— Ну да.
— Ты-то как через неё прошёл?
Олег пожал плечами:
— Видимо, охота была пуще неволи. Что-то почувствовал, и этого оказалось достаточно.
— А я не пройду. Этот сволочуга что-то крепкое мне в мозгах поставил…
Олег с минуту молчал, легонько гладя меня по голове, потом тяжело вздохнул:
— Да, вижу. Что-то непробиваемое. Поправить не сумею, не знаю, как. Позвал Лерку, может, он сделает что-нибудь.
Лерка прибежал довольно быстро, не сказал мне ни слова, просто сел по другую сторону от меня и, склонив голову, пару минут молчал.
— Я попробую, — сказал он, наконец. — Не делал ни разу, но попробую…
Первый же удар по блокам едва не разорвал меня пополам. Мало того, что это сам по себе не очень приятный процесс, но борьба с блоками ещё усилила боль. Я задохнулась от крика, и Олег не выдержал:
— Стоп! Лерка, нельзя так!
— Олежка, не мешай ему! Так надо! Иначе мне отсюда не выбраться.
— Ладно, — вздохнул Олег. — Только я тебя подержу. Иди ко мне.
Он подтащил меня к себе на колени, обхватил покрепче и кивнул Лерке:
— Работай!
Лерка продолжил экзекуцию.
Я кричала, уткнувшись в плечо Олега, он вздрагивал от каждого моего вопля, но больше ничем не пытался помешать сыну.
Конечно, со временем, когда Лерка наберётся опыта, он будет снимать блоки так же профессионально и буднично, как это получалось у Валерия-Мая. Но первый раз он и есть первый, и я была не уверена, что доживу до успешного конца. Но после нескольких подходов, которые, казалось, выбьют душу из моего тела окончательно, я почувствовала, что стальные листы расползлись, а потом и растаяли. На смену душной глухой темноте пришёл Леркин ветер. Он был сегодня горьким, как полынь, и режущим в кровь.
— Всё. Всё, Лера… Не надо больше!
Сын отступился, сам тяжело перевёл дыхание, согнулся, совсем обессилевший.
— Олег, теперь я пройду мембрану. Можно двигаться.
Он с тревогой посмотрел на меня.
— Можно, можно. Не бойся, я потерплю. Тогда я просто не ожидала такой боли, теперь я готова. Пойдём.
Олег поднял меня на руки и понёс из моей тюрьмы наружу. Я просто сжала зубы покрепче и стала считать баранов, чтобы отвлечься от того, что каждый шаг Олега отдаётся у меня во всём теле. Сзади Лерка тоже поднялся на ноги с глухим стоном и пошёл следом за нами.
Во дворе, на утоптанном окровавленном снегу, рядом с двумя неподвижными телами стоял Бертан. На него тоже страшно было смотреть. Он не плакал, но горестная гримаса перекосила его лицо, а светлые глаза словно состарились и потемнели.
Бертан вопросительно взглянул на меня, его губы шевельнулись, но у меня не было сил отвечать. Тогда Бертан перевёл взгляд на Олега:
— Как она?
— Плохо. Ей срочно нужен врач.
— Я уже дал команду, на тропе нас встретят. Идите вперёд, Олег. Мы с Валардом тут закончим побыстрее, а то мне показалось, что я уже слышу полицейскую сирену.
Олег пошёл со мной к мембране. Я издалека почувствовала её.
— Ты как на этот раз, пройдёшь? — спросила я его.
— Куда я денусь? — проворчал Олег. — Мне ж тебя надо отсюда выцарапать…
Он приблизился к мембране вплотную.
— Всё, ставь меня на ноги.
— А ты сможешь?
— Куда я денусь? — в тон ему ответила я.
Олег осторожно опустил меня на снег. Боль ударила через весь позвоночник в голову.
— Давай, Олежка, иди вперёд.
Видя протест в его глазах, я повысила голос:
— Вперёд! И лови меня там.
— О-кей, ладно, — согласился он и шагнул в поток Первого мира.
Я сосчитала до пяти, собрала силы и решила, что на пару шагов их хватит. Я рванулась в мембрану и просто вывалилась на той стороне.
Олег поймал, как было приказано.
— Позови врачей и иди обратно, — сказала я ему.
— Нет. Я сдам тебя с рук на руки, — возразил он.
— Иди обратно, помоги ребятам.
Олег промолчал и, осторожно ступая по скользкой сухой хвое, понёс меня на тропу.
— Олег, пожалуйста, иди же помоги им! — в бессильной ярости я ударила его кулаком в грудь. Он только головой покачал.
Олег вышел на тропу, увидел ожидающую нас бригаду врачей с тележкой-каталкой, и только тогда он позволил себе сдать свою вахту. Он что-то объяснил врачам, дождался, пока меня устроили на тележке и сделали укол, поцеловал меня, пробормотал в ухо что-то неразборчивое и бегом помчался обратно к мембране.
Укол усыпил меня не сразу, а только минут через пять. Всё это время я держала визуальный канал и смотрела, как на окровавленном снегу около пустующего норвежского склада Олег и Бертан вдвоём безуспешно пытались скрутить Лерку, который рвался растерзать очнувшегося Бэста.
Глава 19
Я проснулась не в больничной палате, а в небольшой светлой комнате, где было тихо и приятно пахло цветами. В кресле, придвинутом к моей постели, сидел Юрка и читал книгу.
— Юра?
Он откинул книгу в сторону и подался ко мне.
— Где Олег? Что с ним?!
— Ну-ну, сестрёнка, — Юра мягко придержал меня за плечи. — Всё с ним в порядке. Я его прогнал поспать, он всю ночь тут просидел. Придёт сейчас, не волнуйся, — Юра успокаивающе потрепал меня по руке. — Как ты себя чувствуешь?
— Да нормально вроде… — пробормотала я, прислушиваясь к себе, посмотрела на свои руки, пощупала плотную ткань странной сорочки с чужого плеча.
Я ещё раз огляделась вокруг. Небольшая угловая комната с двумя окнами, нежные кремовые стены, огромный вазон с белыми розами на низком столике в углу. Какой-то маленький, почти игрушечный диван под окном, а на нём преклонных лет мягкий голубой заяц с бантом.
Кровать, на которой я лежала, была явно поставлена специально для меня. Она занимала половину комнаты и была тут лишней.
— Юра, где это мы?
— Это была твоя детская… — ответил брат. — То есть Рэсты. Комната маленькой Рэсты. Ты не помнишь, конечно же.
Он очень грустно улыбнулся.
— Нет, не помню, — согласилась я и снова посмотрела на голубого зайца. Комнату я не помнила, а вот заяц почему-то не казался таким уж чужим. — Почему я здесь?
— Тебя пять дней подержали в коме, чтобы ты спокойно лежала, пока снимали воспаление, убирали гематомы и вправляли диски. А вчера сказали, что сегодня ты должна проснуться. А уж мы-то с Олегом знаем, что, если ты проснёшься в больнице, мы огребём по первое число. Забрали тебя сюда.
— Почему сюда? Почему не домой?
— Тебе надо ещё несколько дней полежать.
— Юра, я домой хочу!
Юрка нахмурился:
— Слушай, давай без капризов. Дома за тобой присматривать некому, кроме Олега. А он уже и так еле живой, мне его жалко. А тут я буду за тобой приглядывать, пока Олег на работе. Меня же ты допустишь до своей персоны? Мои руки ведь не чужие?
— Нет, конечно, не чужие, — опять согласилась я.
Я закрыла глаза и замолчала.
У меня ничего не болело, но чувствовала я себя отвратительно. Где-то внутри снова пульсировала невидимая струна, толстая и упрямая. И вроде бы ничего плохого она не делала, просто давала о себе знать «Я тут!». Она поселилась где-то между лопаток и резонанс от вибрации бил по сердцу, по лёгким и даже по желудку.
— Катя, что такое? Ты так дрожишь. Замёрзла что ли? — разволновался Юрка и попытался укрыть мои плечи.
Я резко повернулась на бок и свернулась в клубочек. Дрожь не проходила.
— Нет, Юра, мне не холодно, — пробормотала я. — Но мне очень-очень плохо, Юрка, я сама не знаю, почему. Ничего не болит, но мне плохо. Я не могу тут лежать. Я не могу тут находиться… Я хочу уйти отсюда. Ты мне поможешь встать?
— И думать забудь! — ужаснулся Юрка. — Тебе нельзя! Ни стоять, ни даже сидеть пока нельзя. Никакой нагрузки на позвоночник. Ты что, хочешь, как я, с костылями ползать? Ну ладно, мне, допустим, пули из позвоночника вытаскивали, но ты-то что, хочешь сама себя по глупости своей загубить?!
— Юра, не могу я тут оставаться!
— Вот что, сестра, послушай меня! — сурово и резко оборвал он меня. — Если я тебе это не скажу, никто не скажет. Олег так и будет вокруг тебя порхать, он на тебя дыхнуть боится. Лерка потвёрже парень, он бы с тобой разобрался, но ему не до этого сейчас. А я скажу… Брось над ребятами издеваться! Эти твои «хочу-не хочу» всем уже поперёк горла. Бери себя в руки. Делай то, что нужно. Нужно лежать и беречь себя — лежи и береги. Без нытья!
Юрка смотрел мне в глаза, проверяя, доходит ли до меня.
— Катя, твоего ребёнка еле спасли! Было бы дело не здесь, а дома — всё, беда… Только на четвёртый день нас заверили, что всё обошлось. А трое суток знаешь, что тут творилось? Можешь себе представить, что с Олегом было? И куда ты опять рвёшься? Хочешь ему всё это повторить?
— Не хочу.
Юра перевёл дыхание и заговорил мягче:
— Вот когда врачи разрешат, Олег сразу тебя заберёт. А пока лежи тут, что тебе неймётся? Ты ж не где-нибудь, у брата в доме. Комната такая славная, уютная. Розы какие тебе Бертан притащил, посмотри…
Я всхлипнула.
— Всё будет хорошо, Катюша. Только подумай и о нас немного.
— Юра! — я взглянула на него. — Юра, я пыталась её вытащить. Я правда пыталась!
— Я знаю, — он судорожно сглотнул. — Знаю.
— Я сделала что-то не то. Я хотела, чтобы она просто спряталась и вышла из этой заварухи. Но она полезла сражаться вместо меня. Прости меня, Юрочка…
— Тихо, тихо, всё, — Юра легонько сжал моё плечо. — Всё, не надо об этом.
— Она хорошая девчонка была. Она Лерку собой закрыла…
— Успокойся, сестрёнка. Я же отсюда всё видел, да мне ещё и не по одному разу рассказали, как и что, — вздохнул Юра. — Ни к чему повторять, правда. Тяжелее только становится.
В комнату вошёл Олег, Юрка встал ему навстречу.
— Всё, спасибо, Юра, иди! — сказал Олег и встретился со мной взглядом. — Катюша!
Он тут же забыл про Юрку, бросился к постели и склонился ко мне.
— Привет, птаха! — его губы коснулись моего лба, глаз, виска, щеки… — Что ты плачешь, маленькая? Болит что-нибудь?