Петру хватило нескольких минут в кабинке, чтобы сменить рубашку и надеть пиджак и галстук. Затем он приклеил усы, достав их из несессера, где лежали бритва и пена для бритья. Надел очки с простыми стеклами и взглянул в зеркало, закрепленное на крышке несессера. С удовлетворением отметил, что не похож на себя. Горюнова учили при незначительной маскировке перевоплощаться кардинально. Из сумки он вытащил и пристегнул к ней длинный ремешок. Сумку повесил на плечо и завел за спину, придерживая рукой. Вышел вместе с несколькими мужчинами, следуя за группой к выходу из аэропорта.
Следивший за ним человек всматривался в вышедших, но по Горюнову лишь мельком скользнул взглядом. Петр бодро прошествовал к стоянке такси, ощутив минусы своей маскировки – в пиджаке чувствовал себя, как в телогрейке. Он сел в такси и, едва они отъехали от аэропорта, начал разоблачаться. Оставил лишь усы, дабы не смущать таким «разоблачением» таксиста.
К кафе не поехал, не сомневаясь, что Зара в состоянии сама о себе позаботиться. Он отправился на конспиративную квартиру, как было оговорено с Тобиасом еще в Багдаде, чтобы встретиться с Идзи.
Второй связной, который нашел Энлиля в Багдаде после вторжения, был неприятен Петру – бывает несовместимость с первого взгляда. Горюнова раздражали круглое и самодовольное лицо Идзи, неестественно прямая спина. Связной излучал самоуверенность, которую не переносил в людях Петр.
Идзи по договоренности должен был ждать Энлиля сегодня в течение дня на явке. Петр мог появиться там и поздним вечером. Он бы и пришел вечером, чтобы сбить спесь со связного, однако слежка нарушила его каверзные планы, и Петр решил не тянуть резину.
Город из окна такси показался шумным и суетным. Множество фонтанов, цветников, целые дома без следов бомбежек. Петр смотрел на все это с ревностью и обидой за пострадавший Багдад.
Попросил таксиста остановить за квартал от квартиры. Перед отъездом из Багдада он основательно изучил карту Эрбиля и неплохо ориентировался. По раскаленной улице прошел вверх, к светлому семиэтажному дому.
В крохотной квартирке гудел кондиционер и было почти темно от жалюзи на окнах.
– Эта встреча ни к чему. У меня нет никакой информации, – Петр закурил, игнорируя недовольный взгляд Идзи. – Или у вас что-то есть? – Он с ним разговаривал по-английски, как и с Тобиасом. – Или встреча обусловлена тем, что Центр определился с обеспечением меня связью в горах?
– Я слышу насмешку в твоем голосе. Напрасно, – покровительственно утешил Идзи. – Лимонад будешь? Холодный. – Он налил в два стакана из графина, стоящего на высоком столике у кондиционера. – Почему ты избегаешь говорить по-русски?
– Так что насчет связи? – Петр отмахнулся, взял стакан, но поставил его перед собой на журнальный столик, подавляя раздражение.
– Через Авдаляна. Он уже там очень давно, ему доверяют безоговорочно. У него есть спутниковый телефон.
– Все так просто? – Петр вскинул брови.
– Ну, не все так просто, – хмыкнул Идзи и отпил лимонада. – Однако тебе не стоит об этом беспокоиться.
– Кому, как не мне? – спокойно, сдерживаясь, спросил Горюнов, понимая, что разговор с Идзи бессмыслен. Центр спустил указания, а то, что связной интерпретирует их по-своему, – это всего лишь эмоциональная окраска, не более того. Петр чувствовал, что Идзи распирает какая-то информация, не связанная с заданиями Центра.
– Ты устроился в Эрбиле? – Идзи подлил себе еще лимонада и сел в большое кресло – одно из двух, стоящих у журнального столика. Больше в комнате ничего не было. На стенах солнечные ослепительные точки от перфорации на металлических жалюзи.
– В процессе. Я ведь торопился сюда, надеялся на полезную информацию, техническое обеспечение моей вылазки в Кандиль, ну, на худой конец, на ЦУ, – Петр развел руками, демонстрируя этим жестом, что ничего из вышеперечисленного он так и не получил. Зря ходил. С Тобиасом таких проколов не случалось.
– Кое-что для тебя у меня все же есть. Не ворчи. – Идзи казался загадочным. – Речь о твоем приятеле Теймуразе Сабирове.
Этого Петр не ожидал. Неужели вскрылись новые подробности гибели Мура?
– Мне говорили, что вы друзья, – вкрадчиво уточнил связной. Но, не дождавшись реакции, продолжил: – Ты знаешь его жену?
Горюнов взглянул на часы, не подпитывая тщеславие Идзи, не демонстрируя ему свое любопытство.
– Короче, – поторопил он, – меня ждут. Я и так потратил кучу времени.
– Ты не пожалеешь. Так вот его жена и две дочери собрались переезжать. – Идзи взял паузу, улыбаясь. – Как думаешь, куда? – Он передернул плечами. – У тебя такой взгляд, будто ты меня молотком по голове стукнуть хочешь.
– Молоток – это оружие грабителей. А в данный момент ты меня грабишь – время отнимаешь. Короче…
– Короче, – послушно кивнул связной, – она переезжает в Болгарию. Ты знал, что ли?
Идзи не видел никакой реакции, лицо Петра оставалось усталым и безразличным. Энлиль снова взглянул на часы.
– Может, не веришь? – обиженно добавил связной. – Моя жена с ней общалась, информация от первоисточника. По-бабьи поделилась, – добавил он по-русски. – Что она забыла в Болгарии? У нее там ни родственников, ни знакомых. Любопытство, знаешь ли, не порок.
– Не в нашей профессии и не по отношению к коллегам. Не стоит, – Петр сказал это негромко, но так, что Идзи больше эту тему не поднимал.
Зара клокотала от злости, когда Петр все же соизволил прибыть в кафе. Она зашипела на него, как проколотая велосипедная шина.
– Что ты о себе возомнил, Поляк?! Я тут торчу, как пальма в пустыне.
– Образно, – хмуро кивнул Петр. – Уймись! Не заставляй меня злиться!
– Ой, какие мы страшные, – уже не так уверенно прокомментировала курдянка. – Все такие умные… Ты мне не доверяешь, и совершенно напрасно.
– Конечно. Всего-навсего потому, что ты работала на MIT и пыталась убить Аббаса, затем меня, невнятно объясняя это бредовыми радикальными идеями.
Они стояли на улице около кафе, дожидаясь такси, которое вызвал хозяин кафе по просьбе Петра. Зарифа мяла в руках край чаршафа, искоса бросая взгляды на разведчика. Ей было любопытно, где он пропадал лишних два часа, а вернулся мрачнее, чем Босфор в штормовую погоду.
В отличие от связного Зара неплохо изучила Поляка. Знала его, еще когда он был довольно молод и в 1996 году в Турции готовил к вооруженной борьбе группу курдов, в том числе и юную Зарифу. Тогда он на все реагировал более живо, гораздо эмоциональнее. Но уже во время их совместной сирийской эпопеи стал более жестким и закрытым. И все же ей удавалось замечать едва уловимые изменения в его настроении.
Сегодня после своего внезапного отсутствия Поляк вернулся не просто мрачным, но подавленным и даже обескураженным.
– Зачем ты все время напоминаешь? Ты просто не можешь простить мне смерть Дилар, – курдянка вздохнула и покачала головой. – А ведь я ее не убивала и никак не участвовала в этом.
– Я знаю, – отмахнулся Петр и поспешил к подъехавшему такси. Открыл дверцу, положил сумки на заднее сиденье и обернулся, чтобы пропустить Зарифу. Сам он собирался сесть рядом с водителем.
Однако Зарифа стояла там же, где он ее оставил, – на тротуаре у входа в кафе и, пораженная, смотрела на него пристально. Он вернулся к ней и крепко взял ее за локоть:
– Живо в машину!
– Что ты знаешь? – Зара уперлась. – Скажи сейчас. Ты на меня все время смотришь волком. Выходит, не из-за Дилар?
– У тебя своих грешков предостаточно. А с Дилар расправился Галиб, не так ли? Ты чувствуешь свою вину, что не предотвратила убийство. Довольна? Теперь поедем, иначе я расплавлюсь сейчас на солнце. Я просто хочу принять душ. У меня нет настроения анализировать, кто и в чем виноват. Дилар мертва. Мы ее не воскресим. Вопрос в другом – каким образом Галиб был связан с Дилар? Ты знаешь?
Зарифа опустила глаза и покачала головой.
– Подумай об этом, – Петр подтолкнул ее к машине. – Поговорим позже.
Холодной воды тут не могло быть при сорокаградусной жаре. Земля, под которой проложены трубы водопровода, раскалялась и трескалась. Вода текла слабыми теплыми струйками из лейки смесителя над головой Петра. Облегчения не приносила, только выводила из себя, как китайская пытка, когда на голову капают – капля за каплей, капля за каплей…
– Эти чертовы квартиры! – бормотал он по-арабски и раздраженно постукивал ладонью по запотевшему кафелю на стене, где крепилась лейка душа. – Этот чертов Идзи!
На этом всплеск эмоций, который он себе позволил, прошел, и Петр стал прикидывать, почему Александров не сообщил ему об отъезде жены Сабирова за границу.
«Или генерал нарочно так завуалированно сообщил, чтобы не по официальным каналам, а под видом слухов, чтобы не посвящать в подробности Идзи? Но зачем? И что это может означать? Как-то это не вовремя. Мне категорически надо сосредоточиться на другом».
В дверь ванной постучала Зарифа и тут же вошла. Петр, обмотав полотенце вокруг бедер, брился. Отрастающая щетина заставляла его чесаться и чаще бриться.
– Ты меня достала! – порезавшись, зашипел он. – Скоро и во сне будешь являться с упреком во взгляде. Чего тебе? Хочешь исповедаться и причаститься? – Он хохотнул.
Зарифа провела пальцами по шраму на его руке, оставшемуся от осколочного ранения, полученного в Сирии. Курдянка сама лечила Поляка тогда. Он вздрогнул от прикосновения.
– Я же твоя жена, что ты от меня шарахаешься?
Петр повернул к ней лицо в пене для бритья, смерил ее таким взглядом, что Зара отступила.
– Ну да, ты верен своей русской жене, – ядовито отметила она.
– При чем тут это? – Он смыл пену с лица. – Сейчас придет Фарханг.
– А потом? – с надеждой спросила Зара.
Он хотел прервать скользкий разговор, учитывая, что не испытывает к Зарифе ничего, кроме постоянной настороженности. Ему хватило Дилар. Но в ту он хотя бы влюбился. А второй курдянки или, не дай Бог, второй беременной от него курдянки Центр не потерпит.