– Если бы не твое участие в ИГИЛ… – Он досадливо скривился. – Ты воевал в Сирии, а сейчас вдруг вернулся именно тогда, когда игиловцы на подходе к Багдаду. Для чего? Разочаровался в военном джихаде или действуешь по их заданию? Ведешь разведку, а может, готовишь теракт, занимаешься вербовкой?
– Ого, как все запущенно, – поцокал языком Горюнов, ощущая, что струйки холодного пота стекают вдоль позвоночника. Но он улыбался и пил чай в надежде, что у Зары не сдадут нервы и она не залетит в комнату убивать Басира.
Петр механически положил в чай с полстакана сахару. В Ираке чай не заваривают, а варят минут пять, поэтому он крепкий и горький – сахар просто необходим.
– Подумай, брат. Я вернулся с женой, и, как ты справедливо заметил утром, она – курдянка. Ты знаешь о враждебных взаимоотношениях игиловцев и курдов. Как это укладывается в твои конспирологические теории? Это первое. – Петр загнул палец и тут же еще один. – Второе – на кой ляд я стал бы тебе выдавать себя с головой, рассказывая, что воевал на стороне ИГИЛ, если бы на самом деле планировал в Багдаде осуществлять тайную миссию, возложенную на меня исламистами? – Он заговорил громче и увереннее, увидев сомнение на лице Басира. – Так вот. Учитывая все ранее изложенное, скажи, а тебе не приходило в голову, что в ИГИЛ я мог пойти вовсе не из-за вдруг вспыхнувшей во мне истовой религиозности? Какую бы подпольную организацию ты ни представлял, как я вижу ситуацию, цель у нас одна – сохранить целостный, обороноспособный Ирак. Я не говорю про Север страны. Курды – отрезанный ломоть. Они и в Сирии свое возьмут, и, может быть, в Иране… Речь идет о более серьезных вещах – существовании Ирака как государства. ИГИЛ – реальная и страшная сила.
– На курда ты вроде не похож, – у Басира шел интенсивный умственный процесс. Он спрятал пистолет за пояс и подцепил финик с блюда крепкими смуглыми пальцами. Пожевал задумчиво. – Хочешь сказать, ты мне нарочно выдал информацию о своем участии в ИГИЛ? Дескать, не я тебя разоблачил, а ты меня подталкивал к пониманию? Решил, раз я суннит, значит, одобрю твою сирийскую командировочку, потому и сболтнул. Хотел, чтобы я тебя еще больше зауважал? Ан нет!
Басир угадал. Про ИГИЛ Петр «сболтнул» в основном именно поэтому. Ему понравился вариант, который предлагал напарник. Такая версия могла стать компромиссом и выходом из ситуации. Главное, чтобы Басир сам себе все объяснил и поверил в это.
– Ну наконец у тебя наступило прояснение, да, подталкивал к пониманию, – выдохнул он, чувствуя себя так, словно только что вылез из ямы, за край которой цеплялся краешками пальцев, и даже поднялся на первую ступень высокой лестницы. Но не тут-то было…
– Тогда это тем более подтверждает мои подозрения. Ты – разведчик. Чей?
– Шайтан! – разозлился Петр. – Да что ты прицепился? Ну почему я обязательно должен быть разведчиком? Может, у меня совсем другие интересы, не разведывательного характера? А даже если бы являлся разведчиком, неужели признался бы в этом, как думаешь?
Басир покивал. Он выглядел удовлетворенным. Не ответами Кабира, а тем, как друг держится. Басир не сомневался, что имеет дело с разведкой. Но анализ ситуации привел его к выводу, что Кабир все же не турок – напарница-курдянка опровергала эту версию процентов на семьдесят. Их тандем противоречил бы здравому смыслу.
Он пригладил криво подстриженные саддамовские усы.
– Не разведчик, говоришь? Да, не каждый это заметит. Но с тобой три года бок о бок жил контрразведчик. Я слышал, как ты говорил с торговцем коврами по-персидски, с Зарой по-турецки. После возвращения из Сирии – твой арабский… Раньше я думал, что ты из центральных провинций Ирака, но теперь… Я убежден, ты из Сирии. Если не кадровый офицер, то агент сирийской военной разведки.
Петра заподозрили в работе на разведку Сирии, ведь он внедрялся в ИГИЛ именно там. «Неплохо, если Басир пока зацепится за версию «сирийской разведки». Надо ему подкинуть дровишек для размышлений», – прикинул Петр.
– Правда, в эту схему не очень укладывается тот носатый в жилете и с тростью. Он ведь турок! – выразил сомнения Басир.
– «Под прикрытием ислама Турция часто использовала политику в корыстных целях и даже часто пыталась отлучить нас от родного языка, – Петр прикрыл глаза, вспоминая цитату точнее, и продолжил: – Но однажды арабы восстали, они сказали туркам: “Мы не допустим вас в наши дома, хотя вы и наши братья. Мы не хотим, чтобы вы господствовали над нами”. Но оглянитесь по сторонам, нас снова пытаются поработить. Правда, под покровом ислама к нам идут совсем другие завоеватели». – Петр открыл глаза и успел заметить смятение на лице Басира.
– Ты цитируешь Саддама?
– А где, по-твоему, баасизм зародился? – вопросом на вопрос ответил он, имея в виду Сирию.
Басир опустил голову, словно прислушивался к своим ощущениям.
– История о моем участии в ИГИЛ была своего рода катализатором для тебя, – продолжал Петр, не дожидаясь реакции собеседника. – Лакмусовой бумажкой исламиста. И этот «лабораторный» опыт дал мне положительный ответ. Настоящие, истинные приверженцы нашей партии не отвергают ислама. Религии, и не только ислам, – это наши культурные ценности. Но Саддам выступал за светское государство, в котором ислам – завещание арабской культуры, своего рода доказательство нашей уникальности и гениальности. Но ислам не становился поводом для войны. Истинный баасист не встанет под черный флаг псевдоислама, а уж тем более псевдоджихада.
– Но ты же встал! – Басир поднял глаза, и они показались собеседнику особенно темными и усталыми. Словно человек бежал марафон, не заметил, как пересек финишную черту, и продолжает изнурительный бег, а ему вдруг крикнули: «Все, хватит, остановись!» А он не верит.
– Чтобы понимать, с чем имеем дело и как с этим бороться. – Тут Петр мог быть искренним. – «Европа сегодня так же боится ислама, как она боялась его раньше. Сейчас она знает, что сила ислама теперь переродилась и появилась в новой форме: арабском национализме». Афляк[17] это сказал аж в 1943 году. Что изменилось? – Он развел руками и вскинул брови, изображая снисходительность и контроль ситуации, хотя не чувствовал до конца этот самый контроль. Действовал интуитивно, но в то же время стараясь применить техники психологического воздействия, которым его в свое время обучали, – оказать давление на собеседника, перехватить инициативу, но старался делать это не слишком настойчиво, учитывая признание Басира в работе на аль-Мухабарат – его тоже обучали схожим техникам.
– Допустим, – набычился Басир, явно пытаясь уловить, в чем подвох. – Сообщая мне о поездке в Сирию, ты прощупывал почву, искал союзника. Союзника в чем? Какие у тебя задачи здесь?
– Борьба с ИГИЛ сейчас всеобщая цель для сохранения арабского мира как такового. Внутри нашего общества заложили бомбу, да так ловко, с механизмом на неизвлекаемость. Задействовали в ней местные детали-ресурсы, в частности, в лице твоих братьев по армии и партии, которые бросились в омут черного халифата, спасая семьи и себя от нищеты. Они отказались от идеи ради сиюминутного. Я их не виню. Они обычные люди. Побоялись остаться истинными приверженцами своих идеалов, своей Родины и продолжить борьбу с американцами, с империалистами. Дали слабину, а в итоге оказались в рядах фанатиков, которые могут стать пусковым механизмом и разрушить до основания весь арабский мир. Ислам – как скелет в человеке. Если он ослаб или, того хуже, выдернуть его из человека, что останется? Безвольная кукла. Мы потеряем идентичность. И нас будут дергать за веревочки все кому не лень. А кому всегда и больше всего мешали арабы на Ближнем Востоке, стояли костью в горле?
– Израиль, – кивнул Басир.
– Наш ислам поразили бациллой «ИГИЛ». Болезнь развивается. Так дискредитировать одну из великих мировых религий еще никому не удавалось за всю историю человечества. Так вот, взрывной механизм «ИГИЛ» опутал проводами ислам и арабский мир. Либо бомба взорвется сама, когда установившие ее решат, что пора, либо мы обезвредим. Впрочем, и арабы, и наша религия все равно получат если не фатальный урон, то такое поражение, от которого не оправятся еще очень долго. Но все же в таком случае шанс будет. Кто, кроме нас – Ирака и Сирии? Мы больше всего заинтересованы в такой борьбе.
– Я думаю, есть еще страны, заинтересованные в нашем единстве и наступлении мира на Ближнем Востоке. – Басир покосился на него, наблюдая за реакцией.
Петр подумал, что его полемический задор просвистел у виска Басира, но… мимо. Тот, похоже, четко помнил про свой интерес и не отложил в дальний ящик подозрения.
– Наверняка. Есть страны, которые заинтересованы не только теоретически, но и помогают на деле – оружием, например, – не стал отпираться Петр. – Или курды, кстати говоря. Они хотят свое государство, но не такое, какое получили от американцев иракские курды. А по-настоящему независимое. Стоит пойти им навстречу, чтобы не потерять все. Главное, чтобы курды помогали, а там поглядим, – он подмигнул Басиру. – Вспомни мудрую выдержку Саддама, когда он вывел войска из Северного Ирака. Заодно прекратил снабжение. Хотите быть независимыми – справляйтесь сами. Тем более под международной опекой. А Барзани и Талабани не поделили власть и прибыль от контрабанды в Турцию. Вражда между племенами и родами. Куда от нее деться? Вот ДПК[18] и ПСК[19] грызли друг другу глотки. В конце концов, как и предполагал Саддам, Масуд Барзани обратился к нему за помощью, и все встало на свои места. Ты же помнишь в 1996 году наступление иракской армии и захват Эрбиля. А заодно Саддам кардинально разобрался и с Ахмедом Чалаби, сотрудничавшим с ЦРУ и с его ИНК[20], созданным на деньги американцев. А еще раньше была операция «Анфаль»[21]