и похлопал сидящего напарника по плечу. – Стихнет эта буря когда-нибудь?
Виолончелист Джамил Хафид играл Баха. На огромной сцене концертного зала аль-Хульд, что находится на правом берегу Тигра. За спиной музыканта восседал полукругом Национальный симфонический оркестр Ирака. Человек шестьдесят пять. После того как их театр американцы сожгли во время вторжения, они же, «благодетели», устроили музыкантов в багдадском Центре съездов в Зеленой зоне.
Баха сменили симфонии Мохаммеда Амина Эззата – дирижера и руководителя этого старейшего оркестра, созданного еще в 1959 году.
Горюнов ерзал в кресле, чувствуя себя как турист, который предполагал весь отпуск проходить в шлепанцах и шортах, а на него, обожженного солнцем, вдруг напялили костюм и бабочку. «Ну, про бабочку – это я загнул, – подумал он, поправляя не менее гадкую вещь – галстук-удавку. – Но ощущение идиотское. Это все Ваджи. Ничего ему толком поручить нельзя. Лишь с журналистом и помог».
Петр лукавил. Ваджи помог. Он договорился о встрече с министром транспорта, охраняемым, как первое лицо в государстве. В Зеленую зону, где он обитал, пробраться вообще не представлялось возможным. А Тобиас зацепился за идею встретиться с аль-Амири накануне отъезда Горюнова в Эрбиль. Петр уже и билеты на самолет купил, а пришлось сперва тащиться в аль-Хульд, потому что на вечер симфонической музыки должен был прийти и министр с сыном и со своим замом.
Зара выпросила для вечера дорогущее шелковое платье и платок к нему в тон, и туфли, и сумочку. Петр слабо пытался сопротивляться, понимая, что через несколько дней Зарифа, как и он, влезет в камуфляж, и на ближайшие месяцы это станет их и повседневной, и парадной одеждой. Но девушка убеждала, что предстать перед министром необходимо в дорогой одежде, чтобы не вызвать подозрений. У Тобиаса был план скорее на далекое будущее, и он хотел заложить небольшой камешек в здание построения взаимоотношений с аль-Амири.
Статья о внезапной смерти Недреда вышла накануне похода в концертный зал в газете «Аль-Машрик». В марте 2004 года журналиста этой газеты шиита Мохана аль-Дахира застрелили в западной части Багдада. Его пытались похитить, но в итоге убили. Труп Мохана привезли в госпиталь, где работал Ваджи. Опознавать приехали коллеги. Так доктор познакомился с Сайедом Али. Его и попросил напечатать заметку. Журналист по знакомству не требовал документальных подтверждений смерти какого-то заезжего турка. Тем более заметку ему щедро оплатили.
Абдуззахир попросил журналиста сообщать координаты Тарека тем, кто будет любопытствовать по-поводу внезапной смерти Недреда, якобы этот человек знает подробности смерти инженера. А от Тарека требовалось всего лишь подтвердить сей факт, хотя Петр опасался, что напарник может устроить самодеятельность и разобраться по-свойски с посланником от ИГИЛ.
Петр вообще ратовал за то, чтобы Тарека как можно скорее вывезли из Ирака и нагрузили работой. «От безделья Тарек дуреет», – сообщил он Тобиасу при встрече в госпитале.
Там же, в кабинете Ваджи, он предложил доктору расписку, схожую с той, которую взял недавно с Тарека. Узнав о предстоящей поездке в Париж с семьей, Абдуззахир, не раздумывая, дал согласие. С Тобиасом как со связным его знакомить не было необходимости.
А Тобиас нагружал Петра перед отъездом, понимая, что останется без разведчика как без рук. Рассчитывать на то, что Горюнов сможет бесконечно долго водить за нос MIT, не приходилось, а стало быть, нужен другой. Тобиас очень сомневался, что в ближайшее время Центру удастся подготовить и прислать полноценную замену. Оставалась слабая надежда на Тарека, как на профессионала, однако он наверняка откажется действовать в Ираке в полном объеме, да и его фанатичное отношение к некоторым национальным вопросам может стать проблемой. Хотя Петр, противореча своему отчету, при личной встрече убеждал Тобиаса, что Ясем Тарек в деле забудет о своих предубеждениях.
…Все музыканты оркестра разом заиграли так, что Петр вздрогнул. Классическую музыку он недолюбливал, она его усыпляла.
В молодости, когда учился в институте, встречался с одной любительницей классики. Она обзавелась абонементом в консерваторию и окультуривала тверского парнишку, коим являлся Петя Горюнов. Правда, Горюнов стремился совсем к другому, встречаясь с девушкой. Каждый вечер надеялся быть вознагражденным и тащился в консерваторию, мучительно таращил глаза, чтобы не уснуть. В голове крутились арабские слова, которые он зубрил круглосуточно, как одержимый. От усталости клевал носом. Однако, когда провожал Катерину до ее дома в Мневниках, то получал только поцелуй в щеку. Обладая завидным упорством, прослушал весь репертуар консерватории, но так и не добился желаемого результата…
Сидящий рядом Ваджи толкнул его локтем, показал на часы. Антракт. Как раз в перерыве предполагалось встретиться с министром. Абдуззахир получил доступ в специальное помещение, где проводили время в антракте высокопоставленные чиновники, пришедшие на концерт.
Хади аль-Амири выглядел не слишком представительно для чиновника. Чувствовалось его прошлое полевого командира. Невысокий, крепкий, смуглый, с седой щетиной на одутловатых щеках, с бровями, нависшими над глазами угрюмо. Он слегка напоминал пещерного человека, но в дорогом темно-сером костюме в тонкую полоску.
«Никто не почешет спину лучше меня самого», – подумал Петр, приближаясь к аль-Амири. Тот стоял у стола с легкими закусками.
– Господин Ваджи, – замминистра поманил рукой доктора. Заместитель стоял рядом со своим шефом аль-Амири. – Это чудесный хирург Абдуззахир Ваджи. А это… – Он повернулся к Петру.
– Мой коллега, господин министр, – подсказал Ваджи. – Доктор Кабир Салим.
Зарифа скромно стояла чуть поодаль, ее никто не торопился представлять. То, что она находилась на расстоянии, вполне устраивало Петра. Он надеялся, что она справится со своим заданием.
– И в какой же области вы специализируетесь? Тоже хирург? – поинтересовался Хади.
– Нет, Кабир – инфекционист, – покачал головой Ваджи. – Работал некоторое время в Стамбуле, а теперь вот вернулся на Родину.
– Я после Стамбула поработал и в Тегеране, – Петр заговорил на фарси, чем вызвал явную заинтересованность министра и подозрение во взгляде. – Там у меня родственники по линии матери.
– Вы говорите, как настоящий перс. – Хади тоже ответил на фарси с явным удовольствием, услышав правдоподобную версию о происхождении Кабира. – Однако вы вернулись сюда. Это похвально. Нам необходимо восстанавливать и нашу медицину, и науку.
– Мне пришлось жить некоторое время за границей. Сначала Саддам, затем повстанцы, которые нападали и на шиитов. Я готов погибнуть за Родину, но не в борьбе с согражданами, пусть и суннитами. Вернулся в надежде, что все наладится, но теперь ИГИЛ на подступах. Страшновато. Но и не вернуться я не мог. Тут могилы родителей в «Долине мира»[42].
– Мои родные тоже в Неджефе похоронены, – кивнул Хади, всем своим видом одобряя решение Кабира вернуться в Ирак. – Правда, после того как саддамовская Республиканская гвардия стреляла по восставшим в Неджефе, а они спрятались в «Долине мира», мне некуда стало приходить. Могилы тяжелой артиллерией разбомбили.
– Мне повезло больше. Мои целы. Как приятно, что в нашем правительстве работают такие люди, как вы. Но не все чиновники в Ираке такие отзывчивые. Мой приятель приехал в Багдад из Турции, прекрасный специалист, портовый инженер-технолог, имеет большой опыт работы в Стамбульском порту. Он араб по происхождению, но почти всю жизнь прожил в Стамбуле. Так вот он, бедолага, уже второй месяц не может устроиться на работу в порт Умм-Касра. Я, конечно, понимаю их опасения, как говорится, не верь туркам, они лживее, чем мираж. Чиновники исходят, наверное, из этого постулата?
– А вы, однако, ядовитый! – улыбнулся снисходительно министр. – Ваше поведение напомнило мне другую пословицу: «Мы промолчали, когда он вошел, так он и осла увел». Я полагаю, вы хотите помочь своему другу? Напишите его данные. – Он поманил одного из своих охранников. Тот подал блокнот и ручку. Судя по тому, что охранник догадался, что требуется шефу, Петр смекнул, что телохранитель – иранец. – А я позабочусь, чтобы те специалисты, что возвращаются на Родину, несмотря на все сложности, не остались без работы и чувствовали себя нужными.
– Спасибо, господин министр, – перешел на арабский Петр. – Мой друг живет у Ваджи. – Он написал новое имя Недреда на бумажке и протянул ее Хади, надеясь, что Зарифа среагирует. – Буду вам очень признателен за помощь.
– Пустяки, – отмахнулся Хади, пряча записку в карман. – Вы лечите людей, а такие как я, – страну, как это ни вычурно звучит.
«Милый парень, – зло подумал Петр. – Поаплодировать ему, что ли? А ведь его ребятки из Бадра славились своей жестокостью по отношению к своим согражданам-суннитам. Как я сейчас понимаю Тарека! Будь он на моем месте, наверняка придушил бы товарища министра. Но мы ручки марать не станем. Он еще нам и помогать будет при необходимости, тем более Хади – человек Ирана. А с Ираном мы дружим».