злучить. И я верила, что боль никогда не вернётся в его ветер…
— Катя! Катюша!
— Мама!
Я свернула свой поток, закрыла каналы, сняла датчики. Оказалось, что я почти в бессознательном состоянии, еле сижу, цепляясь за Валерку. Я с трудом выпрямилась, оперлась локтями на стол, вскинула голову.
— Я в порядке. Лерка, на этот раз ты не отключался? Я вряд ли смогу сразу же повторить это ещё раз…
— Мам, ничего не надо повторять, — он легонько ткнулся лбом мне в плечо. — Я всё понял. Не буду больше уговаривать тебя. Поступай, как хочешь.
— Тебе пора. Мембрана открыта, не надо искушать судьбу. Вдруг второй раз она мне не повинуется? Иди, сын. Тебя там ждут.
Он неловко улыбнулся:
— Тогда проводите меня.
Мы втроём вышли из домика и остановились в паре метров от вибрирующего воздушного сгустка.
Лерка посмотрел на Валерия с грустью:
— Прощай, что ли… — и подал ему руку. — Лучше бы ты всё-таки остался Маем.
Валера усмехнулся, пожимая руку сына:
— Счастливо тебе, Валард. Не беспокойся, с мамой будет всё хорошо.
Лерка помешкал немного, но всё-таки потянулся обняться с отцом, так, чисто символически, чтобы, как говорится, не обидеть. Потом он повернулся ко мне.
— Мама, я чувствую, что делаю что-то неправильно.
— Ты делаешь всё правильно, — я крепко обняла сына, взлохматила его кудри. — Там очень плохо без тебя, Лерка. Ты нужен Олегу. Береги его, пожалуйста.
— Хорошо, мам.
«Мама! Всё равно это неправильно! Пойдём со мной!»
«Ты же прочёл меня. Ты всё видел. Я уже не смогу без Валерия».
«Что же я папе скажу?»
«Ты найдёшь, что сказать».
— Мама, мы ведь увидимся, правда?!
— Конечно, увидимся. Когда-нибудь, обязательно.
Лерка отступил от меня, подошёл к мембране, оглянулся на нас, махнул мне рукой, шагнул в плотный сгусток и исчез. И я сразу же потеряла его поток. Его больше не было в этом странном мире.
Я стояла и смотрела, как рассасывается мерцание и исчезает вибрация. Воздух снова стал невесомым и прозрачным.
У меня отлегло от сердца. Мне удалось. Мой план сработал. По крайней мере, главная его часть.
Руки Валерия легли мне на плечи.
— Высший пилотаж, Катюша!
— Что именно? Общее поле воспоминаний? Так это всего лишь развитие твоей же собственной методики с датчиками.
— Я вообще о твоей… тактике убеждения. Ловил себя на мысли, что я сам почти что тебе верю.
Я повернулась к нему:
— Ты уж прости меня. Ничего другого я придумать не смогла. Я сразу знала, что если просить Примара, то мембрана будет открыта только для одного. Какой у меня был выбор?
Он смотрел на меня с нежностью.
— Не извиняйся. Ты молодец. По-другому, пожалуй, нельзя было. Я уже испугался было, что и это не поможет.
— Только бы он ни о чём не догадался. Назад ведь прибежит, — вздохнула я.
— Этот может, — задумчиво кивнул Валерий. — У него совершенно твой характер.
Моя голова ещё гудела от сеанса воспоминаний. Как всегда, после сильной ментальной нагрузки, из меня уходило последнее тепло. Только Олег знал, что в этом случае со мной делать. Мне сразу захотелось принять из его рук чашку крепкого сладкого чая. И ещё сильнее захотелось, чтобы его руки обхватили покрепче и согрели. И чтобы потом меня разбудил его голос… Я одёрнула себя. Не зарываться! Почему мне всегда хочется в первую очередь того, на что я не могу больше рассчитывать?
— Катя, — тихо сказал Валерий, тронув меня за плечо. Я вскинула голову. Валера кивнул в сторону.
Примар стоял на краю лужайки и с любопытством глазел на нас.
— Я свою часть договорённости выполнил. Претензии есть?
— Я хочу убедиться, что мой сын именно там, где должен быть.
— Да без проблем, — пожал плечами Примар, и в моей голове звякнул звоночек на новый киносеанс.
Кино было коротким. Мне показали холл в Юркиных апартаментах. Брат стоял, отвернувшись к стеклянной стене и отчаянно пытался спрятать непрошенные слёзы. А Олег, растерянный и трогательно счастливый, просто не мог выпустить сына из медвежьих объятий: спросит что-то и, толком не выслушав ответ, снова тискает.
— Убедилась? — осведомился Примар.
— Да. Что дальше?
— А дальше — всему своё время. Резвитесь, дети мои. Паситесь на травке. Придёт время платить по счёту — я объявлюсь.
— А разве вы уже не в расчёте? — подозрительно уточнил Валерий. — Ты отпустил одного. Парень ушёл, а его мать осталась. Всё, как ты сказал.
— Нет, вы меня не путайте, — ласково сказал Примар. — Ишь, хитрецы. Мне нужен равноценный обмен. Ты, Катя, припоминаешь, как мы с тобой сделку заключали двадцать лет назад? Что я тогда сказал? Что за жизнь я могу принять только жизнь…
Валера напрягся. У меня тоже нехорошо заныло сердце.
— … Я человек принципиальный. Жизнь за жизнь. Ребёнка за ребёнка. Я отпустил твоего сына, а за него я возьму твою дочь. Без вариантов. Всё по-честному.
— И каким образом ты её возьмёшь? — я шагнула к нему. — Не дашь ей родиться? Или дождёшься и отберёшь?
— А я ещё не решил. Всему своё время. Так что пока не забивайте себе голову.
Я крепко зажмурилась, а когда я осмелилась открыть глаза, Примара и в помине не было.
Валерий обнял меня за плечи и повёл в домик.
— Катя, я постараюсь сделать, что смогу…
— Что ты сможешь сделать? Ты не мой ребёнок, тебя он за Лерку не возьмёт.
— Надо подумать. Может быть, его принципы как-нибудь наизнанку вывернуть можно… — Валера успокаивающе погладил меня по плечу. — Ты не паникуй.
— А я паникую? — удивилась я.
— Да вроде нет пока, — усмехнулся Валера.
— Это ты паникуешь. Перестань, не надо. Будем резвиться и пастись на травке. Время у нас ещё есть…
Валера нахмурился:
— Ты думаешь, нам удастся выкрутиться?
— Это неважно, что я думаю. Я думаю, что нам не стоит ничего обсуждать. Это бессмысленно.
«Мы можем обсуждать так, если ты думаешь, что Примар не спускает с нас глаз».
«Валера, так тоже обсуждать нечего».
«Я не верю, что ты безропотно отдашь ребёнка. Нам надо об этом поговорить!»
«Мне неважно, во что ты веришь. Я тебе не исповедник. Отвяжись, наконец».
«Катя, я прекрасно понимаю, что это означает. Ты что-то задумала и хочешь сделать это без меня».
— Замолчи, — отрезала я. — Я больше не хочу об этом слышать! Лучше давай что-нибудь съедим, а то у меня сейчас голодный обморок будет. И потом, надо подумать, где я теперь буду спать. И как мне теперь греть воду? В твоём ручье я всё себе отморожу. И ещё у меня волосы все спутались, а у тебя даже расчёски нет…
— Ну-ну-ну, не всё сразу, — слегка оторопел он. Потом кивнул на стол. — Съешь пока яблоки. А я сейчас дров соберу, картошку испечём. Спать будешь, где и спала, а я в углу на месте Валарда. С водой соображу как-нибудь, я видел, в чём Валард грел. А вот расчёски у меня в самом деле нет. Но я могу тебя постричь. Точнее, ножом обкромсать покороче, и не будут путаться…
Я закрыла ему рот ладонью.
Он замолчал, удивлённо глядя на меня.
— Прости. Прости, пожалуйста, — я привстала на цыпочки и поцеловала его. — Прости меня за всё. Мне ничего не нужно. Не суетись.
Я оставила его посреди комнаты, прошла в спальню, закрыла за собой дверь, забралась на постель, сгребла на себя одеяло, накрылась с головой и свернулась в клубок. Очень хотелось куда-нибудь исчезнуть, раствориться, пропасть без следа. Но теперь я не могла себе позволить этот маленький каприз. Вытаскивать меня было некому. Рук, которым я могла довериться безоговорочно, больше рядом не было.
Глава 15
Валера поставил на стол миску с печёной морковью и придвинул её ко мне. Выглядела эта морковь страшновато, но это был, в общем-то, редкий местный деликатес.
— Ешь, — сказал он. — Это тебе, а я сухариков погрызу.
Валера старался изо всех сил обеспечить мне усиленное питание, насколько это было возможно. Я пыталась это ценить, и старалась не думать о том, имеет ли это в моём положении хоть какой-то смысл. Поэтому я послушно принялась за еду. Вкус был очень даже, несмотря на то, что самые крупные морковины в середине не пропеклись и похрустывали.
Неделя шла за неделей. В нелепом сумасшедшем мире кольца всё повторялось день ото дня. Чем дальше, тем я всё меньше понимала, как Валере удалось уцелеть, как он смог сохранить рассудок.
Яркая красочная местность на самом деле была безжизненной. Не было вокруг ничего живого, не было звуков, не было запахов. Погода менялась словно по приказу, без всякой логики, без всяких примет.
Это был чей-то недосмотренный скучный сон, или чья-то недописанная тупая компьютерная ходилка, единственным достоинством которой была слишком детально прорисованная графика.
Тут нечего было делать. Заняться было нечем, а, чтобы выжить, надо было просто ходить кругами и собирать милостыню.
Даже вырастить что-то в огороде было невозможно, потому что негде было взять то, что в том огороде посадить. Некого было приручить, чтобы заполнить день заботами. В этой ходилке даже забыли про опасности и недругов. Сразиться за жизнь и добычу было совершенно не с кем. Я, конечно же, за мир во всём мире, за дружбу и взаимовыгодное сотрудничество со всем, что движется, но честное слово, если бы за этот месяц вдруг появился кто-то, кому надо было раскроить череп, я бы хоть ненадолго вернулась к жизни.
Возможно, Валерка уцелел только благодаря киносеансам. Всё-таки это была внешняя информация, это были живые эмоции. Пусть эти эмоции были не особо приятны, но они давали переживания и иллюзию причастности.
А меня Примар, видимо, решил свести с ума окончательно. С того момента, как Лерка покинул кольцо, мне не поступало никаких известий о том, что происходит в мирах.
Несколько раз в неделю Валере что-то показывали, совсем коротенькие «фильмы», но у него заметно улучшалось настроение. Он никогда мне не рассказывал, что это было, уверяя, что ко мне это отношения не имеет. Я ему люто завидовала, а он меня жалел. И от этого я бесилась ещё сильнее.