Престарелые супруги немало времени проводили в молениях, а в 1769 году, по распоряжению Василия Ивановича, для Спасской церкви был отлит и освящен большой медный колокол. Похоронен Чулков здесь же. Его тело погребено на правой стороне, при входе в церковь, под столбом. К столбу прибита медная доска, на коей выгравирована стихотворная эпитафия, подводящая итог его земному бытию:
Воззрите, смертные, своими днесь очами,
Загладьте место вы прежалкими слезами!
Бессмертной славы муж повержен здесь лежит,
Молчанья вечного приняв спокойный вид.
Закрыв свое лицо, Отечества любитель,
Императрицы Елизаветы Петровны раб и вернейший служитель,
За многие труды кой назван камергер,
Был аншеф-генерал, великий кавалер.
Препроважая жизнь, хранил он добродетель,
Для бедных и сирот усердный благодетель,
Он ближних, как себя, любил и почитал,
С законом Божиим согласно поступал…
Да будем помнить мы, что здесь
Василий Иванович лежит Чулков.
В 700 году от матери рожденный,
В осьмнадцатом же служить определенный,
В 1775 год похитил и сразил для всех любезный плод,
Четвертое число июня показал
И пополудни во 2-м часу жизнь его скончал.
Такое возвеличивание Чулкова за его рабское и беззаветное служение императрице кажется чрезмерным и до смешного высокопарным. Но для этого есть и свои резоны. Василий Иванович все же останется в российской истории. Конечно, имя его сопрягается с делами амурными и предметом самым прозаическим – тюфячком у монаршего ложа. Но, как отметил историк, биография фаворитов царствующих особ «не представляет из себя главу любовной хроники; это глава истории России, и с ней следует ознакомиться – хотя бы рискуя натолкнуться на Чулкова… со своими подушками, матрацем и всем остальным».
Обойденный наградой. Платон Мусин-Пушкин
Среди фаворитов будущей императрицы Елизаветы Петровны граф Платон Иванович Мусин-Пушкин (1698–1745) стоит особняком. Как и два других ее высокородных аманта Александр Бутурлин и Семен Нарышкин, он был знатным дворянином и находился с ней в кровном родстве. Однако граф оказался единственным из сердечных избранников Елизаветы, кому она, обыкновенно столь благодарная за любовь и щедрая в наградах, не воздала по заслугам за доставленные ей минуты счастья. На прочих ее фаворитов, даже мимолетных, пролился золотой дождь чинов и почестей; Мусин-Пушкин же остался ни с чем. Об этом наша история…
Старинный, восходящий к XV веку род Мусиных-Пушкиных в XVIII веке обессмертил Алексей Иванович Мусин-Пушкин (1744–1817), известный археолог, президент Академии художеств, открыватель «Слова о полку Игореве» и Лаврентьевской летописи. Пращуром же его считается Михаил Тимофеевич Улитин-Пушкин по прозвищу Муса. Дед нашего героя, Алексей Богданович Мусин-Пушкин, служил комнатным стольником при государе Алексее Михайловиче, причем слыл человеком книжным, ибо проявлял острый интерес к истории Отечества. Вместе с супругой Ириной Ивановной (урожденной Полозовой), тоже дамой весьма просвещенной, они составили сборник «Книга о великих князьях русских, отколь произыде корень их», основанный на самом широком круге источников – летописях, русских сказочных повестях, народных преданиях и т. д. Впрочем, Ирина Ивановна отличалась еще и вольностью поведения, ибо есть неоспоримые свидетельства, что сын их, Иван Алексеевич Мусин-Пушкин (1661–1730), на самом деле был плодом ее амурной связи с «тишайшим» царем. Это, кстати, признавал и сам Алексей Михайлович, который в минуты веселости называл его «мой сын Пушкин». Говорили, что и внешне Иван был необыкновенно похож на своего царственного брата, Петра I. Так что можно считать, что эта линия Мусиных-Пушкиных была первой внебрачной ветвью царского рода Романовых.
Надо сказать, что карьера отца нашего героя Ивана Алексеевича задалась сразу: как и его отец, он с отрочества служил царевым стольником, в 1682 году был пожалован чином окольничего и послан воеводой в Смоленск, а затем в Астрахань. Но поистине стремительно взошел Иван Мусин-Пушкин уже при Петре, который в приватных разговорах часто называл его «братцем». Он получил боярство, а после Полтавской баталии, где «был от его величества неотлучен», и высокий чин тайного советника.
Женатый на племяннице патриарха Иоакима Мавре Савеловой, Иван еще при жизни этого пастыря глубоко вник в дела духовного правления и оставался небезучастным к ним и при следующем патриархе, Адриане. Потому именно Иван Алексеевич возглавил в 1701 году Монастырский приказ – светское учреждение, управлявшее церковными имениями в пользу государства. И вовсе не случайно Петр поручил ему сколь масштабную, столь и скрупулезную работу по сбору копий с древних рукописей (летописцев, хронографов, степенных книг, жалованных грамот великих князей московских) для сохранения памятников русской старины. Государем были оценены широкая эрудиция «братца», его знание истории, полученное от родителей, и то, что Иван был отчаянным книгочеем и собрал знатную библиотеку книг самого разнообразного содержания.
И вот уже Иван Алексеевич начальствует на Московском печатном дворе, редактирует, готовит к тиснению первые русские книги гражданского шрифта, о чем ведет оживленную переписку с царем. Заслуги Ивана Алексеевича были столь впечатляющими, что Петр возвел его в 1710 году в графы, в 1711 году, когда был учрежден Сенат, назначил сенатором, а в 1723 году – членом Высшего суда. Иван Мусин-Пушкин был непременным участником оргий и вакханалий недоброй памяти Всешутейшего, Всепьянейшего и Сумасброднейшего Собора, где выступал под шутовским именем Иоанникия, митрополита Киева и Галиции. Известно, что в этой заведенной Петром институции государственного смеха все переворачивалось с ног на голову, сакральное объявлялось абсурдным, а профанное сакральным. И то, что Мусин-Пушкин занимал две церковные должности: серьезную – руководитель Монастырского приказа, и шутовскую – потешный митрополит, – сулило ему все новые и новые царские милости и щедроты.
Современники отзывались о графе Иване как о человеке даровитом и умном, однако пронырливом, изворотливом и до чрезвычайности «подлого характера и придворного низкопоклонства». Известен случай, когда граф, желая подольститься к Петру, стал превозносить до небес его заслуги, всячески принижая при этом его отца, царя Алексея Михайловича. Тогда император схватил его за плечи и гневно сказал: «Унижая отца моего, ты огорчаешь меня более, если б ты унижал меня самого. А тебе хорошо известно, что у тебя меньше, чем у кого бы то ни было, прав нападать на моего отца». После сего Петр обрушил на него град ударов своей знаменитой трости. И Мусин-Пушкин со словами «Виноват, государь» раболепно поцеловал каравшую его руку.
А вот наш герой, сын Ивана Алексеевича, Платон, в отличие от отца, был смел, отважен, решителен, обладал обостренным чувством собственного достоинства и верностью кодексу дворянской чести. Он ни перед кем не прогибался, не скрывал презрительного отношения к подлецам и пролазам, даже самым сиятельным. Отличался раскрепощенностью, остроумием и, как говорила Екатерина II, «свободоязычием» – свойством, столь редким в сервильной среде придворных льстецов.
Надо сказать, что Петр с самого начала проявлял к Платону повышенное внимание и заботу, называя его в шутку «господином племянником». После того как тот получил надлежащее домашнее образование, царь рассудил за благо направить его учиться в Европию. И вот Мусин-Пушкин объявляется в Париже с рекомендательным письмом, адресованным свояку Петра (они были женаты на двух сестрах Лопухиных), российскому послу князю Борису Куракину: «Посылаем мы к вам для обучения политических дел племянника Нашего Платона, которого вам, яко свойственнику, как свойственника рекомендую. – Петр». Подробностей заграничного школярства нашего героя не находится, кроме одной характерной детали, свидетельствующей о широте души этого русского студиозуса. Знаменитый Арап Петра Великого, Абрам Ганнибал, обучавшийся тогда в парижской Военно-инженерной школе, в своих письмах к секретарю царя Алексею Макарову жаловался на нищету и долги, добавляя: «Ежели бы здесь не был Платон Иванович, то я бы умер с голоду. Он меня по своей милости не оставил, и я обедал и ужинал при нем все дни».
По просьбе престарелого отца, остро нуждавшегося в поддержке, Мусин-Пушкин частенько наезжал в родные пенаты. И Петр всегда был чрезвычайно рад таким встречам. Великий реформатор понимал, что обрел в лице племянника талантливого и умного исполнителя своих грандиозных преобразовательных планов. «Политичный» кавалер, владевший несколькими иностранными наречиями, блестяще образованный, Платон в то же время был и ревностным российским патриотом (слово это будет введено в русский язык вице-канцлером Петром Шафировым в 1722 году). Его галантные манеры и европейский лоск особенно выделяли его, поскольку и сама природа наградила его весьма привлекательной наружностью, благородной осанкой, статью, отменным сложением. Добавим к этому знатность рода графа Платона – и портрет одного из самых завидных российских женихов той поры будет завершен.
Не удивительно, что монарх решил устроить счастье своего «господина племянника» и сосватал ему богатейшую невесту, младшую дочь сибирского губернатора, князя Матвея Гагарина (по иронии судьбы, казненного впоследствии за непомерное казнокрадство). Сговор состоялся, и уже был назначен день свадьбы, но нежданно-негаданно строптивая княжна прямо из-под венца сбежала в монастырь и приняла монашескую аскезу. Как ни возмущался Петр, как ни усовещивал беглянку разгневанный отец – все без толку. На сердце Платона Ивановича, так и не уразумевшего резоны своего амурного афронта, легла тяжелая печаль.
И панацею от душевных невзгод Мусин-Пушкин находит вдали от дома, в государевой службе на дипломатическом поприще. В 1716–1719 годах граф состоит при миссии посла князя Бориса Куракина во Франции и Голландии. В 1719 году Петр посылает его эмиссаром в Данию, вести судьбоносные для России переговоры о военном сотрудничестве двух стран. Причем царь дает Платону поручения самого деликатного свойства. Так, 3 июня 1719 года он вручает ему секретную инструкцию о возможном французском посредничестве при заключении русско-шведского мира, в коей предлагает заменить своего парламентера барона Шлейница «министром российской нации». И граф исполнил волю монарха в точности, как, впрочем, выполнял и прочие дипломатические задания императора в Гессен-Касселе, Гааге или Париже.